Свидетельства тесно работавших с ним людей говорят, впрочем, об обратном. «Своим авторитетом он подавлял любого…»472, – заметит бывший врач команды Юрий Васильков. «Константин Иванович считал, что в любом деле разбирается лучше всех. Учил и Дорошина (водитель командного автобуса с 1978 года – прим. автора), и меня, и врачей. Даже Николая Петровича!..»473, – вспоминал много лет проработавший администратором «Спартака» Александр Хаджи. Обычно деликатный Анатолий Исаев, недолго выполнявший роль помощника Бескова, и вовсе был неожиданно резок: «Он же никого не уважал. Считал себя выше собеседника…»474. Александр Нилин, во время работы над своей книгой «Невозможный Бесков» и одноименным фильмом некоторое время тесно общавшийся с Константином Ивановичем и сохранивший для истории немало любопытнейших наблюдений, заметит: «Что же касается воздействия в обыденной жизни, то здесь сложнее: общение с Бесковым чаще всего затруднено бывает именно из-за силы его биополя. Он давит, он подчиняет собеседника, особенно зависимого в чем-то от него, хотя Бесков и как проситель, говорят, не меняет привычек, не изменяет себе, не тушуется ни перед кем и в расчет не берет, что у должностного лица, к которому он сейчас обращается, могут быть и другие дела и намерения…»475.
«Не могу представить себе Бескова не то, что кричащим, даже повысившим голос. Это вовсе не значит, что он не может сказать резкие, обидные слова. Но все это – ровным голосом, и во фразе, как правило, длинной и обстоятельной, обязательно будут и подлежащее, и сказуемое, и придаточное предложение…»476, – такой характеристики удостоит Бескова в своей книге «Центральный круг» Валентин Иванов. «Константин Иванович никогда не срывался на крик. Он просто говорил с таким пренебрежением, что это не могло не оскорблять…»477, – подтвердит Евгений Ловчев. При этом «…Бескову не нужно было кричать – сама тональность была предельно уничижительной…»478, – заметит Ловчев. – «А говорил он очень ехидно, это невозможно передать словами…»479.
«Ни в коем случае не должен тренер заявлять футболистам: «Вы играть не умеете». Знаю примеры, когда тренер именно таким образом глубоко оскорблял своих игроков. Можно сказать: «Дорогой Вася (Юра, Сережа)! Из десяти твоих передач восемь приводят мяч в ноги соперникам. Сколько раз ты сегодня вступал в единоборство, столько раз проиграл его. Пять попыток сделал отобрать мяч у противника, удалась лишь одна. При переходе от обороны к атаке ты выпал из общих действий команды, потому что был пассивен…». И парню, как говорится, крыть нечем. Факты, статистика – все зафиксировано. Остается резюмирующий вопрос: «При такой стабильно слабой игре можем ли мы с тобой, именитым и принесшим команде много пользы в свое время, продолжать сотрудничество?»480, – очень правильные вещи излагал Константин Иванович на страницах своей книги «Моя жизнь в футболе». Однако реальный, не книжный Бесков был другим.
«…Унизить Бесков мог запросто. <…> Любимым словом у Константина Ивановича было «бездарный», причем он в лицо говорил: бездарный игрок, бездарный пас…»481, – сетовал Геннадий Логофет. «Надо просто знать Бескова. Потом он остывал. Но в момент горячки мог сказануть всякое!..»482, – философски заметил по этому поводу Валерий Гладилин. «Константин Иванович умел формулировать. Любил пройтись по вагону, когда после неудачных матчей команда на поезде возвращалась в Москву. Зайдет в купе, прищурится: «Сергей, сколько сегодня забил?» – «Ноль» – «Сколько отдал голевых?» – «Ноль» – «Значит, кто ты сегодня? Ноль целых ноль десятых!». Возразить нечего…»483, – рассказывал Сергей Родионов. Запомнилась ему и другая фраза Бескова: «Медведя в цирке за год учат на коньках кататься! А ты пятнадцать лет занимаешься футболом и не способен в элементарной ситуации отдать передачу…»484. Причем, похоже, Константин Иванович искренне не понимал, что слова его могут обидеть и даже унизить: «Все зависит от того, как ты скажешь. Если в полушутку – любой нормальный человек воспримет это адекватно. А обидные слова, конечно, задевают, я их и не произносил…»485.
Мог Константин Иванович едко высказаться и, что называется, за глаза: «В 77-м проспал отъезд на тренировку Женя Сидоров, Бесков говорит: «Ждать не будем!» – а на реплику, что Сидоров – игрок основного состава, прозвучало: «Основного состава чего – цеха, завода?»…»486, – вспоминал Евгений Ловчев. Регулярно устраивал публичные взбучки, и это очень задевало Вагиза Хидиятуллина: «Одна черта у Константина Ивановича не нравилась – для него было нормальным чихвостить человека при всех. Пришел в команду защитник Саша Бокий, отец троих детей. А нагоняи от Бескова получал, как ребенок. Я удивлялся и думал про себя – ну, не надо же при всех, он взрослый человек, можно вызвать в кабинет и сказать, что считаешь нужным. И это не будет для него так унизительно…»487.
Впрочем, не всегда нужны были даже слова. Виктор Пасулько подметил: «Самое страшное было, когда он молчал. Это значило, что Бесков в крайней степени разъяренности. К нему в это время нельзя было обращаться…»488. «У него был жесткий характер, но ни разу не видел, чтобы он на кого-то кричал. Только играл желваками в гневе…»489, – поделился наблюдениями Владимир Федотов. «Матом он никогда не ругался, но мало кто мог выдержать его тяжелый взгляд. Я это испытал на себе, когда отношения между нами испортились…»490, – вспоминал Александр Бубнов. Хорошо знаком этот взгляд был и Вагизу Хидиятуллину: «В критические минуты лишь губы в струну сжимал, смотрел исподлобья…»491.
Бесков вообще был, что называется, человеком настроения: «Он был в этом плане переменчив. Если оно было хорошим – ладил со всеми. В противном случае под горячую руку ему мог попасться кто угодно…»492, – констатировал Бубнов. – «От черного до белого у Бескова был всего один шаг. Если сегодня он тебе говорит, что ты – Пеле, а завтра, что ты – г… Это очень сильный перепад. Эти перепады были связаны с его настроением, психикой. Когда Бесков был в хорошем настроении, он со всеми очень вежливо разговаривал. А как он умел с женами футболистов общаться! Но когда у Бескова было плохое настроение…»493.
«Вообще мы Бескова настолько хорошо изучили, что сразу чувствовали его настроение…»494, – рассказывал Хидиятуллин. – «И знали, что если он появляется на базе в кожаном пиджаке и галстуке, губы в струнку – хорошего не жди…»495. В команде это настроение тренера называли «будет бить тревогу»: «Построит команду, обведет тяжелым взглядом, выберет жертву и начинает: «Я не зря тревогу бил!». Буря могла грянуть на ровном месте. Ладно бы, вызвал человека – и дал по шапке. Но нет, обязательно надо прилюдно напихать…»496. Если же Бесков приезжал в буквальном смысле без галстука, повода для волнений не было: «А если в красном спортивном костюме – значит, настроение нормальное…»497.