Она кивнула.

— Скажи Самиру, пусть ждет тебя за воротами дормитория. Ты спрячешь меня и выйдешь. Смотри, — он кивнул на Лизара, который показывал счастливой Ильнаре конечный результат. Рисунок получился живым, ярким и красочным, и девушка на портрете готова была ожить и без всяких фантомов. — Иногда мне ужасно жаль, что я не умею рисовать. Хотя, говорят, научиться никогда не поздно.

Когда утром третьего дня она выглянула во дворик, ее ждал не один Рессер. Рядом с ним обнаружилась очаровательная рыжеволосая девушка, одетая в полетный костюм Крылатого. На спине у нее был небольшой рюкзачок с шнурком по горловине. Девушка, такая ладненькая, обаятельная, зеленоглазая, весело болтала, а он внимательно и серьезно слушал, иногда кивая головой. Ощутив неожиданное раздражение, Юлька с болезненной остротой осознала, что у нее никогда не будет такой тонкой талии, таких точеных, округлых плеч и грациозных движений, как у этой особы.

— Доброе утро, — поздоровались они синхронно, завидев Юльку.

— Джана, — рыжая девушка лучезарно улыбнулась и протянула Юльке свою маленькую узкую ладошку, все пальцы которой были унизаны тонкими колечками.

— Мы решили на всякий случай не подвергать тебя опасности, — выражение лица Хэйгена было на редкость серьезным. — Я спрячусь в ее рюкзак, — он кивнул на девушку. — Она, если что, нас обоих прикроет. И возьмет Самира на себя.

Отойдя в тень дерева, он стремительно сменил облик и уменьшился, став обычным вороном средних размеров. Джана расшнуровала рюкзак, позволила ему нырнуть внутрь и, оставив завязки свободными, снова накинула его на спину.

— Пошли? — подхватив Юльку под руку, девушка потащила ее к выходу.

Самир, обнаружив еще одну даму, болтал без умолку, стараясь произвести на нее впечатление. Джана очаровательно улыбалась, смущенно хихикала, серьезно внимала его речам, и под конец, когда они пришли в белое чистенькое патио, приняла вид глубокомысленный и восторженный. В рюкзаке время от времени что-то шебуршало и скреблось, но очарованный внимательной и доверчивой спутницей Самир словно бы не замечал живущий своей жизнью вещмешок.

Все службы, проходившие в храмах Вечных, были, по сути, одинаковы — совместный хорал, чтение отрывков из божественного канона, индивидуального у каждого из божеств, чтение молитв, благодарение, завершающий хорал. Служба Единому мало чем отличалась от всех остальных: Юлька вполуха слушала такие же священные тексты, часть которых она уже читала, общие песнопения и молитвы, а небольшая притча в конце службы показалась ей слишком уж нравоучительной, зато музыка произвела приятное впечатление, и неожиданно она поймала себя на том, что тихонько напевает незатейливую легко запоминающуюся мелодию. Под конец люди по одному стали проходить куда-то вперед, в небольшое помещение, скрытое за арочным проходом с большим и красочным изображением Единого над ним. Самир, заметив ее нерешительность, взял ее за руку и подвел к каменному алтарю, на котором стояла небольшая хрустальная чаша с маленьким кинжалом около нее. Уколов ладонь и капнув в чашу несколько капель, он протянул кинжал ей. Замешкавшись, она увидела, что чаша на четверть наполнена кровью, осторожно кольнула палец и тоже стряхнула в нее пару капель. Джана зашла следом за ними, а когда вернулась, рюкзачок за спиной нервно подрагивал.

Оказавшись на улице, Юлька растерялась. Ей хотелось услышать мнение Реса, но для этого надо было отвязаться от Самира, который категорически не хотел их покидать, приглашая выпить кофе с пирожным в популярную самандангскую кофейню. Пришлось согласиться. По дороге Джана ненадолго отстала, задержавшись за поворотом, а когда нагнала, рюкзачок явно уменьшился и больше не подавал признаков жизни.

К счастью, в кофейне не оказалось свободных мест и девушки, выразив сожаление и горячо поблагодарив молодого человека, решительно бросили его, заявив, что им обязательно нужно к полудню вернуться в университет. Оказалось, Джана с Ресом договорились ждать друг друга в патио дормитория, если им придется разделиться. Когда девушки вернулись домой, он уже сидел, а вернее — лежал на скамейке под апельсиновым деревом, закинув ногу на ногу и что-то насвистывая.

— Быстро вы, — хмыкнул он, завидев девушек. — Надеюсь, вы не слишком жестоко обошлись с беднягой?

— Ему-то что, — фыркнула Юлька. — А вот у бедной Джаны, наверное, синяки на спине останутся от некоторых беспокойных спутников.

— Правда что ли? — Рес насмешливо приподнял брови, покосившись на Джану.

— Нет-нет, — поспешила вставить она. — Все хорошо. Вы заметили что-нибудь интересное?

— В целом — да. Юль, а ты не пыталась смотреть в Маар, пока шла служба?

— Нет, — удивилась Юлька. — А надо было?

— Ну, ты же умеешь. Сравнили бы картину.

— А что видел ты?

— Нити жизни, — начал Рессер, посерьезнев. — От верующих в Маар. Все как обычно. А вот потом, когда вы кровь жертвовали, стало интереснее… Там, на горизонте, что-то замаячило. К сожалению, связи были слишком тонкие и слабые, существо, к которому они тянулись, находилось очень уж далеко и формы не обрело. Когда мы отдалились от чаши с кровью, меня отбросило в сторону от того места, где я вошел, и я перестал видеть получателя силы.

— Но он есть? — поинтересовалась Джана.

Рес кивнул.

— Точно есть. Что, в общем-то, и требовалось доказать, — он стремительно поднялся, словно вспомнив о чем-то важном. — Думаю, тут пока все, больше мы ничего полезного от этих демонологов не узнаем. Спасибо, Юль, и извини за беспокойство. Надеюсь, мы не испортили тебе выходной.

Неожиданно Юльке захотелось сказать ему что-нибудь язвительное, но она сдержалась. Рес шутливо поклонился, Джана витиевато поблагодарила ее, и они неспешно покинули дворик, оживленно переговариваясь вполголоса, словно старые друзья. Взглядом проводив их до ворот, Юлька вернулась к себе и поднялась на галерею, прикидывая, чем лучше заняться — почитать что-нибудь полезное или вытащить Ильнару погулять, но настроение почему-то испортилось. Неожиданно для себя она достала новые крылья и, быстро переодевшись, выбралась на крышу угловой части дормитория, на площадку для Крылатых. Рессер и Джана еще виднелись на дальнем конце улицы, но она решительно развернулась в противоположную им сторону и круто взлетела над крышами. Вечером она попробует создать фантом, а завтра переночует в Наган-Кархе.

— И как долго все это длится? — я поежился, неприязненно озираясь по сторонам. — До чего здесь… мрачно.

— Зависит от числа казнимых, — пояснил Хельм.

На площади яблоку было негде упасть. Несмотря на душный, влажный полдень, серое, тусклое небо с грязно-фиолетовыми сполохами наводило на мысль о наступающих сумерках. Иногда сверху раздавался надтреснутый, скрежещущий звук грома, но с утра упало всего лишь несколько капель дождя. Толпа, собравшаяся на площади, сочилась-переливалась возбуждением. Нервный гул людских разговоров волнами прокатывался вдоль и поперек, то взмывая на гребень, то стремительно опадая.

Я наткнулся на описание публичных казней в отчетах Освина и сразу же забеспокоился. Было в них что-то… ритуальное. Преступников казнили у обелиска Единому при большом стечении народа, делая казнь длительной и зрелищной. Мне сразу же вспомнился недавний визит в Саманданг и та скромная, но кровавая жертва, принесенная Единому в его маленьком тайном храме. Мы, Вечные, сами приносим себе жертвы, когда охотимся, а жертва Единому была добровольной и не содержала ни жестокости, ни насилия, но моя собственная сущность отреагировала на приношение кровью неоднозначно и болезненно. Меня-демона, конечно же, прокляли во время чтения канона, и эти крохотные капли крови, даримые Единому его почитателями, странно нервировали меня-Ворона и затягивали глубже в пространство Некроса. Когда Джана стала отдаляться от жертвенной чаши, все мое существо воспротивилось: Ворон во мне требовал остаться там и глотнуть из чаши, испытывая нечто, похожее на обычную жажду, а меня-человека потом навязчиво преследовал солоновато-сладкий вкус крови, так хорошо знакомый по эпизодам вороновой охоты.