— Где ж я тебе такой полог в Мордоре возьму? — с тяжелым вздохом спросил Финрод, несмотря на свой титул «Владыки пещер» тоже среди здешнего камня тайком тосковавший по шелесту зелени.

— Отпусти меня на другой берег Андуина, я попытаюсь склонить Хозяина Леса к сотрудничеству. Пусть отрядит нам сюда пару рощ диких гворнов. Заодно можно будет ими орков стращать, если не захотят учиться с достаточным прилежанием. Ты же не хочешь застрять в Барад-Дуре на следующие сто-двести лет, ожидая, пока они просветлятся? Нет, уже нынешнее поколение орчат должно жить в мире и любви по всему Мордору, спокойно отбывая в Аман, когда придет срок. Наши орки, конечно, прекрасные ребята и прилежные ученики, им просто еще не дается трехстопный гекзаметр…

Король-Чародей отогнул лиану, обогнул некогда грозный, а теперь мирно дремавший у речки гворн и пустил коня через перекат. Глядь, выше по течению в заводи прекрасная эльфийская дева расседлывает белоснежного коня, снимает с него дорогое седло с черным деревом Гондора и вбегает в воду, хлопнув скакуна по крупу. Засмотрелся эльф на свою пра-пра-пра… правнучку. Только направил он своего коня через перекат вверх по течению, решив поздороваться, как вдруг вскинула на него глаза прекрасная эльфийка, воздела руки… и встала речка на дыбы, приложив Повелителя Назгулов посередь утреннего благолепия от души и с размаху. «И чего мне не сиделось в Барад-Дуре», — только и успел подумать Финголфин, перед тем как рухнуть в мутный поток и уплыть вниз по течению, где его вытянул на берег сильно взволнованный сын. «Все зло от женщин! — повторил Первый Назгул фразу своего предшественника, придя в себя и поняв, что он, к сожалению, все еще в Средиземье, а голова трещит, как после трех часов состязания орочьих менестрелей. — От них и от Первого Дома».

Мысли у эльфов, так же, как у людей, часто следуют странными путями, поэтому от дум о нелегкой судьбе всех, называвшихся Королем-Чародеем, через краткое размышление о женских коварстве и непонятности Финголфин быстро дошел до проблемы, которую должен был обсудить еще в Амане, но все время откладывал.

— А что же ты лучшего друга в Средиземье не пригласил? — осторожно спросил он у сына. И тут же схватился за голову, показывая, как он тяжело пострадал. Ибо беседы со взрослыми детьми на подобные темы всегда чреваты обидами. — Ну ладно, Финрод тревожить Маэдроса побоялся. Но ты?

— И я побоялся, — Фингон смущенно потеребил одну из своих перевитых золотом темных кос. — Я знаю, он тяжело пережил мою смерть в Нирнаэт. И потом… все эти события. Я не уверен…

— …что Маэдрос, который бросился в пропасть, сжимая в руке Сильмарилл, — это тот же Майтимо, которого ты полюбил в Валиноре? — закончил Финголфин оборванную сыном фразу. — По-моему, чем быстрее ты это проверил бы, тем было бы лучше.

— Я всегда думал, что ты против моей… дружбы с Майтимо.

— В данном случае даже мой старший брат предпочел смотреть на пейзажи, а вовсе не в вашу с его первенцем сторону, — усмехнулся Финголфин. — А уж заставить молчать Феанора — совсем непростая задача.

— И как же он пояснил такое решение?

— В своей обычной манере. Сказал, что раз наш отец в нарушенье заветов Эру завел себе лишних отпрысков, то на следующем поколении Илуватар просто обязан был отыграться, вот и родились вы с Маэдросом. В одном месте прибыло, в другом — убыло, закон сохранения и все такое.

— Да уж. Упустить хоть маленькую возможность пройтись по «потомкам Индис» — это не в правилах дяди, — задумчиво протянул Фингон. — Хотя многие, наверное, думают, что он в чем-то прав.

— Пусть думают, что хотят, — отрезал Финголфин. — Для меня никогда не было важным мнение большинства.

Он огляделся по сторонам.

— Ну, где там эти деревья с глазами и ушами? Хорошо бы дойти к Хозяину Леса до самой жары, а то, боюсь, придется еще раз искупаться.

Правда, отправиться в путь сразу же не получилось, пришлось искать место поудобнее, чтобы вылить воду из ботфорт и просушить одежду. Не переставая ругаться словами, подслушанными у Феанора, отец оперся на плечо сына и, прихрамывая, устроился между корнями гворна, услужливо выгнувшегося в удобное кресло. От воды парило, в золотистом утреннем свете порхали синие и красные стрекозы, становилось жарко. Оба эльфа благополучно задремали, в кои-то веки попав в место, где вместо кусачих муравьев над ухом журчала вода и шелестели листья…

«Корни и ветви! — почесал себя старый энт сто седьмым корешком где-то в районе затылка. — Чего в моем лесу с утра пораньше эльфы не поделили? Надо пойти поглядеть».

Он додумал эту мысль где-то через полчаса, выбрался из-под любимого водопадика и отправился к речке, попутно подхлестывая облачка и чего-то гудя себе под нос.

— А ну-ка, охальник, дракучая ива с сухими косицами, сучок тебе под ребро, выпускай на волю этих красавчиков! Они ко мне по делу шли, между прочим, из Мордора. Да, я знаю, это твоя законная добыча. Но помяни мое слово, если этих двоих там хватятся, то сюда по их душу придет сам Темный Властелин и не просто отпоет тебе листья и побеги этого года, но и старые суки из предплечий повыдергает! И пустит голым и босым вниз по течению в одном исподнем песни петь и пляски плясать до самого Умбара! Я слыхал, у него особое заклинание есть: на танец без остановки под свежий шлягер от Маглора. А там тебя бравые пираты живо пристроят на главный флагман в качестве носовой фигуры, стесав лишнее. Ух, я тебе! Чего-то я заторопился, это все ты виноват и гости эти незваные, сучок им под ребро. Еще государыня из Гондора зачем-то пожаловала, небось соскучилась по зеленой листве и тенистым долинам в своем каменном гнезде в семь ярусов, а может, и в девять. Устроила тут баррум, речку замутила, гостей моих вымочила, а ты с ними еще вдобавок позабавиться решил!

Заскрежетало, заскрипело, щель, из которой торчали ноги папы-эльфа, со скрежетом разъехалась, и из недр дерева вылетел слегка помятый Финголфин, явно не сонный и несколько раскрасневшийся. Раскрылась вторая щель, и в речку, на мелководье, рассыпая брызги, вылетел Фингон, поднялся, прихватил каменюку покрупнее и сурово пошел на гворна, но тут его взяли за плечи и развернули.

— Ребята, давайте жить дружно, — промурлыкал Древоброд, пряча ухмылку в мох и лишайники. — Пойдемте ко мне наверх, у меня там найдется чего выпить и чем освежиться, если станет слишком жарко. Сегодня хороший день, вы уж простите нас за такой нелюбезный прием, а государыню вольного Гондора я еще потом поймаю на узкой тропинке и спрошу, чего это она в моем лесу своевольничать вздумала, неужто не видит — пастыри деревьев чинно по своим делам мимо идут, обязательно надо речку замутить, диких гворнов разбудить, птичьи гнезда ниже по течению затопить, малиновку с гнезда на рябине согнать, да, послание я получил, красивая надпись, она потом блестящими жуками в напиток энтов осыпалась, я попробовал, мне понравилось, передавайте вашему господину мою искреннюю благодарность…

— Передам, хозяин леса, — плавно вклинился в нескончаемый монолог Финголфин, вежливо, но твердо беря быка за рога. — Спасибо за гостеприимство, мы с радостью отдохнем у тебя в доме. Веди нас! Поговорить можно и по дороге.

Накинув на плечи темный назгульский плащ, он шагнул вперед и тут же осел на траву, скривившись от боли.

Солнце поднялось еще выше, становилось жарко. Вдоль реки вверх по течению двигалась любопытная процессия. Фингон вел в поводу обоих коней, а древний Энт осторожно нес Финголфина на сгибе локтя, приложив вторую руку к уху, заросшему мхом, чтобы расслышать, что там рассказывал гость.

— Может, и хорошо, что моя пра-пра-пра… правнучка разбудила диких гворнов, — сказал Король-Чародей. — Собственно, за этим мы к тебе и пришли, поневоле нарушив покой леса. Отряди нам в Мордор какой-нибудь перелесок самоходом, а то там из всей зелени — одни маки, предсмертники да пустынная акация, где больше шипов, чем цветов да листьев.