Она была красива. Она была молода. У нее не оставалось ни малейших шансов. Вчера на глазах Янины одну служанку убили, вогнав в нее кол от шатра, а другая истекала теперь кровью и медленно умирала после того, как с ней позабавились десятка два кочевников. Сейчас они отдыхали, насытившись, но солнце неумолимо поднималось над землей.

Как же быть? У Янины не было никакого оружия, но, даже если бы ей удалось раздобыть нож, она все равно не сумела бы перерезать себе вены или проткнуть сердце. Ей хотелось жить – жить любой ценой. И это было самое страшное. Неужели ради того, чтобы выжить, она готова перенести все те унижения, которые уготованы рабыням?

Когда к Янине обратился молодой сколот с гладким, совсем еще мальчишеским лицом, она на мгновение воспрянула духом. Что, если он собирается ее спасти? Но как? Судя по облику, юноша не принадлежал к знати. У него не было подчиненных, он спал на голой земле. Тогда как он проведет Янину мимо соплеменников и позволит ей уйти? Это невозможно. Наверное, он просто подманивает ее, чтобы она добровольно дала ему то, что старшие воины берут силой. Хочет воспользоваться ее доверчивостью.

И Янина не придумала ничего лучше, чем зарыться поглубже в мешанину человеческих тел. Это был детский, бесполезный поступок. Впрочем, она еще и не была взрослой женщиной. В свои неполные шестнадцать лет Янина могла быть отдана замуж и рожать, она вполне сложилась физически, но все еще оставалась девочкой по своей сути, по своей натуре, по состоянию ума и психики.

Пока солнце поднималось все выше и вокруг просыпались страшные, безжалостные кочевники, во власти которых находились ее соплеменники, Янина задавалась вопросом, а способна ли она если не убить себя, то хотя бы изуродовать так, чтобы никто не положил на нее глаз. Она даже отыскала в пыли острый глиняный черепок и провела им по своей нежной щеке, но на большее ее не хватило. Сколько ни царапай себя, а толку от этого не будет. Разодрать кожу так, чтобы кровь хлынула по-настоящему, да еще проделать это несколько раз, рука не поднималась.

Янина бросила бесполезный осколок, осторожно вытянула шею и осмотрелась. Юноша, подававший ей знаки, уснул, не дождавшись от нее ответной реакции. А вот лагерь сколотов помаленьку просыпался. Воины справляли нужду, собирали разбросанные вещи, жадно хлебали воду, ловили лошадей, переговаривались, точили затупленные клинки, перевязывали раны, зашивали порванную одежду. Волосатые, заросшие бородами по самые глаза, они походили на странных зверей, принявших человеческий облик. Пожалуй, Янина чувствовала бы себя в большей безопасности, находись она посреди стада туров или в львиной стае.

Ей хотелось плакать. Она посмотрела в небо, представляя себе, как замечательно было бы обернуться птицей и взмыть туда, сделавшись недоступной для чужих грязных рук с запекшейся под ногтями кровью сородичей. Однако это было невозможно. Ну конечно, ведь люди всегда мечтают о несбыточном.

Пленников увели не всех. Прежде чем погнать их по степи, сколоты проверили и осмотрели пленников. Убили двоих раненых и беззубого странника, прибившегося к обозу на свою беду. Потом отделили мужчин от женщин и поставили попарно, скрепляя палками с кожаными ошейниками. Теперь, чтобы удрать, двоим пришлось бы сговориться и сбежать очень слаженно, иначе один помешал бы другому и они оба упали бы.

Впрочем, о побеге нечего было и мечтать. Всадники очень скоро догнали бы безрассудных смельчаков. Это лишний раз было продемонстрировано невольникам, когда один отчаянный склавин решил испытать судьбу. Улучив момент, он выскочил из толпы, запрыгнул на лошадь и поскакал прочь. Никто и глазом не успел моргнуть, как трое сколотов были уже в седлах. Они помчались за беглецом, пуская стрелы на ходу. Об их замечательном искусстве лучников свидетельствовал тот факт, что животное не пострадало, зато вся спина склавина выглядела так, словно ее утыкали иглами.

Забрав стрелы, сколоты вернулись, и отбор пленников продолжился. Янина внутренне сжалась. Очередь неумолимо приближалась к ней. Все это время она старалась не поднимать глаз и держала голову опущенной. Пока что на нее бросали случайные, не слишком заинтересованные взгляды, но можно было не сомневаться в том, что все изменится, как только сколоты заметят красоту и молодость пленницы.

Щеки Янины горели. Она нервно трогала запекшийся разрез, сделанный накануне черепком, и корила себя за недостаточную решимость. Если бы не страх боли, сейчас бы все ее лицо было покрыто кровью, и она не вызвала бы вожделения у мужчин. Однако жалеть было поздно. Черед дошел до Янины.

Властная рука взяла ее за плечо и вытолкнула на открытое пространство. Другая рука сорвала накидку, схватила за косу и заставила поднять голову.

Первым, кого увидела Янина, был тот самый юноша, который пытался заговорить с ней на рассвете. Он смотрел на нее во все глаза, и они, эти глаза, были полны сочувствия и боли.

Обнаружив, что за девушка стоит перед ними, сколоты оживленно загомонили. Даже не зная их языка, можно было легко понять, о чем они говорят. Воины спорили, кто будет обладать Яниной. Она попыталась бежать, надеясь, что стрелы положат конец этому кошмару, но ее даже не выпустили из круга.

– Помогите! – крикнула Янина.

К кому она обращалась? К соплеменникам? Но все они молча смотрели на нее, не проявляя желания вступиться. Да и что они могли сделать? Все новые и новые сколоты включались в спор, повышая голос. Они были вооружены, за ними была сила. Деморализованные, растерянные, понурые склавины представляли собой покорную толпу, готовую идти туда, куда погонят. О сопротивлении и взаимовыручке никто даже не помышлял.

Несколько сколотов взялись бросать кости, решая, кому быть первым. Те двое, что держали Янину, жадно тискали ее и задирали на ней рубаху.

– Помогите! – снова крикнула она.

И посмотрела в глаза Октамису.

Он растолкал воинов, приблизился к ней и громко произнес:

– Она моя!

– Это почему? – возмутились соплеменники. – По какому праву? Чем ты лучше?

– Пусть тот, кто не согласен, возьмет меч, – отчеканил Октамис. – И тогда вы увидите, чем я лучше.

Сказать, что Янина воспрянула духом, значило бы сильно преувеличить ту искорку надежды, которая зародилась в ее груди. Юноша, вступившийся за нее, был один против десятка воинов, которые не собирались уступать ему. И все же он не дрогнул, не отступил, не смягчил тон. Наоборот, его поведение стало еще более решительным и вызывающим.

Не понимавшая ни слова Янина видела, как он толкнул в грудь крепкого воина, преградившего ему путь. Те двое, что держали ее, заворчали подобно злобным псам, однако прекратили щупать и мять ее, что уже само по себе было облегчением.

– Ну? – повысил голос Октамис. – Кто желает помериться со мной силами?

– Я! – вызвался Орик, входя в круг.

Он славился в племени своим умением бежать без устали так долго, что кони уступали ему в выносливости. Кроме того, Орику было мало равных в искусстве владения мечом. Он тренировался чуть ли не ежедневно, разрубая глиняные комья, деревянные шесты и ветки, которые подбрасывали для него мальчишки. Орик с одинаковым мастерством орудовал мечом верхом и пешим, он был опасен и опытен, однако Октамиса предстоящий поединок совершенно не пугал. Он был уверен в победе. На его стороне был сам бог войны! Кто же из смертных мог одолеть его?

– Победитель получает девушку, – предупредил Октамис, обращаясь не только к Орику, но и ко всем, кто находился в пределах слышимости.

В запале он не учел, что переступает законы племени, запрещающие воинам сражаться друг с другом без особого разрешения или повеления вождя.

– Что здесь происходит? – грозно выкрикнул Амизак, стремительно вошедший в круг. – Кто посмел обнажить меч против своего рода?

Орик указал на Октамиса:

– Он требует отдать ему рабыню, вождь. Я не собирался биться с ним насмерть. Хотел только немного проучить безусого мальчишку.