— Да она вроде не бабка, а средних лет женщина.

— Да пофиг. Что молодая женщина забыла в этой Богом забытой деревне?

— У неё вроде какая-то печальная история произошла, вот она из города и уехала. А потом у неё внезапно дар открылся.

— Ну да, ну да.

Скептически качаю головой, поддакивая подруге. Стараюсь не смотреть по сторонам, чтобы ничем не выдать свой страх, и презрительно хмыкаю. Этот рассказ тоже мало похож на правду, но, наверное, кого-то пронимают подобные слезливые сопли, рассчитанные больше на доверчивых дурочек. Видимо, только подобный контингент и ездит к данной ясновидящей.

— И мы ещё кладбище не прошли.

— Что? Кладбище?

Грудь сдавил плотный обруч страха, и я мгновенно замёрзла, затрясшись от крупной дрожи. Даша предпочла ничего мне не отвечать, спокойно шагая рядом со мной, и я вцепилась в жаркую ладонь подруги своими острыми коготками.

— Ай, больно!

— А мне страшно!

— Не сходи с ума, это всего лишь кладбище, видишь кресты? Мёртвые не кусаются, а бояться надо живых!

Шумно выдыхаю, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение, навеянное липким страхом, и понимаю, что меня начинает слегка подташнивать — так было всегда, когда я сильно волновалась.

На школьных экзаменах мне приходилось всегда набивать карманы сосательными конфетами, чтобы хоть как-то купировать острые приступы тошноты, накатывающие на меня время от времени. А вот сейчас я отчего-то конфеток не взяла, забыла.

— Почти пришли. Видишь, свет горит?

Дашка указывает рукой куда-то вдаль, и я отмираю — да, вроде бы идти осталось недалеко. Главное — не свалиться в придорожную канаву и не позволить тошноте меня пересилить. То-то я буду хороша, когда дойду к дому ясновидящей вся перепачканная рвотными массами и уличной грязью.

Выдыхаю, отчаянно сцепив руки в замок, и плотно сжимаю челюсти, стараясь думать о чём-нибудь приятном.

И, мне, наконец, повезло.

Не прошло и пяти минут, как мы оказались на отшибе села, у добротного дома, обнесённого высоким кирпичным забором, который меньше всего походил на дом гадалки, живущей в сельской глубинке.

Как он был не похож на остальные домики, что попадались нам по дороге, вызывая у меня немой восторг и еле ощутимый трепет от скорой встречи с немного пугающей неизвестностью.

Этот дом больше походил на дворец местной принцессы или главы села — двухэтажный, из белоснежного кирпича, построенный на совесть. На крыше особняка (а деревенской избушкой сельской отшельницы его язык не поворачивался назвать) виднелась спутниковая тарелка — видимо ясновидящая проводит все дни за просмотром каких-нибудь увлекательных телепередач, а ночью занимается своей деревенской магией.

В многочисленных окнах, забранных витиеватыми решётками от нападения мелких воришек, горел свет, а железная калитка забора радовала глаз ручной ковкой.

Дашка напряжённо хрипит свистящим шёпотом, отчаянно жестикулируя:

— Видишь, какой дом ей отгрохали.

— Ага, не ожидала…

— Потому что сильная она, всё может. К ней со всех городов едут, а ты нос воротишь!

Причмокиваю губами.

— Это не так.

Напрягаюсь, вглядываясь в темноту.

Скажем, я не ворочу нос, а просто не верю всяким экстрасенсам, больше доверяя своей собственной интуиции, которая мне настойчиво твердит, что никакой судьбы нет, и мы сами создаём свою жизнь, выстраивая её из череды различных событий.

Замираю у калитки, вцепившись взглядом в морду льва, которая служит дверной ручкой. В клыкастой пасти льва сжато большое металлическое кольцо, а глаза инкрустированы яркими зелёными камнями, которые даже в тусклом свете затуманенной луны играют каким-то магическим светом.

Вдох выдох.

Спокойно.

Слегка дотрагиваюсь до драгоценных камней, чувствуя от них нежную прохладу, и ощущаю какой-то радостный трепет внизу живота, словно бабочку проглотила. Провожу дрожащими пальцами по клыкам бронзового монстра и поспешно одёргиваю руку — острые, как настоящие.

— Ну же, звони, чего встала как вкопанная?

Даша кивает подбородком на калитку, и я, разглядев дверной замок, до упора вжимаю белую пупочку, вслушиваясь в еле слышное попискивание. Меня по-прежнему не покидают сомнения — а не тронулась ли я умом, поехав в убогую деревню поздно ночью? Спала бы сейчас в своей постели, прижав к себе старого плюшевого мишку, которого мне давным-давно подарила моя мамочка.

Но, думать надо было раньше.

Не обратно же возвращаться теперь.

Замок тихонько щёлкнул, и калитка бесшумно отворилась.

Вика

*****

— Вечер добрый, матушка.

Дашка почтительно наклоняется, и я, сдвинув брови на переносице, замечаю невысокую женскую фигуру, стоящую на пороге. В воздухе повисает какое-то звенящее напряжение и, кажется, что он весь превратился в вязкую наэлектризованную толщу.

Закашливаюсь, скользя тяжёлым недоверчивым взглядом по фигуре в белом, больше похожую на привидение. Если бы женщина вышла встречать гостей к своему дому, неподалёку от могильных оградок, я бы бежала оттуда без оглядки, вопя дурниной. Думаю, я бы даже могла негласно сдать стометровку с мировым рекордом — до того эта ясновидящая издали похожа на призрака.

Выдавливаю из себя хриплое приветствие.

— Здравствуйте.

Тёмные, как печные угли, глаза матушки вспыхивают яркими звёздами, и у меня появляется какой-то странный привкус крови на языке, от которого моментально начинает мутить. Начинаю щипать себя за бедро, пытаясь привести в равновесие, и шумно втягиваю носом воздух — что за ерунда со мной творится?

Не хватало ещё хлопнуться в обморок на пороге это странного дома.

Женщина царственным жестом поднимает худую бледную руку вверх и слегка ей подёргивая, подзывает нас.

— Добрый, а ночь — ещё добрее. Заходите, коли пришли.

Нежный голос звенит в ночной тишине, и я понимаю, что этот девичий голосок вряд ли может принадлежать местной Бабе-Яге. Скорее — стареющей Белоснежке, решившей жить вдали от цивилизации в шикарном, обустроенном трудолюбивыми гномами, доме.

Подруга смело направляется к особняку, а я, зябко кутаясь в джинсовку, закрываю за собой калитку, слыша металлический щелчок замка. С опаской оглядываюсь на кованую решётку, прикидывая — можно ли выбраться отсюда самостоятельно, или мы оказались пленниками в этом странном доме, стоящем в глубине глухой деревни?

И ведь никто нас не услышит и не найдёт — местные, наверняка, завидуют и побаиваются ведунью, раз она отгородилась от них достаточно высоким забором, а следующий посетитель приедет только через сутки. Значит, нам придётся играть по правилам этой сумасшедшей.

Надеюсь, мне не придётся пить чью-то кровь или обмазываться фекалиями летучих мышей, чтобы узнать всю правду о своём будущем.

Или, чем там маги занимаются?

Мой лихорадочно соображающий мозг подсовывает мне разнообразные мистические картинки, которые я когда-то видела, и по моему телу проносится обжигающая волна синего пламени.

Кажется, они любят пускать кровь жертве и даже себе режут пальцы, всматриваясь, как в зеркало, в капли бурой жидкости.

Бррр.

Если так, то я убегу отсюда ещё до гадания — не переношу мерзкий вид и сладкий запах крови.

— Вик, идёшь?

Подруга машет мне, подзывая к себе, и я с лёгким скрипом старой телеги трогаюсь с места, боязно оглядываясь по сторонам.

От калитки к дому идёт ровная дорожка, уложенная белоснежной плиткой, а по её краям располагаются маленькие светильники, освещая тусклым светом влажную чернильную землю. Никакой ухоженной зелени, постриженных кустарников или красочных клумб я не заметила — только глухой рыхлый чернозем с небольшими островками снежной каши.

Надеюсь, она никого не хоронит на своём участке?

Семеню ногами, настигая подругу, и вцепляюсь в её жаркую ладонь, пахнущую ароматными пирожками своими ледяными негнущимися пальцами.