– А тебе не нравится, что ли? – заорал Федот и с размаху ударил Нину сапогом в лицо.

Нетрудно предположить, что было бы дальше, но в этот момент из метро вышел Челентано с гитарой на плече. Став свидетелем последней сцены, он молниеносно оказался между Ниной и Федотом.

– Не смейте её трогать! – заявил он с такой уверенностью и хладнокровием, что в толпе болельщиков на мгновение повисла тишина.

– Ты что смелый, что ли? – заревел Федот и, не дожидаясь ответа, ударил Челентано пивной бутылкой по голове.

Зелёные стёкла рассыпались по асфальту. Челентано молча рухнул на землю.

– Ты чё, Федот? Нахрена? – послышалось в толпе болельщиков. Кто-то первый поспешно ретировался. За ним кинулись другие. Оставшись без поддержки, мигом исчез и Федот.

Нина оттащила бесчувственного Челентано в сторону, на газон и сложила ему под голову свой старый платок. Его лицо без слетевших при ударе очков было непохожим на себя. Он был бледен, как будто выточен из мрамора. Глаза его были закрыты, но всё лицо как будто светилось тихим фосфорическим светом. В этот момент Нине показалось, что Челентано необыкновенно красив. Он просто прекрасен, потому что он другой. Его только нужно было разглядеть. И Нина разглядела Челентано.

Вдали замигали синие огни скорой. Вокруг начала собираться толпа. А Нина не могла оторвать глаз от белого мраморного лица своего защитника. Она гладила ладонью его тёмные волосы и не могла понять, откуда в ней взялась такая лавина нежности к этому с детства знакомому человеку.

С тех пор Нина больше не торгует у метро. Она работает уборщицей на мебельной фабрике. Кто её туда устроил? Несложно догадаться. Ведь теперь в Нининой комнате все стены завешаны плакатами Битлов. В углу комнаты дымит паяльником Челентано, восстанавливая старый кассетный магнитофон. А на серванте улыбается грациозная фарфоровая балерина. Она-то лучше всех знает цену этой жизни.

Город Чёрный Яр получил своё название ещё до революции. Говорили, что помещик, владевший здешней землёй, был изрядный кутила и жил в Петербурге. Его крестьяне от нужды воровали потихоньку барский лес. Потом, чтобы скрыть последствия, они подожгли остатки леса. Случился сильный пожар, в результате которого сгорел не только лес, но и само село с близлежащими хуторами. С тех пор вся местность стала зваться Чёрным Яром.

В советские годы в Чёрном Яре начали строить комбинат по производству азотных удобрений. На строительство комбината были собраны люди со всего союза. Кто-то приехал сам, в поисках лучшей жизни, а кого-то привезли в зарешёченном вагоне. Все они потом остались жить в Чёрном Яре, переженились и вместе ходили на работу мимо здания исполкома с огромными буквами «Слава КПСС» на крыше.

После развала союза азотные удобрения в таком количестве оказались не нужны и люди постепенно начали покидать родной городок. Со временем взрослое население Чёрного Яра поделилось на три категории: пожилые инженеры с испорченным здоровьем, сильно пьющие рабочие, потерявшие работу, и полные инвалиды из первых двух категорий.

В семье Володи Селиванова были представлены все три категории горожан. Мама – инженер технолог, страдающая от бронхиальной астмы; парализованная бабушка, отдавшая сорок шесть лет заводу, и пьющий отчим, неплохой в прошлом сварщик, терявший во хмелю всяческий рассудок.

Ещё была младшая сестрёнка Анечка с огромными голубыми глазами и вьющимися золотыми кудрями.

Через полтора года после её рождения в семье Селивановых произошло несчастье, которое, однако, принесло всем заметное облегчение.

В начале года умерла бабушка. Маме больше не надо было по вечерам, после работы, вытаскивать из-под неё мокрые простыни и обрабатывать пролежни. А весной умер отчим. Теперь мама не закрывалась в ванне, когда пьяный мужчина с битой бутылкой в руках искал в квартире Иосифа Сталина, спрятавшегося за занавеской. Вовка больше не холодел от страха, наблюдая, как пьяный отчим отучает Анечку писать в штаны, запихивая годовалую девочку в стиральную машину и угрожая постирать с двойной дозой порошка.

Из всех проблем в жизни остались лишь сущие пустяки. Разбитое на кухне окно, заколоченное фанерой, пропускающее холод зимой, да ещё надоевшие до чёртиков макароны на обед и ужин.

Зато жарким летом холодная вода из уличной колонки была безумно вкусна. Мощная струя, с шумом вырывающаяся из-под чугунного крана пела волшебную радостную песню. Она разбивалась о деревянный поддон, закрывающий сточный колодец, разлетаясь на тысячи сияющих на солнце холодных брызг, от которых старые Вовкины кеды вмиг становились насквозь мокрыми.

А холодными зимними вечерами к чуть тёплым батареям добавлялось воображаемое тепло от ярких рубиновых лучиков октябрятского значка-звёздочки, подаренного мамой.

Об октябрятах Вовка знал лишь из маминых рассказов, и они казались ему необыкновенно счастливыми. Он втайне завидовал, что маме так повезло в детстве.

Со временем население Чёрного Яра постепенно сокращалось. Трудно было сказать, сколько приходилось уехавших на одного умершего или умерших на одного уехавшего, но одну закономерность Вовка заметил ещё в школе.

Чем лучше школьник учился, тем быстрее после окончания школы он покидал родной город. Отличники и хорошисты уезжали сразу после школы, чтобы поступить в институт. Середнячки уезжали чуть позже, в поисках хорошей работы. Двоечники – либо покидали город вслед за середняками, либо оставались в нём надолго.

По этой Вовкиной теории не было никаких сомнений, что смышлёная сестрёнка Анечка, учившаяся на одни пятёрки, уедет сразу же после школы. Самому же Вовке, по собственным соображениям, предстояло уехать позже.

Аню провожали всем двором. Солнечным летним днём Вовка, уже отслуживший к тому времени в армии, работал первый год трактористом. Он прикатил к дому на старом, ещё советском «Белорусе». Соседи наперебой совали счастливой Аньке в дорогу домашние пироги и банки с мёдом. Мама, несмотря на жару, укутанная в тёплый платок, плакала и просила звонить ей как можно чаще. Аня как-то вмиг повзрослела и похорошела. Её голубые глаза сияли счастьем, а золотые кудри шевелились от тёплого летнего ветра.

Вовка наблюдал за происходящим из своего трактора, сплёвывая шелуху от семечек через открытую дверь кабины. Ему предстояло отвезти сестру на станцию.

В Вовкиной душе смешались в этот момент самые разные чувства. Тревога за младшую сестрёнку, которую он всю жизнь защищал от проказ одноклассников. Гордость за поступающую в престижный питерский вуз Анюту. Белая зависть к сестре, которая теперь будет жить в Петербурге, который Вовка видел лишь на красивых открытках.

Наверное, там – сияющие огнями большие проспекты; красивые дворцы, музеи и театры; там люди хорошо одеваются и ходят в рестораны; ездят на такси и собственных автомобилях. Они умные, энергичные и хорошо зарабатывают. Летают отдыхать заграницу и знают, как правильно жить на этом свете.

Вовка сплюнул на сухую пыльную дорогу и вытер промасленной тряпкой грязные руки.

Когда прощания закончились, он подал сестре руку и Аня, лёгкая как пушинка, заскочила в кабину трактора. Всю дорогу она что-то щебетала о речных трамвайчиках, разводных мостах и гранитных набережных. Вовка слушал её вполуха. Ему не давали покоя собственные мысли.

Неужели Анюта сможет стать городской? А ведь, пожалуй, сможет. А, может быть, и мне туда?

На перроне Володя крепко обнял сестру. Она повисла на его шее и поцеловала в щёку.

– Я вытащу тебя отсюда! – уверенно заявила Аня, глядя в глаза брату с материнской любовью и нежностью.

– Себя сначала вытащи, егоза! – улыбнулся Володя и потрепал золотистые кудри сестрёнки.

– Обещаю тебе, Володя. Я вытащу тебя отсюда! Ты только подумай об этом серьёзно, – ответила Аня и, ещё раз чмокнув брата, заскочила в вагон поезда.

Больше всех за Аню переживала, конечно же, мама. Поначалу она даже плакала вечерами и всё время держала возле себя мобильный телефон. Аня звонила довольно часто, но говорила коротко – дорогой роуминг.