Это был двадцативосьмилетний молодой человек худощавого, но спортивного сложения с русыми волосами и голубыми глазами. С виду ничего неординарного, но, по всеобщему мнению окружающих, Трент Матиас таил, какаю-то изюминку и неисчерпаемый потенциал, вдохновлял людей, раскрывал новые грани человеческих душ. Близкие утверждали, что Трент прилетел из космоса: не по годам мудр и рассудителен, он обладал воззрением, кое превосходило нормы общепринятой морали, он отличался от всех не внешностью, а именно внутренними чертами. Кроме того, ему было присуще тонкое чувство вкуса.
Трент Матиас блестяще окончил гуманитарный вуз, прошел конкурсные испытания и устроился в юридический департамент корпорации на должность младшего юрисконсульта. За пять лет сумел стать начальником отдела сопровождения договорной работы и успел заслужить безграничное доверие Майкла Гладких.
У Трента не имелось ни связей, ни влиятельных знакомых. Он привык рассчитывать только на себя и трудолюбие вкупе с репутацией приносили свои плоды. Трент руководствовался словами, что непрестанно произносил отец: «Сначала ты работаешь на репутацию, а затем репутация работает на тебя».
На столе завибрировал мобильный телефон, звонил Алекс – самый близкий друг.
– Алло! – воодушевлённо и весело изрёк Трент и уголки рта и глаз растянулись в улыбке.
– Привет, дружище. Вечером встретимся? – приветливо отозвался Алекс.
– Да, занимайте столик. «Банда» в сборе?
– Конечно, он же всегда забронирован.
– Ах да, никак не привыкну, что Присцилла теперь ресторатор. До встречи, – по-прежнему улыбался Трент.
«Бандой» друзья называли давнюю душевную компанию из пяти молодых людей: Алекса, Присциллы, Эммы, Марка и Трента. Познакомились они ещё в вузе, и с тех пор стали не разлей вода. Так вышло, что по полученной специальности работал только Трент, остальные же нашли себе другие призвания, но ни работа, ни личные дела, не мешали им периодически встречаться.
Часы показывали без четверти шесть, а значит, рабочий день подходил к логическому концу.
«Ну что же, продолжим наши изыскания на следующей неделе», – потёр руки Трент, отключил компьютер и направился в гардеробную. Там он сменил строгий деловой костюм и туфли, на удобные джинсы, футболку и кеды. Трент перебросил ремень спортивной сумки через плечо, вышел из здания и направился к такси.
– Куда едем? – чёрство пробурчал водитель.
– В боксёрский клуб, пять кварталов отсюда, – энергично отозвался Трент и сел на заднее сидение.
– Знаю, знаю, – тон водителя был излишне груб, но Трент, будучи в прекрасном расположении духа, не придал этому особого значения.
Парень посвятил нелёгкому хобби более пятнадцати лет. Бокс увлёк его с самого первого занятия, он превозмогал страх, боль, но это не отталкивало его, а привлекало, заставляло добиваться результатов и самосовершенствоваться.
Дело в том, что Трент всегда шёл до конца и этот принцип со временем стал его жизненным кредо. Многие спортсмены впоследствии каялись, что легкомысленно бросали вызов, недооценив щуплого мальчишку. В клубах, где бывал Трент о силе его удара, джебе и левом боковом Фаворита, а так его величали в боксёрских кругах, слагали легенды и опять-таки, также как близкие подсмеивались о неземном происхождении.
Ему нравилось неизбежное одиночество перед испытаниями, каждые три минуты раунда он был безупречно сосредоточен и собран. Трент ощущал секунды, и этот навык помогал ему не просто выигрывать, а сокрушать своих противников на ринге.
Чуткий по природе парень радикально преображался во время боя и превращался в берсерка, максимально эффективно применял комбинаций на основе трёх базовых ударов. Трент выбрасывал их по непредсказуемым траекториям, а непревзойдённое чувство времени застигало соперников врасплох и предоставляло шанс встретиться с «товарным поездом», от которого оппоненты не уворачивались. Ноги выдавали один и тот же смертельный и завораживающий танец, и в подобные мгновения по Тренту невозможно было попасть.
В глубине души Трент благодарил дядю Отто, за то, что он привёл его в боксёрский зал незадолго до скоропостижной кончины. Родители Трента трагически погибли в автомобильной аварии, когда парню только исполнилось одиннадцать лет, по счастливой случайности он остался жив после лобового столкновения.
С тех пор Трент берёг в сердце драгоценные ребяческие воспоминания о беспечности, любви и счастье. Тягостное бремя легло на неокрепшие плечи мальчишки и регулярно подкреплялось насмешками и избиениями ровесников и старшеклассников. После очередного случая, когда Трент явился домой в грязи и сплёвывал кровь, дядя не проронил ни слова, схватил его за руку и отвёл в секцию, ставшую для него домом и школой жизни.
Зал стал местом, в котором мальчик избегал проблем и управлялся с внутренними демонами, терзавшими его душу много лет. Зал являлся местом, в котором Трент переродился, стал мужчиной и начал новую жизнь.
Такси плавно двигалось вперёд, Трент смотрел в окно на фасады домов, стараясь отвлечься, но работа следовала по пятам. Дело было в билбордах, которые заполонили город. Плакаты, вывески и многочисленные изображения на проекционных экранах сообщали о приближении ключевого события столетия – мирового финансово-экономического форума, что запланирован на осень следующего года. С рекламных фотографий широко улыбался, раскинув руки в стороны, не кто иной, как Рендел Мерджер.
Высокий, статный, он выглядел очень моложаво, но что-то заставляло догадываться о далеко не юном возрасте мужчины. Именно Рендел Мерджер возглавлял ту корпорацию, которая за последние три года скупила весь рентабельный мировой бизнес. Очередной покупкой должна стать и та компания, в которой трудится Трент, поэтому он сразу решил отвлечься от навязчивых мыслей о работе и снова переключился на воспоминания: «Жаль, что дядя не увидел, как я выиграл чемпионат и стал мастером золотой перчатки», – промелькнула мысль и Трент кинул взгляд через лобовое стекло машины. Встречный автомобиль выезжал из двора и свет фар на мгновенье ослепил водителя такси, тот резко нажал на тормоз.
– Осторожно! – неожиданно для себя завопил Трент, подогнув ноги, вернулся калачиком на заднем сидении и прикрыл руками голову.
– Ты нормальный? – резко выпалил в ответ таксист, так как сильно удивился внезапной выходке пассажира. Он схватился за подголовник соседнего сидения и повернул тучное тело, чтобы взглянуть назад, – Приехали, – настороженно ухмыльнулся таксист.
– Простите, в детстве попадал в аварию, – неловко отдал деньги за проезд Трент и улыбнулся таксисту в ответ.
– Бывает, – пожал тот плечами и принялся пересчитывать купюры.
Трент поспешил вылезти из автомобиля и оказался у трёхэтажной кирпичной постройки с крупной неоновой вывеской. На фасаде здания рисовались портреты чемпионов этого зала, в том числе фотография самого Трента, а также многочисленные афиши боёв и иных спортивных мероприятий.
Таксист тоже посмотрел на здание, потом на Трента и, прежде чем уехать, покачав головой пробурчал: – Парень, завязывай с боксом.
Молодой человек проводил автомобиль суровым взглядом, накинул ремень сумки на левое плечо и пошёл внутрь.
– Тре-е-е-е-ент! – громогласный отклик наполнил помещение, – Ты пропустил уже две недели.
Из тренерской комнаты вышел коренастый мужчина, лет пятидесяти на вид, в отменной физической форме. Его лысина блестела в свете софитов ринга, на лбу красовался большой шрам, а лицо украшали черные как смоль усы в форме подковы и густые брови, наделяющие его солидным, серьёзным видом, внушающим неоспоримое уважение. Из таких мужчин как он делают гвозди: абсолютный, многократный, а главное, непобедимый чемпион турнира золотой перчатки – Уно Хагель, а ныне тренер, воспитавший сотни талантливых спортсменов, чемпионов и личностей.
После смерти Отто ответственность за воспитание мальчугана на себя взял Уно и его жена Медея. Своих детей у них не было, и они с радостью приняли на себя роль родителей, стойко пройдя все бюрократические мытарства по поводу усыновления. Трент крайне дорожил ими, как настоящими родителями, и даже пробовал шутливо называть Хагеля – папой. В ответ на эти попытки Уно, как правило, выражал недовольство, не будучи сторонником излишней сентиментальности, сохранял неприступный грозный облик. В глубине души Уно любил и ценил этого парня, как собственного сына, но никогда не давал волю чувствам, в отличие от Медеи, старавшейся подарить ребенку всю нерастраченную материнскую любовь.