Задумав проверить с кем сейчас спит постоялец, решительная брюнетка, взяв свечу, направилась в другую половину дома. Откинув тяжелые черные локоны за спину, стараясь не стучать каблуками, поднялась по лестнице и вошла в комнату художника.

Было далеко за полночь, луна плохо освещала помещение, легкие облака время от времени загораживали светило. Хозяйка стояла в дверях и смогла разглядеть две головы на подушке. Девушка удобно покоилась на мужчине. Сильные руки гладили округлые бедра. Ее длинные кудри упали на его лицо, скрывая все что ниже глаз. Оба лежали без одежды. Занятые собой, блаженно вздыхая, голубки не заметили госпожу.

«Волосы девки темные. Новая натурщица? Он тискает крестьянок, а мной пренебрегает».

Чужие счастливые вздохи вывели госпожу из равновесия. Оставив свечу на столике, разгневанная синьора бросилась к кровати и вцепилась руками в обе головы — правой, как она вообразила, держит соперницу.

Девушка завизжала, мужик жалобно застонал. Их голоса хозяйке дома показались подозрительно знакомы. Он приподнялся и повернулся к ней лицом.

— Ах, ты плут! Что делаешь в постели господина? И где он сам? — гневно выкрикнула госпожа, узнав слугу Леонардо.

— А.а. а, — застонал юноша, — он сам просил дождаться его в комнате до утра.

Рассерженная женщина все еще держала парнишку за волосы.

— Врешь! Пошел прочь, негодник!

Хозяйка с силой вытащила слугу из постели. Юноша кубарем выкатился, встал на ноги, сгрёб в охапку штаны и рубаху, лежавшие на сундуке, и выбежал из комнаты, обхватив голову рукой, будто боялся лишиться волос.

— Ты кто такая? — зашипела хозяйка, пытаясь разглядеть лицо девушки.

— Отпустите меня, синьора, это я, — заикаясь от страха, бормотала служанка.

— Иди прочь, — узнав ее, устало махнула рукой госпожа.

Служанка схватила свою рубашку, брошенную на табурет, выбежала из комнаты и понеслась вниз по лестнице. В прихожей столкнулась со слугой в штанах, с рубахой в руке.

— Вот лютует, вся извелась от ревности, — прошептал юноша.

— Несомненно, госпожа видела твоего господина с той натурщицей, — испуганно прошептала подружка, натягивая рубашку, постукивая зубами от пережитого волнения.

— Пошли ко мне, — юноша потянул ее за собой.

Хозяйка села на край кровати, ей было непонятно куда делся постоялец. Озадаченная женщина не знала, что и думать. Ей представлялось, что живописец всегда ночует дома, а не таскается, как другие, по злачным местам. Ложиться в постель, где только что кувыркались слуги, ей не хотелось. Забрав свечу, госпожа медленно вышла из комнаты, спустилась вниз, и ушла на свою половину дома, решив, что лучше всего ей расположиться на тахте в гостиной.

Страстную брюнетку мучила жгучая ревность к светловолосой красавице. Конечно, она слышала, что художники не пропускают ни одной юбки. Не исключено, что порисовав натурщицу, у мужчины возникало желание погладить юное тело — такое дело допустимо, но он отвергал ее любовь ради какой-то крестьянки. В том, что соперница крестьянка, оскорбленная благородная дама не сомневалась — постоялец сам так сказал. У рыжей девицы нет приличного платья. Мысли вихрем проносились в голове возмущенной синьоры, надежды рухнули, раздражение росло, превращаясь в ненависть. Мстить — все, что ей оставалось.

Словно насмешка перед мысленным взором снова возник ‘рот истины’ — каменный барельеф смеялся над ней.

«Поступить как все, значит написать анонимку и бросить в ‘рот истины’. Что написать? Да, хотя бы то, что живописец и рыжеволосая блудница бежали прочь с площади, зная о позорной казни. Нисколько не сомневаюсь, что натурщица блудница — у нее нет приличного платья и она кокетливо смеялась, закатывая глаза. Куда они бежали — торопились, зачем? Или можно еще в чем-нибудь обвинить постояльца, например, что его интересуют мальчики. Пусть будут две анонимки, как бы от разных людей. Завтра же займусь важным вопросом».

Приняв решение, благородная дама успокоилась. Захватив из спальни подушку и простыню, она устроилась на тахте.

Слуга слышал, как госпожа ушла к себе, и решил выйти в коридор. Он вспомнил, что обещал господину открыть входную дверь, чтобы впустить в дом.

«Ждать утра не обязательно, отворю сейчас и пойду спать», — юноша отодвинул щеколду и вернулся в постель, где мирно спала его подружка.

*

Часы пролетели быстро, почти незаметно.

— Время так скоротечно, — сонно пробормотала Сона.

— Светает, нам пора. Пошли ко мне, — отозвался Леонардо.

Пересадив девушку с коленей на сено, художник встал и вышел из грота, стряхнул с себя сухую траву и помог путешественнице выйти из убежища. Оба потоптались на месте, чтобы размять отекшие ноги, он поднял ее в воздух и закружил. Сона, смущаясь, обвила руками его шею и почувствовала, что Леонардо возбужден. Он опустил зеленоглазую красавицу на землю и парочка, держась за руки, побежала к городу. Взволнованность мужчины передалась гостье, понимающей, что они не просто так возвращаются в комнату Мастера.

Город спал, улицы пустовали. Сона не замечала домов и собственно улиц, она словно летела, не чувствуя ног, потому что была счастлива — ее за руку держал сам Леонардо. Парочка без помех добежала до особняка.

Дверь оказалась открытой, постоялец вошел в дом, ведя гостью за руку. Внутри царила тишина, только из хозяйской половины раздавался громкий храп хозяина. Леонардо задвинул щеколду, стараясь не шуметь, парочка тихо поднялась по лестнице.

Войдя в комнату, Леонардо обнаружил, что постель вся измята. Усмехаясь, снял плащ и верхнее одеяние.

— Юный плут опять кувыркался с плутовкой на моем ложе, — покачал головой и стал поправлять простыни.

— Иди ко мне, — тихо позвал девушку и шепнул, — сними платье.

Сона развязала пояс, расслабила шнуровку и сняла наряд, встряхнула и положила на табурет. Леонардо взял гостью на руки, уложил в постель и расположился рядом.

— Мне пора возвращаться, — неуверенно прошептала путешественница, заметив, что мужчина обнажен.

— Не торопись, побудь со мной еще немного. Ты замерзла, я тебя согрею. Трудно лишь в первый раз, потом будет только приятно. Надеюсь, девочка ко мне уже или почти привыкла, — прошептал Леонардо.

Его горячие губы целовали ее сухие от волнения уста, лицо и шею, а сильные руки осторожно снимали рубашку, дрожь нетерпения прошла по его телу. Сона подчинялась робко, понимая, что он не причинит зла. Леонардо действовал настойчиво, но нежно — поцеловал грудь и заглянул в глаза. Пытаясь понять приятно ли ей, остался доволен реакцией и стал неторопливо ласкать, покрывая поцелуями изящную фигуру, опускаясь все ниже.

До сих пор Сона не осознавала действительно ли она всем телом в эпохе Возрождения или только душою. Однако сейчас, от его горячих поцелуев, жар пробегал по коже, так что у нее не было никаких сомнений в том, что всецело присутствует тут, в крепких объятиях сильных, уверенных рук Леонардо. Нетерпеливый рот нашел ее трепетные уста и в долгом поцелуе слились не только эти губы. Взволнованная девушка получала удовольствие от момента, чувствуя себя счастливой.

Лежа на боку, Леонардо провел рукой по нежному телу красавицы — груди, талии, бедрам.

— Природа совершенна, повторить такое трудно, — вздохнул Мастер, повернулся на спину и заснул.

«Удивительно, мечта увидеть гения завела меня к нему в постель. Кажется, мне было хорошо, больно самую малость. Он обещал, что потом будет только приятно. С ним, конечно, не сомневаюсь, он ласковый, — Сона с нежностью смотрела на спящего Леонардо. — Я, бесспорно, привыкла к нему: лежу рядом с мужчиной обнаженная и нисколько не смущаюсь. Очевидно, потеряла стыд и невинность.

Она изучала его лицо.

— Какого цвета волосы гения — светлые или каштановые? Под ярким солнцем кудри напоминают темное золото. Как он с его ростом помещается на кровати? Может быть, ноги свисают?».

Сона приподнялась, чтобы посмотреть и увидела свою рубашку на краю постели, потянула на себя и осторожно, чтобы не мешать спящему, оделась.