— Значит, ты меня упрекал, что я себе любовника завела, а сам — ничем не лучше меня!

Алиса переходит на ультразвук, грозно надвигаясь на меня, и я вижу, как она раздосадована своим же нелепым открытием. Это мне только на руку, раз она так психует — так тому и быть.

Притягиваю стройную фигурку Виктории к себе, обвивая железной рукой талию, и выдыхаю:

— Да, это — моя девушка, так что можешь не надеяться на примирение, его не будет, как и твоих вещей в моём доме!

Слегка дотрагиваюсь пальцем до пунцовой щеки Вики, и, не останавливаясь, провожу им от скулы до подбородка, слегка оттопыривая нижнюю губу. Ягодные створки нежно приоткрылись, и меня захлестнуло новым витком возбуждения от этого, казалось бы, невинного касания. И если бы здесь не было моей постылой супруги, я бы, наверное, не смог больше совладать с собой.

Молниеносно вытаскиваю из прихожей чемодан, доверху набитый Алискиными шмотками и кидаю его ей под ноги, прищуривая глаза:

— Забирай и уходи!

Вижу, как супруга отчаянно начинает хватать ртом воздух, подобно выброшенной на берег рыбе, и злорадно ухмыляюсь — так ей надо! Втаскиваю Викторию назад, в свою прихожую, и захлопываю входную дверь, расплываясь в блаженной улыбке.

Чёрт, как же приятно чувство мести…

Очень надеюсь, что в душе Алисы сейчас буквально бушует ураган ненависти, который разрушит её душу на кучу мелких осколков, до самого основания. Ведь она то же самое сделала со мной…

— Что это было, Андрей Владимирович?

Отмираю, слыша нервный голосок секретарши и вырываюсь из своих мыслей о бывшей жене.

Глаза Виктории начинают метать крохотные молнии, превращаясь в печные угольки, и я понимаю, что она снова превратилась в ту бешеную амазонку, с которой я когда-то сцепился в лифте.

Хороша, чертовка!

Развожу руками, как бы извиняясь, и осторожно кладу ладонь на её плечо, пытаясь успокоить. На самом же деле этот невинный жест с новой силой бьёт мне по нервам, взбудораживая кровь.

— Вы снова использовали меня в какой-то грязной игре, это не честно!

Выдыхаю, сканируя Вику нежным взглядом, и по моему телу тёплой волной расходится нарастающее возбуждение. Но сейчас никак нельзя выгнать эту девушку за дверь, так ничего ей не объяснив — это будет нечестно.

Да и кого я обманываю?

Я не хочу её выгонять…

Срываю с лица маску, виновато улыбаясь:

— Вы правы, Виктория. Проходите, давайте попьём кофе, и я вас всё расскажу.

Вика

*****

Перекладываю бумаги с места на место на своём столе, пытаясь собраться с мыслями и поддаться, наконец, рабочему настроению. После возвращения в Москву, больше похожую на какой-то гудящий муравейник, и я с тоской окунаюсь в свои воспоминания о родном городе.

Может, мне стоит туда вернуться?

Ведь Санкт-Петербург — тоже достаточно большой и красивый город, но в его облике, несмотря на вечно плохую погоду, есть что-то еле заметное, аристократичное, и очень тонкое.

Он — подобно какой-то царской особе взращивает в людях разнообразные прекрасные чувства, которые были далеко запрятаны в их душах, и заставляет всех посмотреть на окружающий мир другими глазами.

— Колокольцева, вы снова спите на рабочем месте?

Неприятный сварливый голос шефа заставляет меня вздрогнуть, и от неожиданности я дёргаю рукой, которой только что любовно поправляла огромную стопку перебранных документов. Отпечатанные листы фейерверком взмывают в воздух, издав при этом глухой звук, и начинают кружить над моим столом, падая вниз, как осенние листья.

— Нет, Геннадий Петрович, я не сплю. Просто задумалась.

С раздражением оглядываю тот хаос, произошедший по вине громко орущего шефа, обожающего подкрадываться к своей жертве на цыпочках, и цокаю языком.

Снова нужно потратить полчаса на сбор и сортировку этих документов!

Чёрт его побери!

— Ну, ладно.

Лицо шефа приобретает миролюбивое выражение лица, и он спокойно грохает на мой стол какую-то толстенную папку.

— Наоборот, очень плохо!

К столу, на крейсерской скорости подлетает Мишка Шаповалов, ощупывая моё разочарованное лицо своим ехидным взглядом. Но я не желаю с ним связываться — себе дороже. Присаживаюсь на корточки, и начинаю собирать упавшие на пол белоснежные листы бумаги, вслушиваясь в разговор двух мужчин.

— Почему это?

Кажется, Геннадий Петрович решил постоять за меня, барабаня своими толстенькими сарделеобразными пальцами по белоснежной столешнице.

— Потому что бабы, как правило, думать совсем не умеют! У них только шмотки да украшения на уме!

Подскакиваю, как ужаленная из-под стола, и распрямляюсь, как пружина.

— Какой же ты противный!

Но Мишка уже успел ретироваться, так и не услышав моих обидных слов, кинутых в его адрес. Зато всё это прилетает прямо в лицо опешившему шефу, который, не ожидал видно от меня такой бурной реакции. Мужчина шарахнулся от меня, как от чумной, вытаращив свои глаза и его полное лицо тотчас приобрело оттенок молодой свёклы.

— Ой…

Пищу, опасливо пятясь назад, и предвкушаю новый виток порицания со стороны своего начальника. Хорошо хоть, на горизонте нет никого, а то бы к обеду эта неприятная история стала бы достоянием общественности.

— Простите, это я не вам.

— Ну ладно, Колокольцева, работайте.

Чёрт бы побрал этого Шаповалова!

Сканирую усталым нервным взглядом свой стол, грохнув на него собранные мною документы, и впериваюсь взглядом в папку, забытую Геннадием Петровичем. Он успел дать мне распоряжение, или я опять была слишком увлечена своими мыслями, что не услышала приказа?

Выдыхаю.

— Геннадий Петрович!

Поднимаю руку вверх, наваливаясь на столешницу.

Мужчина оборачивается, нахмурив свои кустистые, будто нарисованные брови, и я, отчаянно жестикулируя, спрашиваю:

— А с папкой-то что делать?

— Её нужно Андрею Владимировичу домой доставить, заболел он. Поручите это курьеру, пусть съездит.

Пульс взвыл фонтаном где-то в горле, а сердце мгновенно заколотилось в несколько раз сильнее. Жаркая волна разошлась по моему телу, и я непроизвольно заулыбалась, как дурочка.

Я могу подобраться к заветному мужчине поближе!

— А можно я сама съезжу?

Напряжённо хриплю, всматриваясь в усталые глаза шефа, и пытаюсь мысленно навязать ему положительный ответ. Вдруг, сработает?

— Вам что, заняться нечем?

— Я всё успею, просто у меня иммунитет отличный, меня не берут никакие вирусы! А наш курьер, Сашка, только с больничного вышел.

Геннадий Петрович задумчиво поджимает губы, причмокивая ими и нехотя кивает, признав, что в моих рассуждениях всё же присутствует рациональное зерно.

— Ладно, съездите, Виктория, а то Александр и, правда, ненадёжный боец в этой ситуации.

Он царственно кивает, и я от счастья начинаю хлопать в ладоши, радуясь этой неожиданной командировке в логово Зверя, как влюблённая девчонка.

И это сослужило мне плохую службу.

Листы бумаги, которые я уже успела собрать и вновь расположить аккуратной стопкой на рабочем столе вновь взмыли в воздух от моих активных жестикуляций.

Шеф весело хмыкнул, пожалуй, решив, что Шаповалов был прав, и устало добавил:

— Только соберите все документы с пола, Виктория Николаевна. И постарайтесь вернуться побыстрее.

— Конечно-конечно!

*****

Взмыленная и уставшая после поездки в метро я, наконец, торможу возле металлической двери Андрея Владимировича, на которой красуются симпатичные цифры «66».

Ну, почти число Зверя.

Интересно, это — просто совпадение, или наш главный редактор имеет отменное чувство юмора и пытается посмеяться над всякими мистическими силами? Тогда что бы он сказал, оказавшись в доме матушки?

Пожалуй, счёл бы меня сумасшедшей.