Многое стало доступным для меня. Люди помогали на каждом шагу.
Во второй приезд в Дели на уже обжитом Мейн-базаре я познакомилась с Кирой. Хорошего попутчика встретить так же сложно, как и спутника жизни, но иногда везет. Она забросала меня вопросами:
– А что ты делаешь в Индии: не куришь марихуану, не пьешь – я это тоже не люблю, но как же удовольствие? Ну как ты можешь путешествовать в одиночку без английского? Тебе не тяжело, не скучно одной?
Скучно мне не было, но одиноко бывало.
Железный характер девушки из Нальчика парадоксально не совпадал с ее внешностью. Суровая, бескомпромиссная воительница невысока и хрупка на вид. Узкие джинсы, нежная блузка просвечивает на солнце, ткань легко касается тонких косточек ключиц, черные густые волосы подстрижены, как у мальчика. Ежик, защищающий сам себя. Короткие волосы, казалось, пахли чудесно, но никому не дано было вдохнуть их дивный аромат. Кира ни к худенькому телу, ни к сокровищам своей души никого не подпускала близко. Сказывалось воспитание бабушки – осетинской княгини. Чопорная старушка подарила внучке в дальнюю дорогу мусульманские четки, хранившиеся в семье больше ста лет. На хрупких плечах громоздился огромный рюкзак, в два раза больше хозяйки, с надписью на боку: «Счастье есть, его не может не быть». Рюкзак был полон чудес. Кроме дорожных вещей, она могла достать оттуда что угодно: цветные карандаши и фломастеры, припасенные для детей-попрошаек; надувные шарики и хлопушки, чтобы было чем украсить и отпраздновать Новый год на чужбине; дивную маску из настоящей толстой буйволовой кожи своей работы или фарфоровую головку для куклы, тщательно, любовно выполненную и подкрашенную дорогой косметикой; игрушечную мышку с глазами-бусинками, свалянную из войлока руками.
Кира за три месяца в Индии много путешествовала. Она делала вылазки из Дели и возвращалась обратно в один и тот же гестхаус «Downtown», как на базу.
В одной из поездок девушка заболела; падала в обморок, похудела. Кира рассказала мне, что ее очень обидело отношение служителей полюбившегося гестхауса…
– Мадам, если вы собираетесь умирать, то лучше на улице, чтобы не лишить наш «Downtown» хорошей репутации… – сказали ей вечером, когда не было сил подняться по лестнице и она просила помочь.
Ребята за стойкой и коридорные бои всегда казались Кире воплощением дружелюбия, и вдруг такое. А ведь парни помогали, как могли: возили клиентку к врачу, сторожили ее рюкзак с деньгами и документами, когда у нее отключалось сознание и она со стуком роняла отяжелевшую голову на стол невозмутимого доктора… Но скорбеть не собирались. Какая разница для слуг – одной иностранкой меньше, одной больше…
– Куда ты едешь? – спросила меня в первый же день Кира. Мы сидели в маленьком кафе и только что взяли по стакану холодного кисломолочного коктейля ласси. В проем между столиками просунула голову рыжая корова и, мотая мордой, просила у хозяина кафе поесть. Он дал ей хлеб и стал говорить корове что-то важное, заглядывая в темно-лиловые глаза.
– Не знаю, сначала по побережью на юг, потом я хочу на Андаманские острова… – Я не загадывала.
– А ты была в Раджастане?
– Еще нет.
– Ты что? На острова еще успеешь, поехали со мной в Удайпур. Это самый красивый город в штате Раджастан и на целом свете.
Переночевав в «Downtown», на другой день мы отправились на вокзал с непривычным для русского уха названием «Низаммундин» (в этом районе есть интересная дарга – усыпальница мусульманского святого) и вскоре оказались в поезде.
Полупустой поезд шел на северо-запад. Сбоку сидела женщина. Как положено – нижняя юбка, расписное зеленое сари, расшитое узорами чоли, мангаласутра. На юге все ходят в сари, на севере больше одеты в шальвар камиз. У женщины на коленях спал ребенок, она часто меняла перекрестье ног, шуршала плотным шелком наряда.
Ночью в поезде стало холодно – декабрь. Пришлось напялить одежки в три слоя, и, несмотря на принятые меры по срочному утеплению, зубы стучали.
Утром в вагон вошел солдат в форме индийской армии с огромной винтовкой. Ни слова не говоря, он знаками дал понять, что нам не следует выходить на остановках и подходить к окнам тоже нельзя.
– Ира, ты представляешь, он нас охраняет! – громко удивлялась Кира. – Интересно, как? Он будет стрелять в нападающих врагов через окна?! Винтовка слишком длинная. Он же не может даже развернуться поперек прохода!
Мы еще не знали, от кого власть охраняет пассажиров железной дороги…
В стране есть вооруженные банды. Они контролируют определенные территории, а по ночам останавливают и грабят дорогие машины на пустынных трассах. В легковушках можно ездить только днем. Внушающие ужас жестокостью, мобильные банды не раз останавливали и опустошали поезда. Их не могут поймать даже и в наши дни, иногда по двадцать–тридцать лет, так как часть награбленного они отдают крестьянам, и беднейшие неграмотные жители деревень скрывают и всячески помогают опасным и нежеланным гостям. Бандиты, как и все, религиозны, но поклоняются темным формам божеств и демонам. Полицейские относятся к криминальным формированиям жестоко; могут расстрелять на месте всех подряд без юридического разбирательства, а жен и помощниц бандитов насилуют. На полицию здесь в суд не обращаются.
Верующие бандиты используют в религиозных ритуалах черную магию, хотя здесь магия вообще-то не делится ни на черную, ни на белую, а лишь служит мерилом необычных сидх – сил, накопленных религиозными практиками. Просто работа. Логика другая: разницы между добром и злом нет. Есть сила и слабость. Знание и невежество.
В прошлом грабители использовали человеческие жертвоприношения для богини Кали. Страх и вера деревенских старост в то, что убийства необходимы для выполнения священной воли богини и для получения щедрого урожая, позволили кровавому обычаю существовать долго. Колониальные власти вплоть до начала XX века отлавливали бандитов, отслеживали радикальные секты убийц и казнили их членов на виселице. Англичане гордились полным уничтожением секты – копаликов (копала – чаша из человеческого черепа) и тхагов – душителей, убивавших во славу Кали.
Тхаги знакомились с путниками, завоевывали доверие, а затем душили специальным платком – румаль, чтобы кровь не вытекла и досталась Кали. За время двадцатилетней охоты англичанами было захвачено больше 4500 тхагов, большинство из них окончило свои дни на виселице, остальные на каторге. Но кто знает, какие идеи могут иногда возникать в диких головах безграмотных и нищих жителей окраин? В Индии невозможно отследить, почему бесследно исчезают люди; переезжающие в поисках заработков с места на место поденщики, дети нищих, туристы, задумавшие в одиночку пересечь страну на велосипеде…
А поезд шел дальше, и мы любовались страной…
Из газет и журналов, из рассказов знакомых, из криминальных программ на местных каналах стала лишь со временем, постепенно складываться для меня картина индийской запутанной и чудовищно противоречивой жизни. Безжалостная реальность стирала в порошок наивные представления.
Поезд останавливался на станциях. На перроне девушка, с малышкой на руках. У беби черная точка во лбу, белые рюши и браслетики на запястьях. От нее не отходит мальчик лет четырех. Как с рекламы – с лучистыми карими глазами и модно уложенным хохолком. Он нежно целует ручки и ножки сестры. Его от нее за уши не оттащишь.
Вагон заполнялся людьми. Нас окружают белозубые улыбки и привычные вопросы:
– Кто вы? Вы первый раз в Индии?
– Я второй раз, подруга первый.
– А вам не страшно путешествовать одним, без мужей, без братьев?
– Нет, а почему должно быть страшно?
– Индия – сумасшедшая страна, леди.
Солидного мужчину так поразила газета на русском языке, которую я взяла в дорогу, что он не смог с ней расстаться и потихоньку похитил. Ценность. Будет демонстрировать дома доказательство знакомства с иностранцами.
