В этот день всё было, как и в другие дни: занималась с сыном, управлялась по хозяйству и наслаждалась общением с мамой. Уже все уснули в доме, но мне казалось, что сон покинул меня. Почему-то пришла мысль, что нужно проверить, закрыта ли входная дверь. Я встала и пошла посмотреть. Тронула дверную ручку, дверь была закрыта, но в тот же миг услышала ржание коня у ворот. Прислушалась, ржание повторилось, тогда я без раздумий открыла дверь и вышла на крыльцо. Во дворе никого не было. Но вот опять повторилось это ржание, и я заглянула за угол дома и опешила – за воротами у скамейки, привязанный к столбу, стоял конь. Мне показалось, что он темно-серого окраса, на улице было темно, и фонарь плохо освещал то место, где он стоял. Я посмотрела, не сидит ли кто на скамейке. «Мало ли, может, кто-то решил отдохнуть у нас перед домом», – подумала я. Но на скамейке никого не было. Постояв немного, но так никого и не увидев, кроме коня, я встревожилась, что он привязан, а никого нет поблизости. Осторожно, на носочках подошла вплотную к калитке, всматриваясь, что там происходит, и спросила:

– Ну и чей же ты?

И в тот же миг услышала ответ:

– Твой!

– Как мой?! – не поняла я. – Мне подарил кто-то коня? – продолжала удивляться я.

– Нет! Я твой! Ты забыла меня?!

– Боже, что это за розыгрыш?! Это что, кто-то шутит так? – не могла я ничего понять.

– Нет! Я твой! – опять услышала ответ.

Не раздумывая, я открыла калитку с намерением положить всему этому розыгрышу конец. Это оказался белый конь, и как только я приблизилась к нему, что-то дрогнуло у меня внутри, приводя в трепещущее состояние сердце и душу. Я осторожно прикоснулась к его морде и погладила. И как выстрел в голову, память открыла мне воспоминания, и со слезами обняла я своего преданного друга.

– Как ты сюда попал, Аргон? – спросила я его.

– Я так соскучился, и вот появилась такая возможность увидеть тебя. Я не мог её упустить. Что ты стоишь? – спросил он меня.

– А что? – не поняла я.

– Давай садись быстрей на меня! И мы полетаем, как прежде! Ведь у тебя не так много времени, – поторопил он меня.

Я подошла к коню сбоку и подумала, как запрыгнуть на него, и в тот же миг с его боков раскрылись крылья, которых я не заметила. Он расправил одно крыло и положил к моим ногам. С какой-то неизвестной до сих пор ловкостью вскочила я ему на спину, и он начал подниматься в небо.

– О, да я в тонком теле, – только и успела подумать.

Мы летели все выше и выше, я наполнилась таким непонятным восторгом и желанием петь, что запела. Мы летели в пространстве, сияющем и наполненном золотым светом, и я пела, не узнавая своего голоса, который звучал вокруг таким хрустальным переливом, что я диву давалась: «Неужели это мой голос?». Я наклонилась и обняла своего друга за шею и почувствовала такое единение и любовь к нему, такую давнюю связь. Мне так было хорошо и радостно, что совсем не хотелось расставаться. Но надо было вновь возвращаться в тело. Так была благодарна я за прекрасно проведённое время, за эту возможность воспоминания прошлого, за встречу с дорогим другом. И уже следующей ночью начала вспоминать всё, что когда-то было закрыто от меня. Каждый день воспоминания открывались всё больше и больше, и я опять окунулась в свое непростое детство, но оказалось, что оно на самом деле такое прекрасное, волшебное и чудесное.

Большая кухня какого-то пищеблока: кафельный пол, кругом плиты, моечные ванны. Хотя грязи и нет, и все видится чистым, но для меня: пол, стены, плиты, – были какими-то затертыми. Обстановка была давящая, серая, чистота не являлась сверкающей, радостной. Пусть мусора и нигде и не было, да и видимой грязи тоже, но, глядя на все вокруг, создавалось впечатление застиранного белья. Через стены, пол как бы просачивалась тьма, и везде перемещались тени, покрывающие все вещи, предметы, и чувство тяжести, грязи не покидало меня. Но я здесь не одна, со мной еще одна девочка моих же лет и мужчина лет сорока, коренастый, широкоплечий, волосы цвета вороньего крыла отдавали даже синевой, черные тяжелые глаза наполнены бездной мрака. И я знала, что это хозяин этого пищеблока. Знала также еще и то, что каждый вечер, когда я ложилась спать, мою душу, вернее меня саму, забирал этот мужчина, и я ещё с другими подростками должна была убирать и мыть посуду вот здесь, в этом пищеблоке. Там были как девочки, так и мальчики в возрасте от 10 до 16 лет. Нам не разрешалось разговаривать между собой, необходимо было усердно выполнять свои обязанности, не смотря по сторонам, уткнувшись в ванну с посудой. Была также одна стена, на которую строго-настрого запрещалось даже смотреть, не говоря уже о том, чтобы туда подойти: стена была покрыта завесой тьмы. Но я частенько украдкой туда поглядывала, и ужас пробегал по всему моему существу, казалось, что там была непомерная жуткая тьма.

Вдруг мужчина строго подозвал меня с другой девочкой к себе.

– Мойте посуду, я скоро вернусь. И не смейте никуда отлучаться, – властно проговорил он.

Мы покорно направились к ванной, где горой была навалена грязная посуда. И вдруг кто-то постучал в дверь, но с той, запретной, стороны.

«Это стук в дверь», – промелькнуло у меня в голове. – «Но там нет двери», – изумилась я, отвечая на свою же мысль.

– Работать! Не поднимать глаз! – прикрикнул хозяин, направившись к той запретной страшной стене.

– В мою сторону не смотреть! – грозно, со зловещей угрозой прошептал он.

Мы вздрогнули, начав усердно мыть посуду. Но всё это было сильнее моих сил, я не могла перебороть своего любопытства, и никакие угрозы не могли на меня повлиять. Краешком глаза, наблюдая за происходящим, я выполняла свою работу.

А мужчина подошел к стене, и вдруг я увидела дверь, которую он открыл. На пороге стоял юноша, он был изнеможен, было видно, что он проделал нелегкий путь и долгое время находился без еды и питья. Обувь его была вся запыленная и изношенная, да и одет был он по-летнему. Я от изумления застыла.

«Да ведь он раздет совсем, а на дворе поздняя осень», – подумала взволнованно я.

Юноша еле держался на ногах. Увидев хозяина помещения, он попросил:

– Не могли бы Вы дать мне стакан воды, пожалуйста?

В этот момент другая девочка, увидев, что я застыла на месте и смотрю в запретную сторону, толкнула меня.

– Не смотри туда, а то он разозлится! Это же запрещено! – в ужасе торопливо прошептала она.

Я промолчала и с усердием начала тереть тарелку, но все же незаметно наблюдала.

– Убирайся отсюда немедленно! – зверем рыкнул мужчина.

– Ну хотя бы глоток воды, – попросил юноша.

– Нет тут никакой воды! Убирайся! – выкрикнул хозяин, выталкивая парня в спину за дверь.

Я мыла посуду и возмущенно думала: «Как же так, здесь так много воды, а он не дал ему даже глотка?!»

Мужчина вернулся просто взбешённый, тяжело дыша, как загнанный зверь. Подошел к нам и внимательно посмотрел на каждую, желая понять, видели или слышали ли мы что-нибудь. Я мыла посуду с усердием и своим видом пыталась показать полное ко всему безразличие. Он задержал взгляд на мне, затем быстро повернулся и ушел, явно куда-то очень торопясь. Я облегчённо вздохнула: кто знает, как всё сложилось бы для меня, если бы ему не нужно было срочно уйти. Мне с большим трудом удавалось показывать безразличие ко всему произошедшему. При одном его виде мне становилось жутко и душно, сердце, казалось, вот-вот остановится, не желая биться в его присутствии. Оно замирало и съёживалось, становясь даже меньше в размере. И тогда я постоянно чувствовала его боль и непомерное горе. Да и сознание покрывалось серой пеленой, мозг затормаживал свою работу. Много раз мне снился один и тот же сон, что я иду со школы и сажусь на автобусную остановку, и в тот же миг какой-то мужчина лет 40, неизвестно откуда взявшийся, подсаживается ко мне и темной пеленой покрывает мою голову, а затем и всю меня. И через некоторое время я начала ощущать себя на этом пищеблоке. Хотя я понимала всё, но, не желая того, всё же выполняла все его приказы, находясь как под гипнозом. Но после того, что сейчас произошло, я начала как бы пробуждаться ото сна, приходить в себя. Та дверь на той запретной половине привела меня в такое смятение, что появилось непреодолимое желание посмотреть, что же там на той стороне. И никакой запрет, даже под страхом смерти, не мог уже остановить меня.