— Назначения оставлю. И побольше пить, есть по возможности. И еще нужно сделать клинический анализ крови — медсестра быстро все сделает.

— Он никогда не болел с такой высокой температурой, — сказала я, нервно теребя край кофты. — Он вообще практически не болеет.

— Что ж, все когда-то бывает в первый раз. Но вы не волнуйтесь, мамочка. Понимаю, для вас это кажется катастрофой, раз вы не встречались с этим раньше. Мальчик у вас сильный, но пренебрегать лечением не стоит.

— Конечно, мы будем все соблюдать, — заверил его Александр.

— Организм справится. Главное не упустить. Завтра утром я еще раз приеду, если вам так будет спокойнее.

Как только анализ взяли, мужчины ушли, а я осталась с Данькой. Само собой, от других мам я слышала о том, как болели их детки и про высокую температуру, и все эти ОРВИ. Но даже не подозревала, насколько тяжело может быть ребеночку.

Через полчаса отец мальчика вернулся с лекарствами. Дали необходимые таблетки малышу, предварительно снова разбудив бедного. Я собиралась остаться с ним на всю ночью. Просто не могла сидеть у себя, боясь пропустить, что Дане станет плохо. То и дело проверяла лоб и, только когда температура стала спадать, хоть немного расслабилась.

— Жень, может, выпьешь чаю? — раздался тихий голос Аверина. Оказывается, я даже не заметила, как тот вернулся. Да я вообще смотрела только на сына, ловя каждый его вдох.

— Нет, спасибо, — отмахнулась я.

— Как он?

— Температура стала снижаться.

— Хорошо. Тебе тоже надо прилечь.

— Я посижу с ним. Вдруг проснется или хуже станет.

Мужчина ушел, не став со мной спорить, а я прилегла рядом с Даней. Иногда он ворчал во сне что-то, и я тут же просыпалась, проверяла лоб ребенка, но тот казался не горячим.

Проснулась около шести. Тело затекло от неудобной позы, и пришлось встать размяться. Противно ныло в висках. Даня спал, разметавшись на постели. Измерила температуру, та оказалась чуть выше тридцати семи. Это настораживало. Пока ребенок спал, пошла вниз, чтобы принести еще воды. На первом этаже столкнулась с хозяином дома. Выглядел тот помятым и невыспавшимся. Всегда идеальная прическа была испорчена.

— Как он? — тут же спросил мужчина.

— Кажется, температура снова поднимается. — Александр нахмурился.

— Ты как? Выглядишь не отдохнувшей, — заметил он. Но я лишь отмахнулась и пошла в сторону столовой. Сейчас было все равно, как я выглядела. Главное, чтобы ребенок поправился.

Впервые за долгое время я испытывал настоящее волнение. Не предвкушение перед заключением долгожданного контракта, не стресс, когда сделка вот-вот сорвется. Нет.

Волнение за близкого человека. Сам не заметил, как Даниил пробрался в мое сердце. Я так привык, что с ним все в порядке, что воспринимал всегда как должное.

В детстве я не часто болел, но каждый раз это было неприятно. В детском доме ты мало кому интересен. И если нет товарищей или единомышленников, если ты одиночка, то и волноваться за тебя некому. Ко мне никто никогда не приходил, не поддерживал. Медсестра лишь назначала лекарства, давала таблетки и все. Никто не сидел со мной, когда была температура, никто не развлекал, когда все казалось серым и унылым. И я не знал, как облегчить малому состояние. Все что я мог — вызвать врача и следовать его указаниям.

И все же было неспокойно. Я плохо помнил своих родителей — лишь обрывочные воспоминания. Далеко не все из них были светлыми. Отец был довольно жестоким человеком и не гнушался наказаниями ремнем. Мать постоянно с ним ругалась, иногда даже нам с братом попадало, если было совсем паршиво. Андрей был старше меня на три года. Я плохо помнил его — только какие-то вспышки. Наверное, нашу семью нельзя было назвать образцом для подражания. А потом одним дождливым вечером все оборвалось. И не осталось ни отца, прикрикивающего при малейших огрехах, ни матери, которая хоть изредка, но все же одаривала нас лаской, ни брата, который вечно подначивал меня, дразня мелким… Все потонуло в тумане прошлого.

И сейчас впервые я искренне переживал за кого-то постороннего. Конечно, слова врача успокоили, но тем не менее ночью почти не спал. Видя настрой Жени, не стал ей мешать. В конце концов, она явно лучше меня разбиралась в происходящем.

Утро выдалось хмурым. В глаза словно песок насыпали, а ведь нужно было собраться и ехать в офис, разбираться с текущими заказами. Но мне было неспокойно. А уж когда Воронцова сказала, что у ребенка снова стала подниматься температура, и подавно. Не стал дожидаться — вызвал врача.

Когда есть деньги, возможностей куда больше. Так что уже через полчаса Григорий встретил педиатра, и мы вместе поднялись к сыну.

Евгения стояла бледная, задавала вопросы по поводу лекарств и дозировок. А я испытывал неприятное ощущение от того, что был лишним. Даня выглядел лучше, но по-прежнему бледным и вялым. И постоянно жался к Жене. Получив назначения, передал их Володе, чтобы тот съездил в аптеку.

Уже прошло время завтрака, и мне давно следовало быть в офисе — секретарь оборвал телефон, а я все не решался уехать. Пока раздумывал, в коридор вышла Женя, держа ребенка на руках. Тот, словно маленькая обезьянка, обхватил ее ручками.

— Пойдем поедим, — пояснила она, заметив мой вопросительный взгляд.

— Давай я сам, — предложил, протянув руки к ребенку. Тот заканючил, вцепившись в девушку.

— Даниил, — строго произнес я. — Ты уже тяжелый. Давай я отнесу тебя.

Очень неохотно ребенок подчинился. Однако уцепился ладошкой за руку Воронцовой. Пришлось идти втроем. Было не очень удобно, но мы справились.

Валентина уже суетилась, поставив на стол тарелку с бульоном.

— Давай, надо покушать, — стала уговаривать Женя сына.

— Не хочу, — вредничал тот. — У меня голова болит.

Его упрямство раздражало. Кроме того, я видел, что сама девушка тоже была измотана — скорее всего, плохо спала, а то и вовсе просидела всю ночь в детской. И все же она продолжала терпеливо увещевать маленькое создание, раз за разом объясняя одно и тоже разными словами.

Это настолько поразило меня, что стало не по себе, — словно я подсматривал за чужой жизнью, и по большому счету места мне тут не было. Попрощавшись, все же поехал в офис.

Стоило зайти в кабинет, как ко мне заявился Рокотов.

— Ты поздно, — заметил тот. — И выглядишь неважно.

— Даниил заболел. — Тот приподнял брови.

— Что-то серьезное?

— Кажется, ОРВИ.

— Значит, ерунда, — отмахнулся тот. Мне это не понравилось, но акцентировать внимание не стал. — Надо поговорить.

— Что опять?

— Помнишь, ты просил разузнать насчет земли по Горьковскому шоссе.

— Ну?

— Так вот, ее выставили на продажу. Но без громкой огласки. Собираются продать своим.

— Ого, — удивился я. — И когда аукцион?

— Через пару-тройку недель. Потом, конечно, официальный тендер, но сам понимаешь…

— Есть шанс попасть туда?

— Я постараюсь получить пригласительный.

— Спасибо, Влад. Это будет очень кстати, если все же от текущего тендера придется отказаться.

— Потом поблагодаришь, — усмехнулся тот. — Но с Шумским пока тишина. Его парни так и не раскололись, а сам он прямо образец правильного бизнесмена. Даже штрафов за неправильную парковку нет.

— А насчет Даниила? Узнал, кто слил информацию?

— Нет, — помрачнел Влад. — Тут пока глухо.

— Неужели невозможно найти концов? — не поверил я. Тот лишь развел руками. — Ладно. Держи меня в курсе.

Домой поехал пораньше. Знал, что, если бы что-то вышло из-под контроля, Григорий бы сразу связался со мной, и все равно что-то тревожило.

Сын выглядел по-прежнему болезненно. Бледный, неактивный. На мой вопрос Женя кратко пересказала, как прошел их день, и ушла. Она сама была не своя все это время. Ее переживание, волнение за моего сына настолько разительно отличалось от того, что видел в детстве я, что даже не верилось. И я был очень рад, что у Даниила была она. Сейчас я в полной мере понял, что означало понятие “мать”. Если до этого я еще сомневался, то теперь окончательно понял — Женя никогда не предаст своего ребенка и всегда будет на его стороне. И это мне нравилось. Именно такой и должна быть мама — любящей, заботливой, переживающей за свое чадо.