– Идём, – послушно кивнула Илалия и взмыла вверх.

– А о чём мы договорились?! – весело завопила рухнувшая на её место Ютелия. – Кого поймали? МУМ не приставай! – отмахнулась она от прильнувшего к ней щупальца Двуликой. 

– Никого не поймали, – поморщился Каймат, удостоив управителя поспешным наклоном головы. – Ты закончила охоту?

– О да! – повисла на его локте сытая и довольная Лиата. – В этом городе есть, чем поживиться.

Каюри заметила, как слегка дёрнулась щека управителя. Она многозначительно посмотрела на старика, дескать, помни: чем быстрей я найду брата, тем скорей вы попрощаетесь с этими красотками. Тот понял. Коротко кивнул, развернулся и направился к своим воинам, что устали вытягивать шеи, ловя каждое слово переговорщиков.

Муанат встретил их у дверей. Провёл в обход дома к задней двери, ведущей в его покои. Про Улюлюшку с Бира̀ти и Саядом Каюри даже не спросила: и так понятно, что опытный воин никогда не станет навлекать на себя зряшную беду. К тому же хозяин был явно чем-то озабочен. Как выяснилось, у него для них с Кайматом осталась лишь одна спальня. Да и та тесновата. Только одна тахта и уместилась, не считая стола, за которым он работал, кресла да высокой подставки под книги с пятью полками.

Опередившие их с Кайматом демоницы уже успели сунуть туда любопытный нос. Похватали книжки и развалились на диване в малой гостиной хозяина полистать раздобытое. Муанат же – со всем своим почтением – только и может предложить последним полуночникам одну тахту на двоих.

– Я в гостиной с этими болтливыми паршивками не лягу, – тотчас предупредил Двуликую Каймат, едва хозяин их оставил наедине. – Им спать не нужно, а мне позарез.

– Они точно не дадут, – невозмутимо подтвердила Каюри, скидывая куртку и присаживаясь на край тахты. – Поэтому я туда тоже не пойду. Ты, как хочешь, а я сплю здесь. Тебе что, неприятно со мной рядом даже просто лечь?

– С чего ты взяла? – бросил куртку поверх её куртки Каймат.

– Лоб морщишь и мимо меня смотришь, – старательно скрывая карябающую душу обиду, деланно пренебрежительно процедила Каюри, пытаясь стащить сапог. – Я, конечно, нечисть, как говорят в народе. Но кровь твою не высосу.

– Вот и мозг не нужно, – усмехнулся Каймат, перехватил её ногу и сдёрнул упирающийся сапожок: – Хватит и того, что этим занимаются твои подружки, – взялся он за вторую ногу Двуликой. – С утра до утра.

– Не ври, – совсем уж разобиделась она, чуть ли не до слёз. – Я же вижу, что ты не хочешь спать в одной постели со мной.

– Не хочу, – выдохнул он, плюхнувшись рядом на тахту и взявшись за свой сапог. – Потому что хочу выспаться, а не… Хорошо, – облегчённо протянул он, шевеля высвобожденными пальцами ноги.

– А не… что? – брякнула Каюри, поражённая смутной догадкой, пускай в это и не верилось.

– А не бороться с собой, – просто без затей признался он, стаскивая второй сапог. – Иначе твоей девичьей чести не поздоровится.

– Да ей и без того уже не поздоровилось, – оглушённая несусветным признанием, растерянно пробормотала она.

– И кто этот счастливец? – в его равнодушном вопросе просквозил холодок.

            Только полная дура, для которой свет в окошке бестолковые вездесущие демоны, могла брякнуть такую двусмысленную глупость. Начисто провокационную и… Каюри даже не сразу поняла, отчего Каймат вдруг как-то внутренне отстранился.

– Ты не понял, – расстёгивая пояс, она пыталась стянуть расползающиеся в глуповатой улыбке губы, косясь на этого дурачка. – Я не о мужчине. Я о ритуале.

– А что с ним не так? – и впрямь не понял он, наконец-то, повернув к ней голову.

И отбросил сапог, едва ли не пищавший в его огромных сжатых кулаках.

– А ты не знаешь?

– Знал бы, не спрашивал.

– После ритуала я перестала быть женщиной, – сногсшибательно легко далось ей признание, которое раньше стояло комом в горле.

– На мужчину вроде тоже не походишь, – усмехнулся Каймат, догадавшись, что она имеет в виду, однако желая это услышать.

И чуть подался к ней, ощупывая Двуликую отнюдь не почтительным взглядом. Каюри затормошило бесполезное опостылевшее желание, что могло затопить томительным огнём и живот, и грудь. А, добравшись до горла, высушить рот, не давая и слова выдавить.

– У меня никогда не будет детей, – пробормотала она своё уже никому не нужное признание.

– У тебя их и без того слишком много, – хрипло пошутил Каймат, дав оплеуху любопытному демону, что высунулся из Двуликой.

После чего не убрал руку, опустив её на дрогнувшее плечо девушки. Рука медленно съехала по плечу, обнажая его и подталкивая Каюри к хозяину. Ещё недавно ей показалось бы постыдным терпеть подобную вольность. Она сочла бы её за похоть – ужасное слово, которым можно заклеймить девушку на всю жизнь. И она страшно боялась этого устрашающего зловещего приговора её гордости.

Теперь же мужская вольность завихрила в ней безумный кураж женщины, которой уже нечего терять.

– Не передумала? – опалили лицо слова, нехотя выдавленные им, дабы соблюсти приличия.

И ту же мужскую гордость, не принимающую насилие над женщиной.

– Ни за что, – отчеканила Каюри, запрокидывая лицо.

Но вместо жаркого поцелуя, её вдруг закрутило в железных руках того, кому она предоставила власть над собой. Её несвежая рубашка – которой при обычных обстоятельствах она бы застыдилась – взмыла вверх, утопив голову. Затем резко выпустила, разметав волосы, и упорхнула прочь. Мягкий толчок опрокинул Каюри на тахту. И тело заколебалось в мягкой перине, сомкнувшейся над ним, будто стараясь удержать. Штаны поехали по ногам, добавляя щекочущей нетерпеливой маяты в животе и закружившейся голове.

– Боишься… что сбегу? – прерывисто выдохнула она, убирая с лица волосы.

– Боюсь, что передумаешь, – прохрипел Каймат, стянув через голову грязную пропотевшую рубаху.

Повёл шеей, словно не бегал весь день, как проклятый, а просидел в тесном ящике, где у него затекло всё, что имеется. Потом швырнул на стол звякнувший пояс. Приподнялся и без всякого стеснения стянул штаны – Каюри невольно застыдилась, пряча глаза.

А потом Каймат опустил на неё своё грузное, мускулистое тело и замер, уперевшись локтями. Поймал её лихорадочный бестолковый взгляд, словно ожидая последнего слова, за которым либо всё, либо ничего. Каюри испугалась, что передумает он. Захлестнула его шею руками, сцепив их в замок, чтобы этот негодяй не удрал. Он понял, усмехнулся и принялся стирать с её лица нелепый испуг теми самыми жаркими поцелуями, о которых столько мечталось.

В животе и груди придавлено замельтешили горячие струйки сухого колкого огня. В голове зазвенело и хмельно завозилось одно единственное желание: заполучить, наконец-то, своё – пусть и выдуманное – неосуществимо настоящее счастье.

– Пошёл прочь! – с непередаваемой досадой прорычал Каймат, осторожно всем телом разводя её дрожащие, не знающие, куда себя деть, ноги.

ЗУ не поверил, что его гонят всерьёз. Что Двуликая не желает поделиться с ним всеми этими вихрящимися в ней ощущениями. Всем этим бескрайним жгучим удовольствием, которое прежде она так подло прятала от своих любимцев. МУМ тоже вылез, силясь не пропустить всё самое вкусное.

– Уйдите! – простонала Каюри, ощутив, что сейчас её очумелое нетерпение будет вознаграждено.

Что мужчина уже вторгается в её искалеченное перекрученное естество, отметая дурацкие страхи: женщина она теперь или урод? Она женщина – уверенно и жадно горели его глаза. Она женщина – каждым толчком, дрожащим от еле сдерживавшейся силы, вколачивало его тело в её дурную запутавшуюся головушку. И она жадно ловила все эти знаки, вплетающие в вихрь её ощущений собственное желание отдать ему всё, чем бы он ни захотел обладать.

А потом Каюри вспыхнула в невозможном удовольствии. И оно ещё долго тлело в измождённом подрагивающем теле, мешаясь с хриплым дыханием Каймата. Огромное придавившее её тело ходило ходуном. Её руки оглаживали взмокшую бугристую спину в тщетной попытке вернуть этой глыбе покой.