— Нет. Это моя часть свадебного подарка.
Захватывающая дух ласка переместилась на торс Соры, и от острого прилива удовольствия мускулы ее живота Расслабились.
— Уильям, — задохнулась она. — Это один из соболей?
— Да. Он погладил мехом ее шею. — А что мы будем с ним делать?
Уильям надавил ей на плечо.
— Ляг, — потребовал он. — Я покажу.
Ее пробудило царапанье в дверь. Вставать ей не хотелось. Господи, после прошедшей ночи ей вообще не хотелось покидать постель, и особенно в этот холодный предрассветный час. Однако царапанье возобновилось, и продолжительный, скорбный писк, чувство долга и осознание того, что Була ни за что не отступится, заставили Сору выбраться из теплого гнездышка на груди Уильяма.
— Ну же, Була, — прошептала она, набрасывая на себя коричневое домашнее платье. — Я сейчас, глупый ты пес. И зачем я вечно иду у тебя на поводу?
С тихим бурчанием и стонами Сора сдвинула сундук, вышивальный столик и скамейку в сторону. Остановилась и прислушалась к дыханию Уильяма; если она и разбудила его, то он притворяется спящим с энтузиазмом полностью удовлетворенного мужчины.
Сора открыла дверь на бурный призыв Булы и стала чесать у него за ушами.
— Тс-с.
Она прислушалась к звукам в большом зале. Никто сознательно не двигался. Несколько человек зашевелились на полу, быстро перевернувшись или простонав от каких-то кошмарных снов.
— Выведи меня, пес.
Вцепившись в шерсть на холке Булы, Сора пошла за ним, а он повел ее через лабиринт спящих тел к лестнице в дальнем конце зала. Сора отодвинула засов на двери и открыла ее под скрип петель. Нащупав стену, которая помогала ориентироваться, она стала спускаться вниз. Воздух становился все свежее и прохладнее, и Була бежал вперед, радостно сопя носом. Он все больше и больше вырывался вперед нее, стуча когтями, пока не добрался до самого низу. Тут он остановился, и Сора ожидала услышать, как он заскребется о наружную дверь. Этого не произошло; до нее донеслось интенсивное, громкое сопение, а затем раздался короткий, испуганный лай.
Сора поспешила вниз, удивляясь необычному поведению Булы. На последних двух ступенях она зацепилась ногой о какое-то препятствие, — тяжелое препятствие, но которое немного подалось вперед, но не сдвинулось. Споткнувшись, Сора вскрикнула, потеряла равновесие и полетела со всей силы на камни лестничной площадки. Она пребольно ударилась щекой. Одна рука подвернулась, и Сора всем своим весом опрокинулась на собственный локоть. С колен, коснувшихся камня, содралась кожа.
Боль пронзила ее; сознание отключилось, однако когда она пришла в себя, то услышала, что крик ее еще отдается эхом на лестнице. Локоть гудел от удара, а кожа на лице распухла.
— Боже, — простонала Сора. — Что это?
Була обнюхивал ее и скорбно выл.
Нащупав путь обратно на лестницу, Сора протянула руку и прикоснулась к предмету, о который она споткнулась. Под рукой она ощутила грубую домотканую материю, а затем теплое тело в одежде прислужницы. Пальцы ее стали все более энергично описывать круги, стремясь нащупать хоть искру жизни в этой женщине. Ничего не происходило, никакого движения, и когда Сора прикоснулась к искаженному болью лицу, то поняла, почему. Шея женщины была сломана и наклонена под неестественным углом.
Над ней послышались шаги, они застучали вниз по лестнице, и Сора в ужасе посмотрела вверх. Она не могла определить голоса, те голоса, которые она должна была узнать и которые резанули ее слух. Она закричала:
— Кто это? Скажите мне, кто это?
Голоса стихли, а затем Чарльз произнес с холодной медлительностью:
— Это Хоиса. Хоиса, та шлюшка, которая назвала вас ведьмой. Хоиса, служанка, которую вы вчера грозились убить.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
— Это Чарльз.
— Да нет же, говорю тебе.
— Тогда кто? — спросил Уильям. — Ты настаиваешь на том, что это не Чарльз, но кто же тогда? Несчастная Сора ходила взад и вперед, касаясь рукой зла, чтобы ориентироваться в пространстве.
— Не знаю, — призналась она. — Но голос не тот.
— Не тот! — с грохотом опустил на стол чашу Уильям. — Господи Боже мой, он же фактически обвинил тебя в убийстве Хоисы, когда напомнил гостям о том, как ты угрожала ей.
Сора открыла было рот, но промолчала.
Уходило лето, разъезжались и гости. Они трусливо бежали, пересказывая необычайные события во время свадебных торжеств и запасаясь рассказами на предстоящую зиму.
Сора и Уильям желали им счастливого пути, махали рукой до тех пор, пока те не скрывались из поля зрения а после поворачивались друг к другу и хохотали с нескрываемым облегчением. Уильям с удовольствием любезничал со своей женой, помогал ей управлять дворовыми, гулял с ней в лесах и любил ее при каждом удобном случае. Но теперь, когда время медового месяца прошло, Уильям заволновался, заговорил об осаде и войне.
В эти две последние чарующие недели Сора так и не рассказала Уильяму о той угрозе, которой подверглась в огороде, о шептуне, который прикоснулся к ней и объяснился в любви. Она боялась, что Уильям придет в бешенство; ей рисовались картины, как он с грохотом покидает комнату, давая обет, что разыщет негодяя, который посмел приблизиться к его супруге.
Более того, она страшилась, что Уильям не поверит ей. Дамы точно не поверили, даже леди Джейн. Они приняли ее рассказ за сон, и с добрым предзнаменованием. Они сказали, что подходили к ней, что она. спала и была одна. Им была видна калитка огорода, когда они шли к ней, и никто с этой стороны не выходил. Даже Сора согласилась, что ее призрак покинул огород каким-то иным способом, но она не знала каким. После того как гости разъехались. Сора пошла в огород и, чувствуя себя неловко, обшарила все стены. За проявленное любопытство она была вознаграждена лишь шипами от роз.
И тем не менее, надо было признаться Уильяму. Надо было сказать Уильяму. Повернувшись к нему лицом. Сора отважно произнесла:
— Что тебе приготовить на ужин?
Она моргнула. Сказать она хотела совсем другое, и Уильям это понял.
— В чем дело, любовь моя?
Он встал, обошел вокруг стола, чтобы обнять ее за лечи и прижать к себе.
— Скажи мне.
— О Уильям, — уронила Сора голову ему на грудь. — Я такая трусиха.
— Ты?
Она ощутила рокот смеха под своей щекой.
— Ты самая смелая женщина из всех, кого я знаю. — Пробиваешь головой стены, ссоришься с Артуром, заставляешь этих благородных дам уважать тебя, выходишь за меня замуж. Хотел бы я обладать той отвагой, которая содержится в одном твоем мизинце.
Он поднял одну руку Соры и поцеловал этот мизинец.
— Ты самый смелый рыцарь во всем христианском мире.
Она подняла их сплетенные руки к своему лицу и в ответ поцеловала его пальцы.
— Ты добрый, благородный и великий воин. Ты сметливый, как лис.
— И мне надо разобраться с Чарльзом. Нельзя нам жить с такой угрозой, нависшей над нашими головами.
— Нет! Нет.
Протянув руку, она схватила Уильяма за бороду и притянула его лицо на уровень своего лица.
— Нет.
— Тогда я отправляюсь отбивать назад твои владения у сэра Фрейзера, — предложил он.
Сора опустила голову.
— От этого никуда не деться, — произнес он.
— Я понимаю, — немного подумав согласилась она. — Но пока тебе нельзя уезжать. Ты же обещал меня научить защищаться.
— Защищаться? — Уильям был ошарашен. — Зачем тебе?
Оба понимали, что это нелепый вопрос.
— Ну да, я действительно обещал. Однако обучение займет не так много времени, как ты рассчитываешь, дорогая.
Взяв Сору за руку, Уильям отвел ее к креслам возле камина и усадил. Придвинув свое кресло так, чтобы колени их соприкасались, он молвил:
— Послушай меня. Мой отец обучает этому правилу боя своих воспитанников, и оно годится любом обороте событий во время сражения.
Сора выпрямилась.
— Первое правило боя? Я помню, ты говорил.