Он заглядывал в мое лицо, пытаясь уловить, встретиться глазами. Я старалась избежать этой встречи, думая о том, что все неправильно — это он должен отводить глаза, прятать. Он провинившийся, он разрушитель. Отчего тогда, подходя к машине, я так суетлива? Боюсь дать слабину? Услышать оправдывающие объяснения, возможно даже фантастическую версию, и растаять, в этом проблема? Эта мысль посеяла панику. Я чувствую, как мои щеки запылали, мир заплясал вокруг, кружа голые ветки дворовых деревьев.

— Ничего не желаю слышать, — покачала я головой.

Просто: НЕ ХО — ЧУ. Я нажала на кнопку брелока и спешно устроилась на сиденье, сразу захлопнув дверь. Глеб поскребся в стекло машины, моля выслушать его. "Давай, дай ему сказать, раз не боишься, — подначила себя и напомнила: — Даже осужденные имеют право на последнее слово".

А разве есть слова, оправдывающие такие поступки? Вероятно, — есть, только я их не знаю. Впрочем, и знать не хочу. Тогда почему все еще не уезжаю? Машина, благодаря настойчивости Глеба, с автозапуском, прогревать не нужно — сел и поехал. В том случае, если ты воспользовался им, а я — воспользовалась. Я немного приоткрыла окно и повернулась к мужу лицом, стараясь смотреть сквозь него:

— Что с собакой?

— А что с ним может быть? Все в порядке, бегает.

— Ты сможешь заботиться о нём впредь или мне разыскать хозяина?

Он глубоко вздохнул, наклонился, заглядывая в приоткрытую щель, и просящее поинтересовался:

— Мы можем поговорить о нас?

— Ты не ответил. Так мне сообщить Херальду, чтобы забирал пса?

— Я о нем позабочусь, разумеется. Давай поговорим о нас, — быстро произнес он, беспокоясь, что я уеду в любой момент.

— Смотри, ты обещал, — подвела я, собираясь закрыть окно.

— Пара минут, Юль, — нашел он мои глаза. — Разреши сесть в машину.

Не помню, откуда эта фраза: "Разве эти глаза могут врать?", но она прошелестела в голове саркастически, вызвав острое желание покинуть автомобиль и лупить его по щекам. А потом колошматить маленькими кулаками в грудь, пока не выдохнусь сама, хватило ума не делать этого. Сомневаюсь, что станет легче. Он попытался выдавить подобие умиротворенной улыбки, словно пытаясь сказать: "Посмотри, это же я — твой муж. Мы же любим друг друга…"

— Я сообщу дату развода, — отвела я взгляд и, наконец, тронулась.

Глеб пнул ногой снег, заботливо сметённый дворником в кучу. Я смотрела в зеркало, видя, как снежинки всполошились, покружили и частично оседали на его пальто, получив мимолетное удовлетворение: не одной мне мучиться. Вслед несся голос Глеба, из всей сказанной им фразы разобрала только: "обещай подумать".

На работе мне казалось, что все в курсе моих семейных проблем и втайне жалеют меня, по большей части лукаво и лицемерно, поэтому внимательно приглядывалась к окружающим, когда они не видят, а когда, напротив, смотрели на меня, торопилась отвести взгляд. Это вовсе никуда не годилось. "Господи! С каких это пор, тебе так важно общественное мнение, касаемо личной жизни?! — мысленно укорила и призвала себя к порядку: — На работе нужно работать!"

Светка, проведя в моем кабинете почти полчаса, даже не заподозрила наличие у меня каких-либо проблем. А кому как не ей в первую очередь, заметить наличие перемен в моем настроении или внешнем облике? Значит и визуально их не было, выходит я неплохо справлялась с поставленной для себя установкой.

Держалась я до среды, хотя меня и раньше много раз подмывало поделиться с подругой, выговориться, выплеснув на нее часть наболевшего. Накануне вечером уже схватила телефон с намерением ей позвонить, остановили лишь стрелки циферблата, стремительно приближающиеся к полуночи. В среду Светка, словно чутка двинулась или стукнулась головой, и ее заклинило на Глебе. Ей непременно нужно было знать, как он.

— Как Глеб, поладил с собакой? — спросила она.

— Вполне. Даже прикупил ей игрушек, — ответила я и перевела разговор, вернув его в прежнее русло.

"Успеем ли в срок сдать объект заказчику, ведь до нового года осталось меньше трех недель?" — вяло обсуждали мы. Дело происходило на обеде, на который с нами увязалась Вика, и то, что Светка при ней перевела разговор на личную тему, мне не понравилось. В итоге мы сошлись на том, что успеем, и подружка полезла вновь:

— Вы уже определились, где будете отмечать новый год?

— Еще нет.

— А Глеб что предлагает?

— Ничего не предлагает, — пожала я плечами.

— Да? Странно… обычно Глеб любитель спланировать всё заранее.

Глеб, Глеб, Глеб! Заладила. Я скосилась на нее, решив, что она делает это специально. Наверняка, "вселенским заговором" и не пахло, но мне мерещилась всякая чушь. Допив свой клюквенный морс, я подхватила сумку и поднялась:

— Покуришь сегодня с Викой, мне нужно срочно позвонить Дегтяреву.

И сбежала, под их недоумевающие взгляды, хотя, может и тут я выдумывала, и взгляды были самые, что ни на есть обычные.

Через двадцать минут Светлана Юрьевна просочилась в мой кабинет, опустила пятую точку на видавший виды кожаный диван, доставшийся мне от прежнего хозяина кабинета, и покачала ногой в воздухе.

— И чего ты убежала? Вика бесит? Так меня тоже, — сложила она на груди руки. — Я её не приглашала, девочка сама увязалась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я посмотрела на неё, поражаясь чужой бестолковости, и возразила:

— Нисколечко она меня не бесит, не выдумывай.

— Тогда чего сбежала? Только не начинай про Дегтярева… — скривилась она и тут же вскинула бровь: — Кажется, я поняла. Обсуждала личное при посторонних, так? Который из моих вопросов тебе не понравился? Как по мне, они все невинны.

— Вопросы может и невинны, но кое-кто далек от невинности! — выпалила я. Пересела к ней на диван и всё рассказала.

Светка отреагировала бурно. Выругалась, вспомнив больше трёх матерных слов, которые, есть подозрения, она и не забывала, уж больно непосредственно и вдохновенно прозвучали они из её уст. Соскочила с дивана, порываясь бежать, уселась вновь и крепко прижала меня к себе. Естественно меня прорвало, и я заревела, уткнувшись в её плечо. А через пару минут мы уже ревели вместе, орошая слезами одежду друг друга. Причем, я прекратила эту вакханалию первой, отлепилась от подружки и забитым слезой голосом поинтересовалась:

— Ты-то чего воешь?!

Светка уставилась на меня, вытирая под глазами сырость, пытаясь сохранить тушь, и промычала:

— Так за державу обидно.

Госпожа истерика тому виной или расшатанная нервная система, но от вида скуксившейся подружки, от брошенной ей фразы меня пробрало на смех. Сначала я извлекла неловкое фырканье, затем смачный смешок, спустя мгновение мы ржали в унисон, так же, как и самозабвенно выли, являя собой образец непостоянства женской натуры.

— Яйца бы им поотрывать! — заключила в итоге Светка, вздохнула и добавила: — Так сами же и взвоем потом. Ох, горе нам!

— Пошли работать, — внесла я предложение, — а то я сейчас опять завою.

Подружка согласно кивнула, подошла к зеркалу и подтерла под глазами. Покрутилась немного и, ступив к выходу, ткнула в меня пальцем, заявив:

— Имей ввиду, в пятницу мы идём в клуб. Возражения отставить!

Идея с клубом не показалась мне особо удачной. Светка не желала ничего слушать и этим же вечером потащила меня за шмотками. Комплект, по мнению "гуру моды", подходящий для клуба состоял из черных джеггинсов, коротких ботинок с молниями по обоим бокам, — надлежало непременно не застегивать! У меня хватило ума этого не делать. Сверху шло не то платье, не то туника, забранная широким поясом, на голову шляпа с полями.

— Шляпу обязательно? — уставилась я в зеркало.

Выходило, что обязательно. Уже дома, примеряя покупки сама с собой, я согласилась: шляпа действительно смотрелась на мне неплохо.