А я не знала, как себя вести: после всего увиденного мне не то что спиртное, но и еда не лезла в горло. Муж с сослуживцем пили, а я не могла себя пересилить, даже поесть. Но вот хозяин налил своей жене, но уже не полную рюмку, а на донышко. Я вопросительно посмотрела на него, но он невозмутимо проговорил:
– Понемногу можно и даже нужно. Наверно, перед вашим приходом она опрокинула стаканчик.
Мне становилось просто плохо от всего, и я не понимала, как нужно себя вести. Мне хотелось уйти, я посмотрела на мужа, но он не реагировал на мои вопросительные взгляды. Затем наклонился ко мне и сказал:
– Расслабься, если их все устраивает, то что тебя тогда беспокоит?
Я смотрела на него и прилагала все силы, чтобы не расплакаться. Почему у меня была такая реакция на его слова, я не понимала. Все начали уговаривать меня поесть и выпить за счастье их семьи. Я понимала, что нахожусь в таком положении, где нужно или встать и уйти, или, оставшись, праздновать с ними. Но всё моё существо сопротивлялось второму. Я посмотрела на мужа в очередной раз вопросительно, он улыбнулся и попросил не волноваться так. И я решила: «Ладно, побудем сегодня, и больше ни ногой к ним». Все подняли рюмки и выпили. И сделав глотов ощутила какое-то непонятное новое чувство наполненности, и казалось, этот глоток вошел водоворотом в мой организм. Я подумала, что это, потому что до сих пор ничего не ела. Но на этом празднование закончилось, так как меня начало тошнить и знобить. Мы извинились и уехали, но меня рвало и трусило всю дорогу. Я приехала еле живая, изнеможенная и истерзанная этим состоянием.
8
Я лежала с закрытыми глазами, а перед внутренним взором мелькало моё прошлое. Я заливалась слезами, которые омывали лицо, шею, грудь, душу.
Утром, оставшись одна, после молитв я села на диван и тяжело вздохнула; что-то внутри меня рыдало, выло, стонало. Я больше не могла этого выносить и закрыла лицо руками.
«Господи! До чего же я была глупа», – стоном вырвалось у меня из груди.
Упав на колени перед иконами, подняла руки вверх и с неистовой болью в голосе взмолилась:
«Прости меня, Господи! Прости, мой Владыка! Прости за мои ошибки, за слепоту и невежество! Прости, что посмела забыть всё! Забыть Тебя!»
Слезы брызнули струей, обжигая лицо. Я упала на пол и рыдала, как дитя, всё повторяя:
«Прости! Прости! Прости! Прости, мой Владыка!»
Но вдруг я услышала мелодию, зазвучавшую в комнате. Мне показалось, что играет флейта, а может, и другой инструмент. Мелодия была очень нежная, успокаивающая, и она напоминала что-то до боли знакомое, но я не могла никак вспомнить, откуда мне знакома эта музыка. Я притихла и прислушалась. Музыка играла всё громче и громче. Вот через закрытые глаза увидела какую-то вспышку, и в тот же миг всё вокруг засияло дивным светом. Открыв глаза, я медленно подняла голову с пола, оставаясь при этом на коленях. Вокруг всё сияло серебром! Осмотревшись, я увидела, что свет исходит от иконы Иисуса Христа. Я изумлённо смотрела на икону. Но вот от головы Господа появился белый луч, и я почувствовала, как этот луч коснулся моего лба. Вся моя голова наполнилась теплом, а чуть повыше над глазами ощутила огненно-жгучую точку. Я не испугалась, а, наоборот, вся открылась, принимая этот свет, не моргая, смотрела на дорогой Лик и вдруг услышала:
– Не терзайся, дитя, нечего тебе прощать! Допуская просчёты и ошибки, идя по жизни, ты прежде всего наказываешь себя, обрекая на незнание, забытьё, невежество! Тем самым ты отодвигаешь подвиг души, своё же освобождение!
О, эти неугомонные слезы! Они бурным потоком лились из моих глаз, а я все смотрела и смотрела на икону, уже почти не видя её. И вот вместо иконы я вижу солнце, яркое, жгучее солнце, которое до боли жжёт глаза.
– Милое дитя, твоя любовь приносит радость! Но не взбалтывай вод своей души такими страстями! Помни, каким бы ни было дитя, оно всегда любимо! Но трижды радостно видеть прилежность и понимание, особенно, когда сознательно принимается дар посланный. Успокойся! Да пребудет с тобой сила Отца нашего! Да пребудет с тобой рука Водящая! Да пребудет сердце твоё в свете и чистоте! Да будет так!
И в тот же миг я почувствовала ладонь, которая покрыла мой лоб, а пальцы коснулись темени. Сладостное чувство разлилось по всему телу, сердце защемило и бешено билось, готовое в любой момент выпрыгнуть из этого бренного тела. И я уже не рыдала, слезы просто текли и текли, и мне казалось, что я уже промокла до нитки. Вот вижу себя посреди огромного бушующего океана, волны зловеще взлетают и касаются неба. Вот они огромной глыбой падают прямо на меня, готовые поглотить, захлестнуть, но я почему-то не тону, а моё тело, как деревянная пробка, колышется на волнах. Я чувствую чьи-то невидимые руки, которые со всех сторон осторожно и заботливо поддерживают меня. Но вот небо засияло и покрылось лёгкими воздушными облаками, которые быстро приближались ко мне, соединяя океан с небом. Все ближе и ближе было небо ко мне, а там совсем и не облака, а руки. Их много, очень много, и они приветливо машут мне, и я ощущаю, чувствую, а не слышу ухом, как они говорят мне:
«Родная! Мы всегда с тобой! Мы помним и любим тебя!»
И в тот же миг я ощутила, как нежной теплотой начало наполняться моё сердце, при этом всё расширяясь и расширяясь, как надувается шар, наполнялось моё сердце великой силой любви! Вот уже нет ни меня, ни внутренностей, ни костей, жил, сосудов – есть только сердце, одно огромное сердце. В каждом ноготке, в каждой клеточке только сердце, а в нём – та огромная любовь, которую мне посылают со всех сторон. Я застонала и попыталась открыть глаза, но сил не было даже приподнять веки. Так и лежала я на диване, укрытая пледом, тело было настолько расслабленно, что я с большим трудом могла пошевелить конечностями.
«Я тоже вас люблю, мои дорогие», – прошептала я, наполненная счастьем и радостью.
Я лежала, боясь пошевелиться, чтобы не расплескать то, что мне было дано. Сколько времени прошло с того момента, как я упала на колени у икон, не могла точно сказать. Да и как я, укрытая, оказалась на диване?
«Но разве это так важно?! Да и что может быть важнее в этом мире, чем то воспоминание прошлого, дарованное мне, какая суета земная, какие богатства или нищета, счастье или беды могут сравниться с тем великим прикосновением к сокровенному?! В чём же заключается счастье? Разве можно быть истинно счастливым, не зная, не понимая той великой истины, которая закрыта от нас в земной жизни? А может, это мы сами закрываем, перекрываем себе все подходы к познанию этой истины, не проявленной волей, своими слабостями, которые встают перед нами великанами страстей, необузданными желаниями, распущенными мыслями?» – думала я, понимая, как счастлива.
9
С этого момента я начала видеть все изображения Господа Иисуса Христа объёмными. На любом календаре, картинке или иконах Его Лик выходил наружу, и я с таким трепетом и любовью смотрела на это. Как-то после утренней молитвы я обратила внимание, что на иконах с Божьей Матерью такого не было, и я видела Её Лик, как и все остальные иконы, картинки и рисунки, плоским. Несколько раз пересмотрела иконы Владычицы, переводя взгляд на лик Господа, убеждаясь, что объёмными вижу только Его изображения. Занимаясь домашними делами, я вдруг почувствовала непреодолимую тягу пойти в свою комнату. Я на мгновение замерла и прислушалась к своим ощущениям: нежное волнение всколыхнулось в моём сердце, и тогда я не стала больше задерживаться и пошла на зов. Медленно открыла дверь и вошла в комнату. Внимательно оглядываясь по сторонам, обратила внимание, что воздух был наполнен каким-то трепетом. Села на диван и почему-то закрыла глаза, прислушиваясь к пространству, ощутила, как какая-то сила просто вытягивала меня из тела, и я решила лечь. И как только легла, в тот же миг меня просто вырвали из тела, и я очутилась на утёсе, высочайшем, огромном, покрытом зелёным ковром разнотравья. Подошла к самому краю и посмотрела вниз, но, кроме серебристых облаков, внизу ничего не увидела. Я огляделась по сторонам, и моя душа воскликнула в восторге: