— Почему вы оскорбляете своего же сына? — ты удивлённо посмотрела на мать.

— Защищаешь его? — Опять кисло улыбнулась мать.

— Прекрати! — Я обращаюсь к матери. — Считай меня кем хочешь, но отец достойный, благородный человек. Не моя вина, что ты никогда не ценила это.

— Благородство — игра эго, Влася. Что ты можешь и чего не можешь — важно лишь это. Твоя жизнь в какой-то степени уже служит доказательством этой истины.

— Не нужно об этом!

— О чем? — переспрашиваешь ты.

— Лия, что ты планируешь делать после школы?

— Я подаю документы в Пермский университет. Хочу изучать романо-германскую филологию.

— Получится?

— Подать документы? — смеешься ты. — Несомненно.

— Поступить в ВУЗ. — Парирует мать. — Насколько я понимаю, знаний у тебя маловато. Способности тоже средние.

Я встаю из-за стола и громко, по-польски произношу угрозу для матери, что если она не замолчит, мы уйдем.

— Простите мне мой нрав, я веду себя некорректно. — Холодно произносит мать, жестом приглашая меня сесть.

Настроения нет. Вы с матерью обсуждаете какие-то нюансы ее работы, на этом вымученный вечер заканчивается.

Я увожу тебя наверх, и мы запираемся в моей комнате.

— Лия, вопрос встаёт серьезно: мне необходимо искать жилье и, видимо, работу.

— Помню, ты хотел поехать обучаться зарубеж. Передумал?

— Не знаю, как с этим быть, Ли. Я выбрал университет, но погружение в обучение будет глубоким. Я не готов уезжать от тебя, не готов отдалиться. В ты готова ждать меня от каникул до каникул?

— Если тебе требуется так жить, что же, я приму этот вариант. Даже хорошо, что ты пойдешь по тому пути, который выбрал.

— Я выбрал этот путь до тебя. А сейчас я сомневаюсь.

— Расскажи, что за университет? Где он? Как часто ты сможешь приезжать? Мне же тоже нужно будет учиться, я надеюсь.

— Лиюша, я не готов сейчас об этом говорить.

— Твоя мать права, верно? Ты — ее наследник, вот о чем она печется. Я так много говорю тебе о побеге от семьи, о том, что нам с тобой здесь не место. Она боится, что ты уйдешь.

— Она ведёт себя высокомерно и неоправданно грубо. Не слушай её.

— Она по-своему права. Есть же хорошая Золушка, девушка-прислуга и очаровательный принц. Золушке повезло больше. Знаешь, она права. Я человек из другого мира.

— Не говори глупостей!! Миры так относительны, а люди так различны! В моем окружении вряд ли наберётся хотя бы три так здраво и глубоко размышляющих человека, как ты! Я запрещаю тебе слушать эту странную женщину!

— Она твоя мать, — грустно произносишь ты, — Владик, я не хочу стать причиной ваших распри.

— О, нет! Эти распри существовали и до тебя! Ты ни при чем! Мать высокомерна, она сноб. Больше всего она хочет диктовать мне как жить. Но ей придется смириться с тем, что я — человек со своими желаниями и потребностями. Думать обо мне как о собственности нельзя! Я хочу то, что я хочу и буду жить, как могу. А сейчас я не могу и не хочу без тебя!

— Идея начать обучение в Швейцарии смягчит ее. А мы просто будем видеться реже. Это ничего не изменит.

— Не уверен. — я устало махнул в сторону двери и, схватив тебя, уложил на кровать. — Давай поскорее забудем этот чудовищный вечер. Я мечтал провести с тобой идеальную неделю.

— Но…

— Лия! Если мать начнет звереть, я пойду просить поддержку у отца. И хватит!

— Но… — ты подняла руку и куда-то указала.

— Ну, что, Ли? Что?

— Мне кажется, она за дверью. — Шепнула ты.

Я тихо встал, подошёл к двери и распахнул её. Мать стояла в метре от двери. Мы встретились взглядами, она сделала шаг в мою сторону, и я с шумом захлопнул дверь прямо перед ней.

— Ли, мы уезжаем. — Сказал я тебе.

— Но…

— Мы уезжаем, и это окончательно! — строго повторил я.

Ты встала, собралась, и мы уехали, ни с кем не попрощавшись. Всю дорогу до города мы молчали. Не спрашивая тебя, я поехал к твоей квартире.

— Может быть она шла что-то сообщить? — робко спросила ты, когда, наконец, мы оказались вдвоем.

— Нет, Ли!

— Ты злишься.

— Нет, Ли. Я в ярости. Моя мать мне неприятна, она бестактно вмешивается в нашу жизнь.

— Пока не похоже, что вмешивается, Влад. Но не переживай, мы можем остаться и у меня. На сегодня.

Ты обняла меня, прижалась к моей груди, сняла с меня верхнюю одежду и залезла руками под свитер. Руки были холодными. Я перехватил их и сжал в своих ладонях. Ты приблизила свое лицо ко мне, закрыла глаза и прошептала: "поцелуй меня!"

Я наклонился, вонзился поцелуем в твои губы, и понял, что очень хочу секса. Наши занятия любовью всегда помогали мне отрешиться от всего. Я растворялся в нас, как в космосе. Я обхватил тебя за тело, прижал к стене, и мы стали раздеваться. Когда я был на взводе, я отдавался процессу как одержимый: орудуя языком, словно жалом, пробивал мягкое отверстие меж твоих губ, вызывая твои стоны, равно как и снизу, не умея удержать себя от охватившего безумия, входил так глубоко, как мог. Сквозь пелену на глазах, иногда прерываясь на глубокий вдох, я смотрел на твое лицо сквозь полуопущенные веки, покрывал нежными поцелуями твою шею, и снова отпускал на свободу своего внутреннего зверя.

Вдруг ты что-то произнесла.

— Что? — еле произнес я, прерывисто дыша. — что ты хочешь?

— Ты шепчешь мне на ухо слова. Шепни на польском. Говори со мной на польском.

Я улыбнулся, и мы продолжили.

— Kochanie, odwróć się, chcę cię pieścić od tyłu. — прошептал я через некоторое время. Ты не поняла, я развернул тебя к себе спиной, и вновь прошептал. — "Moja piękna, zostaniemy, dobrze?"

Ты вдруг тихо рассмеялась. Я продолжил движение, и, простонал: "Dobrze mi z Tob-а-а-ą". После этого ты расхохоталась в голос, и я остановился.

— Отлично! Теперь я ничего не могу! — улыбнулся я, глазами кивнув на ослабший орган.

Ты засмеялась ещё сильнее, и так заразительно хохотала, что я невольно рассмеялся вслед за тобой.

— Добж-э-э-э ми с тобэээээм! — подразнила ты и согнулась в приступе смеха.

— Ах ты, преступница! Ты сама меня просила! Ты все испортила!

Мы долго смеялись, но постепенно я вернулся к твоему горячему телу: провел руками по груди, опустился ниже, проник в сакральное место. Ты открылась, обхватила губами мочку моего уха, и обвила руками шею. Я вспомнил про контрацепцию. Презервативы я вчера выложил в тумбу, они остались на даче.

— Я раньше тебе не говорила, но врачи мне поставили диагноз "бесплодие". — Вдруг сказала ты. — Я знаю, что ты не можешь выходить из меня перед оргазмом. Поэтому мы всегда пользуемся презервативами. Но, думаю, они нам и не нужны. Поэтому предлагаю продолжить.

— Бесплодие? — переспросил я. — Ты уверена?

— Да, я проходила консилиум. Это из-за спорта, я повредила свой организм тренировками. Мне врачи сказали, что у меня не может быть и не будет детей.

— Ли… — я привстал, расстроенный этой новостью, но ты схватила меня за торс, силой притянула к себе и поцеловала в губы:

— Нет, нет, не останавливайся! Нам так хорошо сейчас, потом все обсудим! — Ты обхватила меня ногами, с силой прижала ими мои бедра к своим, а я, со свойственной мне увлеченностью, продолжил наступление…

*****

— Значит, бесплодие? — спросил я позднее, когда мы отдыхали.

— Они утверждают, да. Матка не успела развиться, она имеет перевернутую, неправильную форму. Они сказали, она как у ребенка и останется такой навсегда.

— Почему ты не говорила раньше?

— Не знаю ответ на этот вопрос. Но, наверное, я не воспринимала наши отношения всерьез настолько, чтобы упоминать это. Я и не думаю об этом. И потом, вопрос с презервативами не вставал до вчерашнего вечера.

— А если бы, лет через пять, я бы сказал: «Лия, я хочу, чтобы у нас были дети», ты бы сказала: извини, я бесплодна?

— Влад, я так сильно не верила в это наше будущее, что такое, разумеется, даже не приходило в голову. Если ты не против услышать мои мысли на этот счёт, я выскажусь.