Вполне возможно, что действия Мадам Казино не были лишены здравого смысла, просто деталей и подробностей никто не соизволил объяснить.

Рассудив так, пожилой режиссер немного расслабился и заставил себя успокоиться: в конце концов, ничего катастрофического не произошло. Спонсор не требует укладываться в какие-то конкретные сроки, не давит на него с экономией бюджета, позволяет тратить столько, сколько необходимо, не влезает в производство и не мешает работать по своему разумению. Конфликт с актрисой? Ну что ж, бывает и такое, не смертельно; МакКою предложили самому выбирать пути разрешения пиковой ситуации, и если он как следует соберется и включит голову, выключив эмоции, он вполне еще может спасти свой фильм. А возможно, и сделает его намного лучше, ведь он сам еще недавно мечтал уволить истеричную парочку. Бойся своих желаний, как говорится; не прошло и месяца, как из парочки остался только один. Может, без своей «прекрасной» второй половины и Тедео наконец «разморозится», и станет играть немного лучше?

МакКой плеснул себе в стакан немного коньяку и откинулся в кресле, смирившись с неизбежным.

Как будет – так и будет.

Хлопнула дверь.

– Я изменил сценарий, – не предвещавшим ничего хорошего голосом проскрежетал над его ухом сценарист, и МакКой сглотнул, медленно открывая глаза.

Интуиция ему подсказала, что все-таки зря он отказался от мысли о новой актрисе…

Бо снова не досталось места на стульях, и он устроился на полу у стены, подложив для мягкости рюкзак.

Он не понимал, для чего должен каждый день приходить на площадку, если в расписании нет его сцен. Но МакКой в последнее время сдвигал все графики и менял расписание так часто, что махнул рукой и просто попросил не слишком именитых актеров постоянно присутствовать где-нибудь поблизости. На случай непредвиденных обстоятельств, туманно выразился он, хотя все прекрасно поняли, о чем идет речь.

Фильм повис на тонком волоске из-за каких-то управленческих неурядиц; с площадки пропала Натали, а Тедео, хоть и приходил исправно каждый день, почему-то не снимался ни в одной сцене.

После того разговора в машине Бо больше не общался с мужчиной; как-то не складывалось. Бо никак не удавалось попасться ему на глаза даже для приветствия: Ниши с обычным своим невозмутимым выражением лица проходил по павильону и растворялся за его пределами. Бо так ни разу и не успел подсмотреть, где же отсиживается этот странный человек.

С другой стороны, это было даже хорошо: после Шопена, когда Бо смотрел на оживающее выразительное лицо, рассказывающее ему музыку, он немножко боялся оставаться с Тедео один на один. Мужчина притягивал своей непонятностью – и пугал ею. Бо неудержимо влекло к этому всегда молчаливому, холодному и спокойному человеку, он казался Бо таким непохожим на других, таким отстраненным, что даже нахождение рядом представлялось чем-то сродни приобщению к тайне.

Тогда, в машине, вдруг показалось, что Тедео совсем не такой, каким его видят все вокруг; и даже не такой, каким его себе надумал Бо. Но какой он на самом деле? Этого Бо не понимал, и старался не задумываться. Лучше не пытаться узнать… ведь правильно ему тогда сказала Натали, нет ничего глупее, чем влюбиться в натурала. И хотя гомофобом Тедео не оказался, это еще не значит, что интерес со стороны Бо покажется ему приятным.

Если отбросить очевидный факт, что Тедео не увлекается парнями, Бо ничем не может его заинтересовать. Ведь Бо – никто. Пыль под ногами таких, как Тедео. Без особых талантов, без ауры обаяния и очарования даже. Ну и к чему тогда травить себя и пытаться с ним пообщаться? Зачем углублять свой интерес? Только расстраиваться потом.

Бо прикрыл глаза и оперся о стену затылком, опустив на колени планшет с открытой книгой. Все равно пока время на съемочной площадке застыло, как муха в янтаре. Можно читать что-нибудь учебное, чтобы не тратить впустую время. А если надоест – подремать…

– Можно, я присяду здесь?

Знакомый мягкий баритон прямо над ухом.

Бо дернулся и открыл глаза: вспомни черта… И в самом деле, Тедео Ниши, собственной персоной, звезда с внешностью бога, стоит с ним рядом с двумя стаканчиками кофе и выжидательно смотрит на парня.

– Ддда, – выдавил он, наконец, – но… может, найдем тебе стул?

– Я не хочу стул, – Тедео легко присел прямо на пол, скрестив ноги, и протянул Бо один из стаканчиков, – вот. Черный.

– Спа…спасибо, – Бо никак не мог прийти в себя от неожиданности. Впрочем, не он один: сидящие вокруг – и на стульях, и на полу, и на подоконнике – актеры тоже уставились на внезапное явление самого Наследного Принца. На лицах было написано примерно одно и то же: что он, черт побери, здесь делает? И почему он сел рядом с Бо? Да еще принес ему кофе? Что вообще происходит?

Бо тоже не понимал, но спрашивать не рискнул; он просто молча уткнулся в стаканчик.

Тедео, по своему обыкновению, молчал. Для него это было обычным состоянием – молчать. Бо заметил, что вне интервью мужчина разговаривал крайне мало, коротко и неохотно; из-за этой особенности его называли надменным и высокомерным, но Бо с недавних пор подозревал, что дело вовсе не в заносчивости.

Это было как будто защитной стеной между Тедео – и окружающими; словно бы необходимая мера; так избегают орехов те, у кого на них аллергия. Не потому, что считают ниже своего достоинства есть орехи, просто не хотят задыхаться от анафилактического шока.

А возможно, это просто такая черта характера. Кому, как не Бо, понимать такое?

С самого детства Бо стеснялся открывать рот и общаться с людьми. Ему казалось, что он говорит какие-то глупости, и окружающие просто смеются над ним. Со временем молчание вошло у Бо в привычку. Молчать было комфортно. Оказалось, что восемьдесят процентов слов, которые произносят люди, не несут в себе ничего, кроме сотрясания воздуха; многословные фразы виделись Бо огромными плитками, состоящими из воды, мусора и скрепляющей все это грязной глины, и без этих плиток вполне можно было бы обойтись.

Именно поэтому Бо не очень любил многословность.

И именно поэтому видел в Тедео что-то понятное для себя.

Но кто знает, что за причины были у холодности и молчаливости Ниши? Может быть, все эти сложные причины Бо сам себе надумал, а Ниши – и в самом деле просто зазнавшийся денежный мешок?…

Рука с тонкими пальцами и сдержанно-дорогими часами на запястье потянулась к айпаду Бо. Парень, не говоря ни слова, передал гаджет сидящему рядом.

Это было похоже на детскую игру: «да-нет не говорить, черного-белого не называть». Только в их игре нельзя было говорить вообще.

Для Бо это было вполне удобно, так он, по крайней мере, не чувствовал себя смешным и глупым. Ниши, судя по всему, тоже все устраивало.

Тедео посмотрел на название книги, которую читал Бо, пробежал глазами по строчкам, улыбнулся краем рта, кивнул и тихо сказал:

– Фишер? Мне понравилось.

– Тоже было нужно для занятий? – вполголоса спросил Бо. Он почему-то все время хотел понизить голос, когда разговаривал с этим человеком. Наверное, подсознательно он давно заметил, что Ниши едва заметно кривится и отстраняется, когда его собеседник говорит громко, весело, с напором и энтузиазмом. Может, это наблюдение и было неверным, но от Бо мужчина пока не отстранялся.

– Нет, я просто читаю все подряд, – пожал плечом Тедео, возвращая айпад.

– Ты любишь Бетховена? – Бо мотнул головой на текст.

– Мгм.

– У тебя есть его записи?

– Мгм. Я принесу тебе.

– Может… лучше послушаем пару минут вместе?

Бо сказал – и залился краской. Но что он мог поделать, если он не понимал классическую музыку? Не то, чтобы ему не нравилось… просто он был далек от музыки вообще, и сумбур всех этих полифонических подголосков давил на уши и мозг неподъемным грузом. Когда он танцевал, он просто считал про себя ритмический рисунок, и все; но стоило ему начать слушать музыку, как он тонул в ней и барахтался, как не умеющий плавать щенок, упавший в лужу.