Этой ночью Санера все никак не могла уснуть, она вспоминала свою молодость. Встреча с отцом Тормода спасла её жизнь, да и не только ей еще четверым прокаженным. Тогда человек на Красном берегу был еще в не закона и свою тайну они все поклялись никому не открывать. Бедная Полли искала любовь и пыталась сопротивляться своей судьбе, её можно понять, но знала бы она, каково было на Белом берегу…

Эта обитель для прокаженных стояла в странном и даже страшном лесу, расположившемся вдоль берега Бурой реки. Он был темным и густым, таким густым что крайние, молодые деревья росли у самой кромки воды, стараясь выжить и поймать лучи света. Их тонкие ветки опускались к самой поверхности реки, теченье, неспешное в этом месте, шевелило их, и ветки качались, создавая иллюзию ветра. По весне берег здесь часто затапливало, вода растекалась далеко в глубь леса, а стволы деревьев стояли погруженные в воду до полуметра. От этого они чахли и болели, но продолжали жить, как и девушки нашедшие приют под их кронами.

Барак был построен в десяти метрах от довольно высокого здесь, берега. Для его постройки расчистили от леса совсем небольшую территорию, поэтому двор, огороженный, сейчас уже трухлявыми от времени досками, был всегда покрыт тенью от раскинувшихся над ним ветками деревьев. Бревна, из которых строили дом, привезли из другого места, здешние деревья были слишком корявыми, и не пригодными для строительства. Несмотря на сильную экономию, у строителей все же хватило совести сделать стены из добротного материала, хотя само здание получилось некрасивым, приземистым и одноэтажным. По весне в сильный паводок его затапливало и девушки, которые в нем жили, перебирались на одну, две недели, на чердак, спасаясь от воды. При постройке никто не обременял себя какими-то расчетами, и стоявший в низине дом погружался в воду. Нехитрый скарб спасали, подвешивая к потолочным балкам в комнатах, а все что можно было поднять, поднимали на чердак, под низкую крышу из сосновой дранки.

— «Эта весна, наверное, тоже будет полноводной». — Думала вяло бредущая по льду девушка.

И в её душе мелькнуло какое-то злорадное удовольствие при мысли, что ей не придется таскать по лестнице на чердак скатанные соломенные матрасы. Не нужно будет поднимать, и привязывать к потолку тяжелые деревянные топчаны для сна, грубо сколоченные из досок, чтоб они не намокли и не разбухли от воды, окончательно прейдя в негодность. Не нужно будет разводить огонь в самодельной слепленной из глины маленькой, переносной жаровне, боясь каждую минуту, что выскочит искра и загорится их единственное жилье. И не нужно будет жаться друг к другу по ночам от холода, ведь печь останется внизу, затопленная. А все потому, что они все не доживут до весны…

Сейчас, когда эта мысль всплывала в её голове Эйдис было почти нестрашно, мозг, отупевший от голода, равнодушно уже воспринимал реальность. А вот осенью, когда дорогу окончательно размыло и девушки поняли, что последний рейс возчик не сделал, их всех накрыла страшная паника. Ужас скорой голодной смерти маячившей на горизонте, вцепился в души, заставляя тела цепенеть. Все лето они и так, жили, чуть ли не впроголодь, огород, разбитый на берегу, дальше от дороги, был почти бесполезным. Земля здесь была глинистая и скудная, посаженные на ней овощи росли такими же чахлыми как деревья, которые их окружали. Это засушливое лето выжгло в лесу все ягоды и не дало вырасти по осени грибам. Возчик, привозивший им продукты, тоже ссылался на засуху и объяснял уменьшившиеся вдвое пайки тем, что на содержание приюта урезали денежное обеспечение.

— Самим жрать нечего, еще вас дармоедок кормить. — Он смачно сплюнул в их сторону.

Возчик у них был суровый. Некрасивый, злой дядька, ростом с самую высокую девушку в обители, но по мужским меркам он, конечно, был низким. Клочковатая бороденка и реденькие, грязные волосенки на голове были непонятно-коричневого цвета, и вид имели очень неухоженный. Хитрые бегающие глазки, выдавали в нем мошенника, умевшего вырвать свой кусок даже из дохлой коровы. Он запрещал им к себе приближаться, умело орудуя хлыстом и нещадно стегал случайно подвернувшихся под руку девушек, поэтому проклятые не высовывали и носа за калитку, когда он приезжал. Все вопросы они кричали ему сквозь досчатый забор, который их огораживал.

Но они держались, другого выхода у них не было и не будет, только смерть. Их выручала река, девушки ловили рыбу, добывали раков в заводи справа от обители и копали в илистом берегу крокут корень. Летом. Зимой все это было недоступно, потому крупы и муку привезенные возчиком они экономили и использовали по чуть-чуть. Даже засушить рыбу они не могли, для этого нужна была соль, ее, как и все остальное, тоже привозили из города и её тоже постоянно не хватало. Они пробовали её вялить, но здесь в лесу слишком мало было солнечного света и развешенные на палочках, тонкие ломтики, протухали, во влажном воздухе густого подлеска.

Осенью они, семь девушек живших в этом бараке, еще не теряли надежду, и каждый день успокаивали друг друга, веря в то, что им все же доставят обещанные продукты. Когда снега в последний месяц года навалило под самую крышу, все надежды покинули их забытый богом приют. А еще через месяц, на них вдруг обрушилось новое несчастье, картошка в погребе почти полностью оказалась поражена черной гнилью. Разрезая хороший с виду клубень, под кожурой они находили черную не съедобную сердцевину. Это был конец. В запасе остался лишь двух килограммовый мешочек гороха, на нем они смогли прожить еще один месяц. Сейчас, когда до приезда возницы остался приблизительно шестьдесят дней, в обители они остались впятером, и они не ели уже семь дней. Чай заваренный травами, помогал ненадолго согреться, но не давал, никакой энергии. Поэтому они просто лежали целыми днями на скрипучих топчанах, поднимаясь лишь, чтобы подбросить в печку дров. Даже на разговоры сил не было, и они тихо затухали как свечные огарки, горя все слабее с каждым днем.

Эйдис решилась сегодня выйти из барака гонимая сильным голодом, она еле тащила по снегу ноги, двигаясь к намеченной цели. Там в десяти метрах отсюда, летом рос крокут корень. Снег в преддверии весны сел и уплотнился, что позволило идти по нему, не проваливаясь по пояс. В руке девушки был зажат старый, кривой нож, которым они в лучшие времена чистили овощи. В их обители было всего три ножа один длинный в виде кинжала, слишком тяжелый для неё сейчас, второй очень удобный, самый новый, появившийся у них всего год назад с одной из девушек, которой уже нет в живых, и этот третий, его не жаль будет потерять, когда силы оставят её.

Эдис в душе понимала, что у неё ничего не получится, заветный крахмалистый корень рос в речном иле на глубине примерно тридцать, сорок сантиметров и достать его сейчас, когда берега скованы толстым слоем льда было невозможно. Но признаться себе, что решила таким образом покончить жизнь самоубийством она не могла, надежда живет в душе до конца…

Берил шел вдоль берега, не спеша, подкрадываясь к дичи с подветренной стороны, он уже убил одного зайца и собирал подстрелить еще. Арбалет был прижат к его боку, тетива взведена, болт готов поразить цель. Краем глаза он заметил движение на реке, оборотень замер и затаился.

— Проклятые гоблины и сюда добрались. — Подумал он и стал всматриваться в темную точку у другого берега.

Он с шестью товарищами, нанялся к местным, очистить этот участок земли от гоблинов. Им нужно было, раз и навсегда, отвадить отсюда горных тварей, приходивших этой тропой, с той стороны Темных гор. Вот уже полгода они жили в заброшенном пограничном замке, принадлежавшем когда-то, еще до Красного мора, оборотням. Мерзкие гады сначала лезли из-за хребта целыми бандами, семь оборотней ели справлялись с их потоками, но потом, узнав, что по эту сторону их ждет верная гибель, горные перестали соваться сюда. Они нашли тропинку чуть дальше и пытались шастать по ней на Широкие земли. Охрана той территории тоже входила в их обязанности, и теперь приходилось постоянно обходить весь периметр. Они ходили в дозор по двое, два отряда расходились в разные стороны два дня подряд, а двое отдыхали. Кто-то один оставался за дежурного и на готовке, потом они менялись. Гоблины боялись воды, и на реке их раньше видно не было, а может все дело в том, что Берил забрел дальше обычного. Он разглядел лишь одного нарушителя и быстро но, осторожно, стараясь не привлекать внимания, прокрался к цели. Какой-то странный гоблин…