Огибая храм, Сона вышла на левую часть двора и остановилась у могилы из белого мрамора. Лео встал рядом и вслух прочел:

— Соловей Армении — Лусине.

— Да, Лусине обладала особым голосом. Когда она пришла на экзамен в консерваторию — музыкальное высшее учебное заведение, исполнила арию из оперы, изумительное пение восхитило преподавателя. Он заметил, что девушка с таким голосом должна петь духовные песни и приехал с ней к католикосу — главе нашей церкви, Вазгену. Католикос их принял, но сказал, что прием в хор окончен. Однако педагог настоял, очень просил послушать девушку. Лусине запела и с тех пор, много лет, каждое воскресенье божественный голос, очаровавший Вазгена, звучал в Кафедральном Соборе. Именно Патриарх назвал Лусине соловьем Армении, поддерживал — доставал для нее лекарства, когда певица болела, и поставил камень на могиле. Восхищенный преподаватель женился на ученице и не намного пережил любимую — его похоронили рядом с ней.

Лео заинтересовал памятник с изображением орла.

— У него было храброе сердце. Даниэль Бек-Пирумов почти сто лет назад разбил турок в известной битве при Сардарапате, — Лео смотрел вопросительно и Сона пояснила, — турки — османы. Та битва спасла нашу нацию от окончательного уничтожения. Сей памятник дань уважения и памяти смелому человеку с орлиным сердцем.

Между тем во двор церкви вошли жених с невестой и гостями.

— Жизнь продолжается, несмотря на тяжелые страницы нашей истории, доказательство тому очередная свадьба, — голос Соны зазвучал бодро. — Молодые пришли венчаться, зайдем в церковь, посмотрим ритуал.

Новобрачные подошли к алтарю, священник на их головы надел короны. Жених с невестой повернулись друг к другу, встали близко, склонили головы. Крестный над ними держал крест. Священник прочитал наставления из Библии, молодые произнесли клятву, обменялись кольцами.

— Зачем все встали в очередь? — по окончании обряда спросил Лео.

— Чтобы поздравить молодых, но сначала гости на поднос кладут деньги жертвуемые церкви.

После венчания толпа вышла наружу.

— Зачем им голуби, — Лео указал на птиц у новобрачных в руках, — их приносят в жертву?

В голосе Лео слышался ужас.

— Нет, нет. После благословения священника птиц отпускают на свободу. Некоторые специально растят голубей для этого обряда. Голубь — символ невинности и мира.

— Птица должна жить на воле, — жестко заявил Лео.

Гости по очереди фотографировались с новобрачными.

— Что у них в руках? — спросил Лео.

— Фотоаппарат, — ответила Сона. — Помнишь снимок мгновения?

Приехала еще одна свадьба, во дворе стало шумно и многолюдно. Сона со спутниками поспешила к машине.

По просьбе девушки, Вова медленно поехал по узкой улочке.

— Справа расположено древнее кладбище, ему более двух тысяч лет. Здесь вы увидите камни с изображениями, заросшие мхом, в глубине есть часовни и, вероятно, фамильные захоронения. Где-то рядом проходила крепостная стена, ведь кладбища всегда находились за городской чертой.

Вова остановил машину на стоянке.

— Вагаршапат до принятия христианства являлся столицей Армении. Наши цари любили строить города и называть их своими именами: Тигранакерт, Арташат. Вагаршапат построили на месте поселения Вардкесаван — он тоже носил имя царя. На этой территории стоял царский дворец и находилось капище. Григорий Просветитель в 302 году над языческим капищем построил Кафедральный собор, — рассказывала Сона, шагая по дороге к церкви. — Григорию приснился сон, в котором сам Иисус указал место будущего храма, поэтому первый епископ назвал церковь: Эчмиадзин (‘эч-миа-дзин’ — сошествие единородного — арм.).

Мимо них быстрым шагом прошла группа туристов.

— Они говорят на языке моей Катерины, — удивился Лео, — вы говорите по-другому. Почему?

— Есть две причины, — Сона замедлила шаги, — первая: турки около ста лет назад начали истреблять наш народ, желая очистить Армению от армян.

Голос Соны напрягся, Лео остановился и взял ее за руку.

— Мне Катерина рассказывала о зверствах турок, — с сочувствием произнес Лео.

— Но в тот раз они истребили полтора миллиона человек в Западной Армении, а Восточная Армения, сохранилась благодаря храбрости таких людей как Даниэль Бек-Пирумов. Армянская армия в основном состояла из стариков, юнцов, крестьян, мастеровых и священников, вооруженных вилами и ножами. Страшные события начались весной. Ты видел реку Аракс — она была полноводной, люди бросались в воду, пытаясь переплыть, чтобы добраться сюда. Река несла трупы. Девушки бросались со скал в пропасти, чтобы не достаться насильникам. Такое читать невозможно, тем более стать свидетелем или жертвой подобных преступлений, — у нее в глазах стояли слезы.

— Ты очень впечатлительна, успокойся, бедствие случилось давно, — Лео сжал ее руку. — Совсем не умеешь скрывать эмоции. Твое лицо, как зеркало души. Объясни вторую причину.

Взволнованная рассказом Сона глубоко вздохнула, бархатный голос Лео успокоил, она справилась с волнением и продолжила:

— Кто мог, бежал в другие страны, спасшиеся люди сохранили свой язык. Эта часть страны вошла в состав империи. У нас стали вводить иные правила в грамматике и придумывать новые слова. Так что теперь я мало понимаю прежнюю речь, только, когда читаю мысли.

Со стороны казалось ничего особенного не происходит — гость спросил, Сона объясняет. Но для Вовы всё выглядело по-другому: он видел, как Лео смотрел на нее — взор живописца обволакивал девушку, обнимал, ласкал. Она словно купалась в нежном взгляде, вся светилась, радуясь каждому кивку головы.

«Оставить их и уйти? Им так будет лучше, а мне? Я хочу быть рядом с ней, — Вова тяжело вздохнул. — Нет, нужно набраться терпения, она обязательно обратит на меня внимание, а пока Лео гость. Откуда взялся художник? Он, как фокусник, появился вдруг, ниоткуда».

Занятый мыслями, Вова не заметил, как они вошли в собор. Последовав примеру девушки, мужчины поставили свечи и зашли в музей.

— В серебряном сосуде раз в семь лет ‘варят миро’, — объясняла Сона, указав на большой пузатый изящный котел с крышкой с изображениями двенадцати апостолов по периметру. — Сосуд ставят во дворе на солнце в присутствии почетных гостей и верующих. Внутрь кладут сорок видов растений и оставляют там на сорок дней. Миро ‘варится’ без огня, его помешивают серебряной ‘рукой’, — она ткнула пальцем в экспонат музея, лежащий в низком стенде под стеклом, — тем самым благословляя ‘ароматное масло’. В конце в него вливают оставшееся старое миро.

Осмотрев музей, компания вышла из собора, погуляла по территории.

Решив отдохнуть, Сона подошла к скамье и села. Лео устроился рядом, достал бумагу и книжечку, стал что-то рисовать и записывать. Вова тоже сел на скамью, посидел немного, почувствовал себя лишним, встал и отошел в сторонку.

— У вашей церкви нет строгих правил, — заметил Лео, — внутрь храма входите в любой одежде, не покрываете голову, бродите в брюках.

— Хорошо, что мы зашли в храм в октябре, летом ты бы ужаснулся — девушки приходят в коротких платьях с оголенными руками и спиной.

— Что? — голос живописца стал суровым. — И ты тоже? Если вы таком виде заходите в церковь, что позволяете себе вне стен храма? Падение нравов! Я тебя здесь не оставлю, заберу с собой!

Не ожидая такой строгости от нежного и внимательного мужчины, Сона растерялась. Живо представила средневековую улицу, себя в длинном тяжелом сером платье, с воротником застегнутым наглухо до ушей — не видно рук, лишь носок туфли.

«Хорошо, просто так, как на экскурсии, прогуляться по городу, но жить там, узнать, что такое инквизиция. Ужас. Что тогда горело на площади, когда мы оттуда сбежали? или кто? Почему он мне ничего не объяснил?».

— У тебя богатое воображение, успокойся. Сейчас ты мне еще раз доказала насколько впечатлительна. Тебе бы картины писать, изображать то, что себе представила.

Наблюдая как легко и свободно движется карандаш по бумаге, как красиво и быстро появляется храм, Сона подумала: «Каждый штрих ложится на свое место, у меня такое великолепие не получится».