— Кто там? — он толкнул стоящего рядом кота. — Кто поёт?

— Трувер*, вчера в столицу с группой пришёл. Давай подсажу.

Отказываться от такого предложения Тао не стал, вскарабкался на услужливо подставленные плечи и завертел головой, ища певца.

В освещённом кругу разворачивалось целое представление: лисы, одетые в яркие наряды, отплясывали зажигательный танец, кружились и вертелись. Музыканты сидели у ног зрителей и отбивали ритм, стуча ладонями в странные длинные барабаны, трясли колокольчиками, закреплёнными на тонких ободах, и дули в украшенные блестяшками дудочки. Только один — с мандолиной* в руках — вышагивал среди танцоров.

Он же и пел.

Внешность у а-ликса* была под стать голосу. Тао не мог понять, что именно произвело на него большее впечатление. То ли высокий, не свойственный виду, рост, то ли огненные волосы, короткие, торчащие во все стороны, словно всполохи пламени. То ли блаженно прикрытые глаза — певец полностью отдавался музыке, не смотрел ни на кого вокруг. Струны под его пальцами трепетали, как живые.

У Тао вдобавок к мурашкам защекотало в животе. А когда лис на финальном аккорде вдруг плавно двинул бёдрами, пританцовывая — предательски заныло в паху.

— Эй, — подал голос кот, на шее которого Тао ощутимо заёрзал, — может, сначала познакомимся, — и сжал пальцы, уже не поддерживая, а ощупывая.

— Отстань, дурак! — Омега рефлекторно шлёпнул его по макушке, тот дёрнулся, опасно кривясь, и Тао, потеряв равновесие, мяфкнув, свалился.

Перелетел через стоящих впереди людей, кувыркнулся на музыкантов, раскидав барабаны в разные стороны, и приземлился точно перед замолчавшим от удивления певцом.

— Привет… — сумел выдавить из себя Тао, чувствуя, как заливается краской.

Как удрал оттуда под общий гогот и сколько просидел, прячась под ветками ивы на берегу ручейка, Тао не помнил. Кажется, уже начало светать. Замерз и разревелся, упиваясь жалостью над самим собой. Даже не услышал, что кто-то подошел, осторожно ступая по траве, ставшей мокрой от опустившегося тумана.

— Привет, висопляс*. — От красивого голоса пробрало дрожью. — Чего скучный такой? Отлично же выступил, всем понравилось.

— Ага, охренительно! — клацнул зубами Тао, быстро вытер глаза, в большой надежде, что лицо не слишком сильно опухло и не красное. — Теперь вся столица ржать за спиной будет.

— Ладно, не расстраивайся, с кем не бывает. Пройдёмся?

Лис улыбнулся и подал руку, помогая подняться.

****

Мэ Сэй-Рикар был известен публике как Пирос, и помимо невероятного голоса славился зрелищными представлениями, которые устраивал вместе со своей группой. Яркий, необычный, где бы ни появлялся, моментально становился пределом мечтаний впечатлительных омег. Они толпами ходили следом, влюблённо вздыхая и откровенно облизываясь.

Тао эта участь не миновала. С тем лишь исключением, что он единственный в столице удостоился ответного интереса.

— Ты посмотри на него! Опять сидит, как медный таз сияет, — хмыкал Хай-Дар, — до утра шляется, до полудня спит. Месяц уже по дому нифига не делает.

Тао лыбился в ответ. Его распирало от счастья. Никто раньше за ним так красиво не ухаживал, не пел серенады, не водил смотреть на рассвет, и …

… не звал с собой побродить по союзным землям.

— Мы дойдём до Агвеса! Посетим Форкош*! Потом вернёмся и доплывём до островов! А потом зайдём сюда. Мы увидимся через год. Обязательно!

Лиам его восторга не разделял, но отговаривать не стал. Понимал, какие бы доводы не привёл против путешествия, Тао просто не послушает. У того в присутствии Рикара способность мыслить явственно смещалась из головы под хвост.

— Погуляй, посмотри, как люди живут. Только объявись, покажись, как сможешь.

Вообще-то Тао разрешения не спрашивал — сам себе хозяин, по сути — просто поставил в известность: на следующее утро уходит вместе со своим альфой и его группой из столицы. Но спокойно воспринятая новость его порадовала. Не хотел уходить, зная, что Лиам с Даром против. Это бы существенно подпортило настроение, постоянно бы тяготило и тащило обратно.

Собрался он быстро, покидав в мешок кое-какую одежку, нацепил на себя любимую рубаху в крупную клетку и, пристроив на плечо подаренную а-ликсом домру, покинул дом.

В группе Рикара было весело. Каждый день среди неугомонных шумных лисов казался праздником. Музыканты и танцоры кочевали от клана к клану, не задерживаясь нигде больше нескольких дней, разжившись припасами, выдвигались дальше. Тао с большим удовольствием участвовал в общих делах: помогал ставить шатры, разводил костры, чистил и красил облупившиеся от частого использования инструменты, попутно учась играть на них. А в свободное время хвостом увивался за Рикаром.

Тао мог неотрывно смотреть, как а-ликс поёт на публике, как настраивает свою мандолину или тихонько тренькает на ней, сочиняя новую песню. Но больше всего ему нравилось слушать мелодичное рычание над ухом, когда они уединялись в их личном шатре. Рикар постоянно шептал ему всякие глупости, от которых сладко тянуло в низу живота и хотелось растечься бездумной лужицей.

Немного отравлял идиллию факт, что на любом выступлении желающих пробраться в лежак к а-ликсу было не мало. Каждый раз Тао буквально за шкирку вытаскивал настырных омег, отвешивая направляющих пинков. Рикар веселился, смотря на это — он привык к повышенному вниманию противоположного пола и находил его забавным.

Что у них снова «гости» Тао почувствовал ещё на подходе к шатру.

Группа выступала в одном из пограничных кланов и зрителей собралась целая толпа, причём среди котов встречались и лисы и даже волки, омеги которых почему-то реагировали особенно бурно, никого не стесняясь вешаясь Рикару на шею.

Тао на это смотреть спокойно не мог и, не желая мешать заработать побольше — дурачки обычно были щедры — решил прогуляться по окрестностям, пока идёт выступление. Вернулся, когда основной народ уже разошёлся.

— Совсем стыд потеряли! — от шатра просто таращило течным омегой. Приторно и густо.

Тао рыкнув, ощерился, закатал рукава и нырнул под полог, предвкушая, как оттаскает наглеца за вихры.

Оттаскал. И омегу, оказавшегося мелким волчком, едва вошедшим в позволительный для гульбы возраст, и Рикара, которого явная молодость скулящего под ним любовника мало волновала. Ни тот, ни другой ничего не смогли противопоставить вызверившемуся льву. Только клочки шерсти во все стороны летели и такой вой стоял, что все в округе сбежались.

— Кошак придурочный! — орал Рикар, с приличного расстояния, когда их, наконец, растащили, опасаясь, что Тао загрызёт изменника. — Ты мне руку сломал! Как мне играть теперь!?

— Тяфкни ещё, прохвост, посмотрим, как ты без зубов петь будешь, — пригрозил Тао, обратно в-человека морфнувшись.

Он вытащил из шатра свой мешок и с ледяным спокойствием прошествовал в другой конец разбитого у клана лагеря, устроился среди недавно прибившихся к группе торгашей.

Удовлетворение от того, что на красивом, так сильно всем нравящемся лице будут ни один день цвести фиолетовые пятна, а длинные неровные царапины заметно его подпортят, грело уязвлённое самолюбие. И пускать слёзы ему не хотелось. Это было немного странно, потому что Тао даже над Лиамом поплакал втихаря, жалея, что такой шикарный альфа выбрал другого. А сейчас не тянуло. Тоскливо было и противно. А ещё как пелена с глаз спала — Рикар ничего ему не обещал особенного, только по союзным землям прогуляться. А слова, что в краску вгоняли, так он, наверняка их как заученные всем подряд говорил.

Так что не велика потеря, обидно только.

До Агвеса Тао в итоге дошёл, игнорируя Рикара с его новым увлечением, и оказался там, где оказался — на территории рыжих лисов, в борделе, среди шлюшек и постоянно тянущих к нему лапы посетителей-альф.