Англичане откопали сооружение и в который раз удивились творческой мощи ваятелей. Давно в прах обратилась плоть, истлели кости безвестных мастеров, но их страстные желания и чувства остались неизменными на века.

Храм построен в честь того, что Сурья – бог Солнца, лекарь кожных заболеваний, вылечил прокаженного юношу Симбу, который заболел, будучи проклят родным отцом – самим Кришной. Симба рассердил отца тем, что подглядывал за новыми женами Кришны, когда те купались в реке.

Храм – гигантская модель колесницы Сурьи. Он служил подарком богу и символом хода времени, которым управляет Солнце. Каменные резные колеса диаметром около трех метров символизируют двенадцать месяцев. В каждом колесе восемь спиц, то есть периодов дня. Когда-то семь мчащихся галопом могучих лошадей тянули колесницу Солнца, изогнув лебединые, упругие шеи и упираясь копытами в камень. Уцелел всего один каменный конь, но и в одиночестве он прекрасен.

Пирамида портика разделена на три яруса, населенные статуями музыкантов, танцоров и танцовщиц. Меня покорил четырехглавый и шестирукий Шива, увешанный гирляндами отрубленных голов, застывший на века в позе танца разрушения. Боги, цветочные узоры, животные, чудовища, демоны, наги-змеи, умеющие оборачиваться людьми, и другие существа заполнили стены тесной толпой. Сцены охоты махараджи и приручения пойманных животных. В нишах сплетались в замысловатых позах парочки страстных любовников – майтхуны. Скульптуры сексуальных соитий были связаны с мистическими тантрическими ритуалами – или служили куда более приземленным целям: рекламировали эротические возможности дэвадаси – девушек, совмещавших в служении богу искусство танца и храмовую проституцию. Они подробно иллюстрировали средневековый трактат Камасутра. В святилище наверху есть три статуи самого Сурьи, вырезанные из зеленоватого камня. У его ног, обутых в сапоги, маленький возничий держит поводья волшебных лошадей. Соседнее святилище принадлежало второй жене Сурьи – богине тени Чаи. Первая жена, Санджна, была не в силах терпеть жар мужа-солнца и создала для себя двойника на супружеском ложе по имени Чая.

На пьедесталах застыли великолепные фигуры: вздыбившихся боевых коней, удерживаемых солдатами; разъяренных прекрасных львов, попирающих запряженных боевых слонов. Один слон бережно несет, обняв хоботом, обмякшее тело погонщика, спасая раненого с поля боя…

Уставшие и притихшие от опрокинувшей нас красоты, мы возвращались по долгой дороге из Конарака в ашрам. По оранжевой обочине местные мужчины в лунги на велосипедах крутили педали босыми пятками. На рамах и багажниках они везли жен и детей. Телята и коровы, мыча, поворачивали к нам морды. Множество озер, раскинувшихся вокруг, красовались красными и белыми лотосами. Мы ехали сквозь поля и лотосовые пруды с аккуратными цаплями. Розовые башни закатных облаков. Мотор скутера тихо и ровно урчал, как будто успокаивая взбудораженный мозг.

Утром я гуляла вдоль набережной с видом на просторный пляж. Чудесный день! Бенгальский залив ярко сверкал в лучах солнца. Запах йода в узком проходе между рыбацкими хижинами.

Разносчики продавали жаренную на углях кукурузу, сахарную вату, надувные шары и игрушки-пищалки для детей. «Very cheep price! Very cheep price!» – разносилось повсюду. Мне предлагали купить нитки фальшивого жемчуга и огромные белые раковины, якобы найденные на рассвете. Грязные дети нищих, увидев меня, неслись кто быстрее и, окружив, орали: «One rupiy (рупия), give me chocolate, school pen!» Они дергали меня за одежду, и мне с трудом удавалось отбиться от оравы чумазых бесенят.

Я шла мимо многочисленных кафе-мороженых, ресторанчиков и чайных. И вдруг почувствовала неуместный запах и услышала страстные мантры. Запах напомнил мне о майских праздниках, о выезде на дачу, о шашлыке… В вегетарианском священном городе?! Будто за углом стоит мангал и грузин-шашлычник поворачивает над раскаленными углями шампуры с кусками маринованной свинины… Отели и рестораны расступились, и я увидела символически огороженную площадку на пляже и небольшую арку, украшенную изображениями Шивы и Кали. Подошла, не зная, можно ли мне подойти ближе – внутрь… но и отсюда мне был виден погребальный костер, огонь и обуглившееся человеческое тело на последнем ложе. Молчание царило внутри капища. Жаром тянуло от адской решетки. Служитель спокойно и умело разбивал кочергой горящие синим огоньком череп и тазобедренные кости трупа, а раскидав угли, подкладывал новую порцию дров в очищающий все и всех огонь. Беспощадный дым растворялся в небе.

Оцепенев, я стояла напротив арки. Мимо шли семьи индусов на отдыхе. Гуляющие переговаривались между собой. Дети облизывали вафельные рожки с мороженым и ели сахарную вату. Малыши играли и вопили во все горло. Никто не обращал на кремацию ни малейшего внимания.

«Мое тело после смерти ничем не отличается от мяса свиньи, убитой на бойне», – подумала я и, осознав новую информацию о жизни и смерти, пошла дальше.

Вернувшись в Москву, я объявила сыну:

– Когда я умру, пожалуйста, кремируй тело, а прах отвези в Джаганнат-Пури и развей над рестораном «Pink house».

Сын задумался:

– Почему над рестораном? А что, лучше места найти нельзя?

– С мамой не надо спорить, там, над тарелкой с едой, я пережила настоящий катарсис. И вообще, я так хочу!

Практичный сын стал обдумывать решение скорбной задачи, надеюсь, отдаленного будущего.

– А рядом есть высокие здания?

– Нет, ничего такого.

– А вертолет найти и заказать можно?

– Ну откуда там вертолет?!

Минут через десять сообразительного подростка осенило:

– Хорошо, тогда я распылю твой пепел петардой! И не спорь, сама напросилась!

Васечка, а как тебе идея? Что, слишком экстравагантно?

Ну и ладно. Мое тело, что хочу, то и сделаю с ним! Ты же не родственник – права голоса не имеешь.

Не обижайся, удачи!

Жди, скоро еще напишу.

Привет, солнышко! Ты помнишь мои ужасные привычки? Не угадал, не эти… А другие, ну вспомни, засыпая, я так боялась, что, проснувшись, вдруг тебя не найду, что ночью нечаянно обнимала твою руку, прижимаясь всем телом… Во сне жалела, что у меня не столько рук, как у богини Дурги, а то обнимала бы крепко-накрепко всеми руками.

Дурная привычка: нельзя лишать чужую конечность свободы, но ты меня великодушно прощал. По вечерам, задремав, я судорожно начинала хватать тебя за руку, а ты-то еще не спал… Ты рядом, работая допоздна, щедро уступал мне левую руку, мою любимую игрушку, и продолжал нажимать кнопки ноутбука одной правой рукой…

Что же меня влекло в Индию? Зачем я столько раз возвращалась? Заворожила великая и кошмарная страна…

Однажды я расплакалась, услышав на деревенской дороге звонкие голоса крестьянских девушек. Тысячелетние мантры словно вскрыли грудную клетку. Тело не вмещало неизвестных чувств и безудержно проливалось слезами, как муссонным бенгальским дождем. Я была ничтожной песчинкой в круговороте бед. Что-то неведомое волнами возникало во мне и бесследно исчезало среди звуков. Неожиданно я рыдала так бурно, напугав окружающих меня англичан и немцев, что, видно, выплакала беды и обиды. Маленькие и глупые. Стала свободной. Были получены ответы на вопросы, меня беспокоившие. И чем больше возможностей закрывалось от меня на родине: семья, работа, ах, разваливались мои начинания, – тем больше дверей открывалось в Индии: новые места, древние города, монастыри и пляжи, встречи, знакомства, чудеса, уже привычное восхищение мужчин, работа…