Потом на какое-то время я потерял его из виду, а через год мы неожиданно столкнулись лицом к лицу на очередном прорыве Грани, где он заменил заболевшего командира отряда, а еще через два года я забрал его к себе в Альбре, помощником, как старый Харальд когда-то забрал меня самого.

Время от времени мы с ним фехтовали, я старался поддерживать полученные когда-то навыки. В разные годы получалось по-разному, бывали у меня и лучшие периоды, но в последнее время я редко брал сабли в руки. Сейчас же, получив вызов на поединок, приходилось срочно наверстывать упущенное. Шандр вытаскивал меня на учебное поле каждый вечер, и я, как когда-то пятнадцать лет назад, ныл, пыхтел, ругался и скрипел зубами, терпя его справедливые насмешки, уколы и царапины.

Сегодня мне удалось закрыться полностью и даже, кажется, два раза задеть его. Еще вчера он достал меня в четырех местах. Закончив, мы отсалютовали друг другу, и я обнаружил, что поглазеть на нас собралась добрая половина гвардии да случайные прохожие. Взмокший от пота и немного смущенный, я поспешил одеться и махнул рукой Шандру, которого отвлекли каким-то вопросом, чтобы тот поторопился.

— Знаешь, я жалею, что поддался на провокацию, — сказал я, когда мы сели поужинать у меня в башне. — Надо было не ввязываться ни в какие обсуждения, гиблое это дело, спорить с религиозными фанатиками.

Шандр медленно покачал головой.

— Доказать им что-то можно только их собственными методами, поверь уж мне, я там вырос. Только я бы на твоем месте еще и свидетелей привлек. Эти дети пустынь как были дикими, так и остались, — бросил он с презрительным раздражением. — Ваизы — род молодой, они из Рувабе, окраинный эмират, один из самых дремучих. Что с них взять? Они только язык силы и понимают. Кстати, ты по-прежнему отказываешься взять кого-нибудь с собой в качестве свидетелей?

— А зачем мне? — я равнодушно пожал плечами. — Даже если он меня заденет, на обратном пути я обернусь и завтра уже от царапины останется лишь слабый след.

— А если ранит? — серьезно спросил Шандр. — Ты не знаешь, случайный ли это вызов, просто чтобы девушку впечатлить, или реальная провокация? А если этот Ваиз — опытный мастер, который только кажется молодым? А если опять — яд на клинке?

Я задумался. Шандр, как всегда, был прав, но мне категорически не хотелось втягивать кого-либо в это дело, в основном из-за Юльки. Я с трудом признался сам себе, что завелся только из-за ее присутствия. Мне было обидно, что она видит во мне дурную тварь, плохо контролирующую свои инстинкты и не имеющую ничего за душой, кроме заемной вороновой силы. Я знал, что виноват в этом сам, позволив вечному и голодному существу выйти из под контроля. Мне не было оправданий… Но что сделано, то сделано. Это причиняло мне боль, и безобразное желание отыграться на молодом и влюбленном в нее парне не делало мне чести. Извиниться перед ним, что ли? Какое мне, к дьяволу, дело, что он про меня и про нас всех думает…

— Значит, не ранит, — твердо решил я. — Зря ты тут, что ли, меня гоняешь?

Какое-то время мы молча наслаждались пищей, а я — еще и покоем.

— Ар Шамалю всегда была нужна вера более пристойная, чем вера в золотую ящерицу, — с бесконечным презрением в голосе заявил Шандр. — Я не сторонник возрождения Нигейра, но согласись, Аспид как символ веры гораздо приличнее, чем существо с набитым монетами брюхом. Мы и раньше поклонялись Змею, а когда его не стало… Очень может быть, что вера в Единого — компенсация отсутствия настоящей идеи.

— Меня другое волнует, — признался я. — Куда и кому уходит вся та энергия человеческих душ, направляемая в адрес Единого? Кстати, сила веры в темных Вечных тоже куда-то идет и где-то аккумулируется… Все мы знаем, что вера разумных существ, населяющих миры Ар Соль, питает божественную силу Вечных. Тогда куда и кому идет вера в Единого и нарисованных на стенах его храмов демонов?

— Питает вашу темную часть? — усмехнулся Шандр

— А что? Хорошая версия, — хмыкнул я. — Лучше я у Ширин спрошу. По части теологии сил и стихий она у нас на первом месте.

Кольер стоял на обдуваемой ветром возвышенности, глядя вниз, на равнину между армиями, бело-красными с небольшими вкраплениями черного с золотом. Армии были почти одинаковы по численности, но на сегодняшний день уже не равны по силе. Солнце то скрывалось за скользящими облаками, то появлялось снова. Начало осени наступало на степь, тронув выгоревшую траву охрой и багрянцем. Белые стены Рувиба дрожащим маревом виднелись вдалеке.

Два человека шли навстречу друг другу через степь. Остановились напротив, задержались, обменявшись фразами. Чуть отошли назад, помедлили и, выхватив сабли, стремительно бросились друг на друга. Смертельный танец начался.

Великая рувабийская степь была охвачена ужасом. Она дрожала, она готова была покориться золотому Змею селение за селением, руб за рубом. Неожиданные, обескураживающие набеги эльашрской конницы, короткие и смертоносные, возглавляемые Змеем в небе, громовой топот копыт, разносившийся на много хааров вокруг, день за днем сковывал страхом самый своевольный, самый независимый и самый гордый эмират. Вся ярость, весь гнев бессмертного демона обрушивался на головы непокорных, упрямых кочевников. Иногда Змей охотился в одиночку, то загоняя кочевые кланы в рубы, то наоборот, не давая им укрыться в древних убежищах. Не было селения, которое не подверглось бы нападению, не было города в Рувабе, над башнями которого хотя бы раз не пронесся золотой Змей.

В конце концов гонцы ордена Аспида прибыли в Рувиб, предлагая эмиру покориться или выставить своего защитника для открытого поединка и таким образом, без большого кровопролития, решить судьбу эмирата. Эмир знал, что проиграет бой, и готовился проиграть его с честью, выставив на поле боя лучшего из своих каидов. Воины обеих сторон вышли на равнину перед городом, чтобы своими глазами видеть исторический поединок. Как мальчишки, стояли они поодаль, замирая от восторга, благоговея перед древним символом. Кольер смотрел на одинокие и далекие фигуры, размышляя, что случится потом, напишут ли поэты новые стихи и песни, возникнет ли очередная волна легенд. Мощная, грозная фигура в черных одеждах против высокого, тонкого и стремительно хищного существа, ставшего на эти короткие мгновения воплощением остро отточенного клинка… Старый наг знал, что бой не продлится долго. Он сам тренировал мальчика, проверяя его реакцию, его технику, его гибкость и выносливость. Да, каид Рувабе был опытен, силен и искусен в сабельном бое, но здесь ему пришлось столкнуться с древней, мощной и стихийной силой, вернувшей себе право быть, выйти на свободу и возродиться во плоти и крови.

Прекрасный и смертельный танец длился недолго. Скоро, очень скоро все было кончено.

По традиции Рувабе, Саша отрезал голову каида, предъявив ее всем четырем сторонам света. Мухарибы Эльашра разразились торжествующими криками, рувабийцы напряженно молчали. Громогласный крик нового каида, занявшего место павшего — и конница степняков обрушилась на противника со всей яростью и гневом отчаявшихся, готовых дорого продать свои жизни. Эльашр ответил тем же. Две волны схлестнулись, гася друг друга, только над той, что несла вперед красно — белые цвета, мгновенно взвилось смертоносное тело огромного золотистого змея.

Это и определило исход сражения. Кони, испуганные стремглав летевшим на них древним существом, падали, придавливая собой наездников, Змей кружил над ними, когтем выхватывая в воздух уцелевших всадников, а следом за ним шли пешие наги, добивая оставшихся. Еще немного — и они были под стенами, с которых навстречу летели множественные, но неточно нацеленные стрелы. Кольер улыбнулся — попасть в Аспида даже из современной, усовершенствованной и смертоносной баллисты было весьма сложно, его надо было старательно выцеливать оптикой. Ему же было достаточно всего лишь подняться вверх, вне зоны досягаемости, и ринуться на ничем не защищенный более город.