Посмотрев на сбитые костяшки пальцев и на полуживое месиво у ног, поднялся, сплюнув на пол. Спазм прошиб всю спину, от основания хвоста, до черепа. Если я в порыве гнева сдвинул хоть на миллиметр свой корсет, Винр с Сумудином меня на полгода к койке привяжут. И матушку для контроля рядом приставят.

Покинув помещение, вызвал нескольких подчиненных.

— Забрать в полный изолят. Готовить переправку на Лимир без права пересмотра дела. Выполнять. — Служащие дернулись исполнять указания. Палет, на удивление, молчал, хотя я четко ощущал его присутствие рядом.

Спустившись к основанию здания, где ожидали транспортники военного ведомства, не выдержал этого. Настроение и отношение к моему решению старшего оджи было не понятно. Нервировало. Обычно я без труда улавливал и предсказывал реакцию Палета.

— Анур? Считаешь, я не прав? — тихо, чтоб не привлекать внимание подчиненных, спросил в эфир. Из-за быстрой утомляемости после операции часть привычных возможностей стала для меня недоступна.

«Считаю, что твое решение имеет право не существование. Ты достиг большего, чем мне казалось. Удивлен, что ты смог себя остановить. Я когда-то не смог»

— Помниться, ты был несколько младше меня нынешнего и занимал ранг восьмого или девятого?

«Тогда я был восьмым»

— И, Палет, Селена жива. Личную месть я получил и оставил напоминание на всю жизнь, но брать ответственность за ее остаток не желаю. Сообщников переловили?

«Практически. Одна группа еще прячется, но Ундиал их обещал выкурить. Езжай в госпиталь. Мы разберемся»

Вернувшись в госпиталь, узнал, что с Таалем закончили работать. Прогноз был не самый утешительный. Давление в черепе ему стабилизировали и кровотечение остановили, но значительная часть гематомы должна рассосаться сама. В противном случае возможны необратимые последствия. В палате Селены мама работала над чем-то в планшете, Сумудин пребывал в состоянии полусна, под действием лекарств то теряя сознание, то приходя в себя на разложенном кресле. Для меня уже установили специальную кровать, к которой подключалось до сотни всяких контрольных индикаторов.

Дарье в себя не приходила. Сердце сжало спазмом нехорошего предчувствия. Из последних сил загнал это ощущение как мог глубже. Не верю.

Стоило появиться в помещении, предварительно смыв с рук и лица кровь, меня принялись «выковыривать» из экзоскелета. На протесты толпа медиков, в количестве пяти валоров, во главе с Винаром, внимания не обращала. Вколов мне тройную дозу снотворного, злостные борцы за мое здоровье, подхватив под руки на уже знакомую стойку, отключили функции такого удобного костюма, осторожно вынимая конечности из креплений. Конечно, им нужно было как можно скорее восстановить связи, которые заблокировали после операции, но этого не хотелось. Только кто меня спрашивать станет. В такой ситуации Винар вполне может игнорировать даже прямые приказы Палета. Медленно но неуклонно, меня уложили на живот, расслабив корсет. Сумудин, пребывая в периоде краткого бодрствования, подковылял ближе и выругался сквозь зубы.

— Что, так плохо? — широко зевнув, полюбопытствовал.

— Вот как ты сейчас сам ходишь, так оно все там и выглядит, — честно отозвался друг.

— Что, даже нервы видно? — стало на самом деле интересно.

— Нервы как нервы, а вот спинной мозг, кажется, кое-где вытекает.

— Винар, закройте позвоночник моего сына, будьте так любезны. Пока эти двое и правда не решили посмотреть на цвет спинномозговой жидкости оджи, — недовольно отреагировала на наши шутки мама, не отрываясь от вычислений в планшете. Мама давно, еще во время моего обучение приняла позицию присустсвовать, но не смотреть, оберегая нервы нас обоих.

— Покажите мне сначала. Когда еще доведется все это увидеть, — попросил, пока окончательно не отрубился.

— Никогда, надеюсь, — проворчала мама со своего места.

Сделав быстрый снимок, Сумудин показал мне огромный лиловый кровоподтек в районе поясницы, длинный ровный шов вдоль позвоночника и ряды тонких проводков, прямо из этого шва торчащих. И правда, как результат какого-то безумного эксперимента. К части проводков на фото уже были прикреплены металлические прищепки, с проводами от небольшой установки электромагнитных импульсов.

— Нарин, сейчас начнется стимуляция, придется потерпеть. Минут через пять тебя уже должно отключить.

Тело прошибла молния электрического разряда. Как-то при работе с Ядром оно легче переноситься. Тело самопроизвольно выгнулось дугой, мышцы свело на несколько мгновений. Это будут долгие пять минут.

Через три дня мне разрешили подняться с кровати. В корсете и с опорой на руки. Ноги плохо слушались, выдавая только треть от того, что я требовал, но Винар был доволен. Сумудину зарастили кость, пока еще оставив временно одну из спиц и выдав механический каркас для снятия нагрузки, но доктор оказался из нашей компании самым живым. Хоть какая-то радость.

Тааль, находясь в глубокой коме, так же подавал надежду своим состоянием. Отек медленно проходил, внутренние органы практически не сбоили. Хуже всего было состояние моей девочки. Селена не приходила в себя. Она слабо реагировала на внешние раздражители, чуть улыбалась на мой голос и …все. Показатели выдавали идеальное состояние, исследования показывали яркую, абсолютно здоровую картину мозга в состоянии сна, но дарье не просыпалась. Почему, мне никто не мог ответить.

Проведя еще день в терзании себя и попытках дозваться Селену, я все же потерял терпение. Сил и желания бороться со страхом и ничего не делать больше не было. Удаленно подключившись к киверу землянки, просмотрел массу сообщений, выискивая одно единственное. Идеи закончились, а мне нужна помощь.

Наши ученые проводили ежедневные проверки и анализ состояния Селены. Девочка бледнела и становилась все тоньше, хотя медики постарались предоставить ей все необходимое питание. Дарье все так же реагировала на мой голос, иногда она двигалась, чуть меняя положение тела, но не более того. Между тем, эмбрион внутри ее тела креп и рос. Оболочка плода была даже несколько плотнее, чем ожидалось при таком состоянии матери.

Один из докторов заикнулся, что они смогут продержать ее в таком состоянии достаточно долго, чтоб ребенок появился на свет. Челюсть этому доктору потом, как я узнал, ставили на металлических пластинах. Совесть меня не мучала.

Мучал страх. Уже с неделю прибывая на уколах, испытывая постоянный зуд в темных пятнах на теле, я начинал срываться на окружающих, чувствуя бессилие. Мы даже вызвали на подмогу нескольких представителей элмов, с которыми у нас был договор о сотрудничестве в медицинской сфере. Но я ждал другого гостя.

Даяр прибыл через три недели после аварии, вместе с парой земных медиков. Послав письмо с призывом о помощи, я ждал расспросов и отповедей, но брат моей девочки затребовал только отчет по происшествию и медицинскую карту. Через неделю Медуза подхватила Даяра на одной из межгалактических станций, в ускоренном режиме доставив на Валору.

Встречая родственника своей землянки, я несколько нервничал. Пока Селена оставалась в таком положении, во мне разрасталось чувство вины за произошедшее. Не смотря на то, что причина ее сна была не известна, понятно, что авария стала спусковым моментом. А я, как ответственный за ее благополучие, провалился в этой роли окончательно и бесповоротно. Оставалось надеяться, что моя мысль окажется удачной, и присутствие земных докторов сдвинет нас с мертвой точки.

Когда шлюз шаттла открылся, на площадку шагнул крепкий, весьма высокий молодой мужчина с Земли. На нем были какие-то серо-синие брюки и белая рубашка. Темные волосы знакомого цвета коротко стрижены, а на лице хмурое, очень напряженное выражение. Военная выправка, минимум вещей в сумке через плече и хорошая физическая форма в дополнении к рассказам Селены давали мне весьма четкую информацию о характере новоприбывшего. Стоило нашим взглядам столкнуться, как Даяр крепко сжал челюсть, делая несколько шагов навстречу. Я буквально ощущал его злость и тревогу.