Остаток дня и вечер я провожу с малышом в детской. Гленн никак не желает меня отпускать, а я не хочу его расстраивать. Мальчик и так сегодня испугался.

Ужинаем мы там же, только к нам присоединяется еще и Сет. Док пока не вернулся, а самой мне сидеть за большим и помпезным столом как-то неуютно и немного жутко.

Чуть попозже к нам приходит Зоуи. Она укладывает малышей спать, заменяя Илин, а я у нее на подхвате.

Выкупать и убаюкать этих сорванцов оказывается довольно-таки трудно. Сет, конечно же пытается сам проделать гигиенические процедуры, мы лишь помогаем в случае необходимости. А вот Гленн безобразничает вовсю, хлопая по воде маленькими ладошками и разбрызгивая ее по ванной комнате. Чрез несколько минут мокрые уже все: и я, и Зоуи, и Сет, который тоже зашел помочь с братом, ну и, конечно же, сам Гленн, довольный и радостный, как слон. И если он еще несколько минут назад хныкал и капризничал, что не хочет купаться, то теперь ребенок проделывает то же самое, только уже по причине прямо противоположной. Выбираться из ванны этот маленький русал решительно не желает. Но Зоуи ловко извлекает его из воды и передает мне, держащей в руках приготовленное теплое полотенце.

У меня не было младших братьев и сестер, я совсем не умею себя вести с детьми, правильно их держать, баюкать, разговаривать, но в этот момент мои руки словно сами знают, что им делать и сноровисто совершают все нужные манипуляции.

В детской всегда ночевала Илин. Сейчас эту миссию приходится взять на себя экономке. И не вооруженным глазом видно, что Зоуи для всех Эмереев очень близкий и родной человек, а не просто прислуга

Я прощаюсь с мальчиками, желаю им спокойной ночи и уже собираюсь уходить, но внезапно маленькие пальчики хватают мою ладонь и неожиданно цепко держат.

— Эва, не уходи, — просит Гленн. Его взгляд будто переворачивает что-то в моей душе и заставляет больно сжаться сердце. — Пожайюста.

Губки малыша дрожат, и я понимаю, что он готов вот-вот расплакаться.

— Конечно, я не уйду, милый, — приседаю прямо на пол возле кровати и опираюсь спиной об ее бортик.

— Обещаешь, — в его глазах притаились беспокойство и страх, а я понимаю, что в эту минуту больше всего на свете желаю их развеять.

— Обещаю, — киваю в ответ, легко пожимая его ладошку в утешительном жесте.

Ребенок, успокоившись, ложится обратно в постель, но руку мою так и не выпускает. Зоуи дает мне небольшую подушечку, чтобы я подложила ее под спину, которой опираюсь о твердый край кровати, и я благодарно ей улыбаюсь.

Через каких-нибудь десять минут пальчики Гленна расслабляются, а моя ладонь легко выскальзывает из крепкого детского захвата.

— Все леди, можете идти. Он спит, — ставит меня в известность экономка, но я отрицательно качаю головой.

— Нет, Зоуи. Я не могу. А вдруг он ночью проснется, а меня нет. Получится, что я обманула…

─ Я тогда вам чаю принесу, ─ шепчет женщина и мне кажется, что в ее глазах мелькает доля уважения.

Напиток оказывается как нельзя кстати. Мы устраиваемся с Зоуи за небольшим столиком в детской и принимаемся чаевничать. Ребята, утомленные насыщенным событиями днем сладко посапывают, а у меня сна ни в одном глазу, ибо я понимаю, что крепко влипла.

Эти два маленьких ангела прочно заняли в моем сердце важное место, и расстаться с ними мне будет ой как не просто.

Хотя все мои предположения насчет возвращения обратно в свой мир могут оказаться сухой теорией, но не думать об этом я не могу. Там, на Земле, у меня была своя жизнь, цель, мечта. Научный руководитель обещал мне место в аспирантуре, а позже я могла подать документы на обучение в Германии, немецкий язык я знаю отлично. Трудно расставаться с теми стремлениями и желаниями, которые я нежно пестовала всю свою сознательную жизнь.

Там я — независимая и свободная женщина, в перспективе научный сотрудник. Тут я без мужчины ничего не значу, слабый придаток к мужу, который важен лишь тем, что может подарить наследников. Да и какое будущее ждет “слабоумную” вдову маркиза. У меня ни титула, ибо он передается по мужской линии, ни денег, ни дома. Я могу лишь рассчитывать на милость своего опекуна, который по какой-то причине не питает ко мне теплые чувства, и жить подле него нахлебницей. У меня даже нет необходимых знаний, чтобы устроиться на работу, и обеспечивать себя.

— Трудно ему пришлось, — прерывает мои невеселые мысли вздох Зоуи. — Остался сам, без жены, с грудным ребенком на руках.

С любопытством смотрю не нее, ожидая продолжения рассказа. Может, узнав хоть маленький кусочек прошлой жизни графа, я смогу немного разобраться в нем и его чувствах.

— А еще когда мы поняли, что Гленн болен, — машет рукой женщина, сокрушено покачивая головой. М-да…

Зоуи задумавшись, замолкает, и мы некоторое время сидим в тишине.

─ А чем он болен? — интересуюсь я, вырывая экономку из воспоминаний.

— Ох, тут сложно так все сказать. Леола, мама Гленна и Сета была очень сильной и талантливой магиней, целительницей, такой, как наш Док. Так они с моим Тео и познакомились. Леа в госпитале тогда помогала, а он попал туда с ранением. Еще мальчишкой подался в солдаты, не ладил с отчимом совсем. И предпочел сытому дому чужие земли и войну. А когда военная кампания закончилась, Тео вернулся в Айнвернис и привез с собой молодую жену. Мы все ее любили, нашу Леолу, она была как солнышко, каждого согревала своим теплом.

Зоуи с такой болью и тоской рассказывает об этом, промакивая уголки глаз платочком, что у меня самой наворачиваются слезы. Видно, что женщина тоскует по доброй и милой хозяйке.

— Первая беременность прошла у нее хорошо, ─ чуть успокоившись, продолжает она. ─ Родился здоровенький Сет, вылитый отец. А с Гленном все приключилось иначе. Его магический потенциал конфликтовал с даром матери, они медленно убивали друг друга. Но Леа сделала все, чтобы малыш жил, из последних сил направляла свой дар, чтобы исцелить его… На себя уже не хватило. Мы ее потеряли. А Гленн, он родился крохотным, слабеньким, раньше срока. Но живым. Хоть у Леолы и не хватило магии, чтобы полностью его излечить… Вот у мальчика и бывают приступы, когда все жизненная энергия иссякает. Он как сито, не может накапливать силу, она все время просачивается. Док подпитывает его время от времени, но… Это не излечимо. Процедуры нужно проводить регулярно. Пока он еще малыш, энергии нужно меньше. Но что будет, когда он подрастет?

Перевожу взгляд на детскую кроватку, где под мягким одеяльцем сладко посапывает мальчик. Он такой крошечный, такой беззащитный. У меня сердце разрывается от жалости. И к нему. И к старшему Сету. Он ведь тоже рано остался без матери. Это с виду такой этот сорванец дерзкий и жесткий, а нас самом деле просто маленький ребенок, которому пришлось рано повзрослеть.

Утром возвращается Риган. Он выглядит измученным и слегка помятым, но спокойным. Значит с Илис действительно все в порядке. У девушки оказалась жутчайшая аллергия на яд какого-то местного насекомого, и своевременная помощь буквально спасла ей жизнь. Хотя Илис придется еще неделю, а то и две провести в лечебнице, но кризис миновал, и она идет на поправку. Обо всем этом нам рассказывает врач, уплетая за завтраком двойную порцию яичницы с беконом и запивая все это, по меньшей мере, двумя литрами чая. За всей этой напускной небрежностью и беспечностью понимаю, что Док не просто стены в больнице подпирал, ожидая результатов, а принимал непосредственное участие в спасении пострадавшей.

А вечером возвращается Теодор. И не один. Из-за его спины робко выглядывает худенькая русоволосая девица. Ее волосы стянуты в гладкий пучок на затылке, а платье является верхом добродетели и скромности. Не то чтобы я в развратных нарядах ходила, но Эванжелилина одевалась хоть и скромно, но со вкусом, и умела подчеркнуть свои достоинства. Зато талия у новенькой такая, что не только граф, а даже я, кажется, могу обхватить двумя пальцами. Во мне борются сейчас чисто женская зависть и адекватный профессионализм, который перед глазами показывает картинки внутренних органов, безбожно стянутых корсетом, и деформированных ребер.