– Я не понимаю тебя, вождь, – признался юноша.

Кожа на его гладком челе пошла морщинами, похожими на мелкую рябь на воде.

– Что сделал ты, когда конь тебя не послушал? – спросил Амизак.

Во взгляде Октамиса проступило понимание того, что сейчас произойдет, но было поздно. Ладонь вождя врезалась ему в лоб, так что голова качнулась назад.

– Ты ударил Ястреба, – ответил Амизак на свой же вопрос. – И он сразу же сделался послушным. Ты напомнил ему, кто тут главный, а кто должен слушаться. Все норовят забыть о своем месте. Приходится напоминать, – кулак вождя опустился на голову Октамиса, нахлобучив шлем по самые глаза. – Здесь я отдаю приказы, – продолжил он. – Я решаю, когда скакать, когда останавливаться и что делать потом. А если кому-то кажется иначе, то такого надо наказывать: лупить по голове, чтобы доходило.

Октамис покраснел. Он слышал, как смеются над ним воины, и громче всех – безъязыкий Корсак. Не в силах выразить свои чувства вслух, он преувеличенно раскачивался и хватался за живот, показывая, как ему смешно. Октамис так сильно стиснул зубы, что они заскрежетали. Его рука опустилась вдоль туловища, ища рукоять короткого меча, висящего в ножнах на поясе.

Амизак решил, что с парня достаточно.

– Хватит! – повысил он голос. – Некогда веселиться. Пора заняться делом.

Подавая пример, он пригнулся и стал взбираться на холм, где устроился среди кустарника, чтобы начать наблюдение. В низине, неподалеку от излучины узкой степной реки, сколоты увидели не обширное селение, а небольшое стойбище чужаков, числом не более сотни. Примерно половину их составляли женщины, возницы, рабы и люди купеческого вида. Охраняло стоянку всего лишь двое всадников, которые медленно двигались по кругу. Остальные воины разводили костры, мылись и занимались своими будничными делами, расположившись на примятой траве. По всей видимости, это был обоз, перевозивший какой-то ценный груз. На каждую повозку приходилось примерно по пять воинов. Амизак ощутил, как его сердце забилось быстрее. Он любил добычу и знал, что держать племя в подчинении способна не только сильная, но и щедрая рука.

– Склавины, – определил залегший рядом Сагил. – Щиты треугольные, а шлемы островерхие, как наши.

– Сам вижу, – пробормотал Амизак.

Жуя стебелек, он решал про себя, напасть на стойбище малым числом или же погодить, пока подоспеет подкрепление. Судя по всему, обоз двигался в сторону селения, куда вела дорога; животные и люди выбились из сил, совершая последний переход, поэтому решили заночевать в степи, вместо того чтобы продолжать путь в темноте. Или, быть может, сломалось колесо повозки, или приключилась еще какая-нибудь неприятность, без которых не обойтись в странствиях. Нельзя было исключать и ту вероятность, что до города было еще далеко, а путники не знали, где именно он находится. Как бы то ни было, они остановились, и участь их была предрешена.

– Мы нападем первыми, – решил Амизак. – Сами все сделаем. Не будем ждать остальных.

– На каждого нашего трое придется, – предупредил Манхай.

– Или даже больше, – поддакнул Орик.

– Ничего! – воскликнул Октамис. – Налетим неожиданно. Никто даже опомниться не успеет.

Опять он брал на себя слишком много. Амизак хотел приструнить его, но передумал. Перед боем лучше не сердить своих воинов, не то воткнется в спину стрела, разбирай потом, кто пустил.

– Каждый выберет себе цели, – повысил голос Амизак. – Для стрел и для меча. Бьем из луков с середины пути, потом рубим тех, кого наметили, и тех, кто рядом. Заходим россыпью, растягиваемся во всю ширину стойбища. Я поскачу в середине. Готовьте коней.

Воины дружно сползли вниз. Октамис привел Ворона, передал Амизаку поводья. Спросил, избегая смотреть в глаза:

– Мне рядом держаться? Или ты мне больше не доверяешь?

– С чего ты взял? – осведомился Амизак, поправляя подпругу, чтобы не свалиться в разгар боя.

– Ты гневаешься на меня, вождь. И я никак не возьму в толк, за что.

– Не забегай вперед, Октамис. Жди, пока я свое слово не скажу. Будь рядом, но не делай ничего без приказа.

Юноша потупился. Его так и подмывало спросить, требуется ли ему разрешение для того, чтобы спустить штаны и справить нужду, однако он понимал, что за такие речи можно попасть к Амизаку в немилость. Это было бы большой бедой. Будучи честолюбивым, Октамис любил быть на виду. Кроме того, находясь рядом с правителем, он и сам возвышался над другими.

А как же иначе? В толпе теряться скучно.

Октамис всегда считал себя особенным, способным на великие свершения, достойным того, чтобы быть замеченным и выделенным как людьми, так и богами. Его не устраивал удел рядового воина. Юноша видел, что он не такой, как остальные. Он сильнее, выше, пригожее, он быстрее соображает и лучше ориентируется.

Пока Амизак жив, нужно хорошенько учиться у него искусству управления людьми. Это было непростым ремеслом, но каждый преподнесенный урок шел Октамису на пользу. Он не желал, чтобы его осаживали и пренебрежительно тыкали в лоб. Он сам хотел указывать и повелевать.

Когда Амизак повел свое маленькое войско на лагерь склавинов, Октамис впервые в жизни подумал, что не возражал бы, если бы его повелитель в бою сложил голову. Эта мысль была злой, холодной и очень короткой, как полет стрелы, пущенной из лука. Других не было. Вернее, сознание не успевало фиксировать их. Мозг действовал стремительнее, отдавая приказы телу.

Октамис, вызвавшийся уложить обоих верховых охранников, попал стрелой с первого раза, привесил лук на седло, а меч выхватил из ножен. В эти мгновения он удерживался на спине коня лишь силою стиснутых ног, но ему этого было достаточно.

Враг за лук схватиться не успел. Оценив обстановку, он тоже поднял меч и погнал коня навстречу Октамису. Рот его казался черной дырой в зарослях дремучей бороды. Он что-то орал на скаку, надеясь, наверное, ошеломить Октамиса воинственным кличем. Если так, то напрасно: Октамис его не слушал и не слышал. Свесившись с седла, он пропустил над собой сверкнувший клинок, а потом круто развернул Ястреба, нагнал дозорного и вонзил ему меч в поясницу.

Пока он выполнял свою задачу, его соратники уже вовсю бились внутри стойбища. Октамис поспешил им на помощь. В голове его было пусто и ясно, когда Ястреб сшиб грудью склавина, стоявшего у него на пути, и тотчас врезался в столпотворение, бурлившее среди костров и шатров. Прижав противника к повозке, Октамис разрубил ему ключицу, развернул коня и успел отразить удар копья, которым его попытались поддеть снизу.

Движения были точными, уверенными, не требующими специальной подготовки. Октамис полосовал, колол, сминал, топтал и при этом не забывал прикрывать Амизака справа, там, где тот не имел возможности заслоняться щитом. Он забыл обиды и помыслы. Шел бой, и нужно было полностью сосредоточиться на нем, чтобы не погибнуть до того, как осуществятся смелые планы и мечты.

Лязгала сталь, гудели головни, швыряемые из костров, летели искры и метались тени. Шла пляска смерти, в которой сколоты знали толк. Это было то, что они умели лучше всего на свете.

Устроив стоянку, склавины стреножили коней и пустили пастись, поэтому не успели вскочить в седла и оказать достойное сопротивление конным сколотам. Свои возы они, как водится, поставили в круг, чтобы обороняться внутри в случае набега. Однако туда сумели отступить лишь немногие воины, поскольку десятка три полегло убитыми и ранеными в первые же минуты смятения, а остальных нерасторопных сейчас добивали копьями и мечами, гоняя по равнине.

Обозный люд, вместо того чтобы объединиться и помогать своим воинам, надеялся отсидеться под возами. Однако улизнуть в степь им было не суждено. Носясь по стойбищу, кони разбросали повсюду жаркие угли костров, так что вокруг было слишком светло для побега. Стоило кому-нибудь кинуться в спасительную темноту, как его тут же настигала стрела или разящая сталь.