– Пойдемте в комнату, – пригласил друзей хозяин избушки.

Дверь в эту комнату находилась возле большой печи икомната была очень светлой, просторной, но, кроме стола пары стульев и книжных полок – мебели больше не было. На полках красовались аккуратно сложенные книги. Здесь было два окна, у одного стоял стол и стул, у другого только стул, покрытый великолепной красоты накидкой, на полу у стула лежала плетёная из лозы подстилка. На столе, окнах, полках стояли непонятные для меня предметы, которых я раньше никогда не видела. Заметив, что я вошла вместе со всеми, один из парней попросил меня:

– Побудь, пожалуйста, там, – и он указал рукой на кухню.

– Она теперь будет твоей, но в эту комнату тебе входить не следует, – сказал он.

Я вышла, прикрыв за собой дверь. Парни перешёптывались, но мне не было интересно, о чём именно они там говорят. Я села за стол и смотрела в окно, на душе было светло и радостно.

Я ухаживала за больным как могла, старательно выполняя свои обязанности, в которые входили уборка и приготовление пищи. Несмотря на то, что юноша мало ел, он быстро шёл на поправку. Он уже уходил из дома рано утром и только вечером возвращался. Когда здесь наступала ночь, то в том другом, моём мире, был день, и я отправлялась в школу. Мне нравилась такая двойная жизнь, но я никому не говорила ни слова, понимая, что, расскажи я кому-либо об этом, в лучшем случае меня убеждали бы, что это просто сны, ну а в худшем посчитали бы сумасшедшей. Но я же знала, что это ни то, и, тем более, ни другое. Мне совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь, кем бы он ни был, касался этой стороны моей жизни. Таким был мой маленький секрет, а может, и не такой уж и маленький, и это было не столь важно, а важным было лишь только то, что такая жизнь была для меня чем-то сокровенно-дорогим. Всё, что происходило со мной ночью, не было сном, и я была в этом уверена. Все мои ощущения были для меня реальные, и свои решения, действия я принимала и выполняла сознательно, а по реальности та другая жизнь, где я жила со своей семьей, не отличалась ничем от этой. Для меня обе они были настоящими.

Так как юноша уже не нуждался в посторонней помощи, то негласно стал вопрос о дальнейшем моем пребывании в этой избушке. И я очень хорошо это понимала, но уходить мне совсем не хотелось, да и некуда было уходить. Вот я и спросила его об этом, на что он ответил:

– Хорошо, живи тут, только не мешай мне и в комнату ко мне не входи без моего ведома.

Я радостно кивнула, мне было спокойно здесь и никуда не хотелось уходить. Я готовила еду, хотя после выздоровления он ни разу не притронулся к моей стряпне. И вот однажды, дождавшись, когда он вернулся домой, я робко спросила:

– Скажи, почему ты ничего не ешь?

– Я не голоден, – ответил он.

– Но ты же целыми днями ничего не ешь, а я к твоему приходу готовлю еду.

Он было уже направился к себе в комнату, но после моих последних слов остановился, как бы что-то обдумывая. Затем резко повернулся, подошёл к кастрюле, стоявшей на плите, снял крышку и, взяв ложку, набрал в неё суп, приподнял её и вылил обратно, проделав так несколько раз.

– Ты называешь это едой и настаиваешь, чтобы я такое ел? – спросил он.

Тут я пришла в ужас от увиденного и никак не могла понять, почему суп был грязно-коричневого цвета и походил на помои. Как такое могло произойти, ведь я совсем недавно приготовила его? Я уже давно готовила дома еду, но всем всегда всё нравилось.

– Да что же могло произойти, что с ним случилось? – в растерянности произнесла я.

– Да ничего не произошло. Просто нужно заниматься собой, своим внутренним миром, и чем чище будут твои мысли, твоя душа, тем лучше будет пища, приготовленная тобой, – ответил он, уходя в свою комнату.

От всего услышанного и увиденного я пришла в ужас и опасалась подойти к кастрюле, чтобы заглянуть в неё, страшась, что просто потеряю сознание от того, что качество этого супа нужно сравнить со своей душой. Никто и никогда не говорил мне, что приготовление пищи, её качество, полезность зависят не только от точной последовательности кулинарных рецептов, а сама суть заключалась совсем в другом. Недаром ведь одно и то же блюдо, приготовленное разными людьми, имеет и разные вкусовые качества. Не знала я и о том, что, беря любой предмет в руки, человек оставляет на нём свои излучения. То же самое происходит с продуктами: обрабатывая или просто держа их в руках, мы наполняем их своими вибрациями, положительными или отрицательными, – это зависит от нашей духовной, внутренней чистоты. Каждая мысль, промелькнувшая в нашем сознании, отпечатывается на том продукте или предмете, который мы держим в руках, или куда направлен наш взгляд. Но, чтобы достигнуть духовной чистоты, мало только думать о прекрасном, необходимо ещё и усиленное очищение как тела, так и мыслей, сердца и души. А очищение души невозможно без великой веры в Высшие Силы и неудержимого желания служить этим Силам. Грязный сосуд так и останется грязным, если не очистить и не омыть его, даже если мы не будем больше лить туда нечистоты.

Кто мог объяснить, рассказать всё это мне, по-своему ищущей Света?! Я странствовала по жизни еще слепым котёнком, с которым то и дело случаются какие-то конфузы: то ушибусь, то в грязь вступлю, не видя и не ведая дороги. Но даже такое состояние слепоты не вечно, и по приходу назначенного срока даже котёнок прозревает.

Я никак не могла понять, что значит заниматься своим внутренним миром, что это за мир такой и как его нужно очищать? Всё это было непонятно и сложно для меня.

Проснувшись утром, я пребывала в подавленном настроении. Весь день преследовала мысль о моей ничтожности. Вспоминая цвет супа, мне становилось не по себе.

«Неужели у меня такая грязная душа?» – думала я с ужасом.

Слёзы то и дело наворачивались на глаза, в груди периодически появлялась режущая боль.

После школы домой я не торопилась, шла медленно, не смотря по сторонам, видя лишь носки своих сапог. Душу заполнила стужа и пурга, а на дворе было солнечно, но морозно. Начинался лёгкий снежок, он слепил мне глаза, а солнечный лучик играл со снежинками, переливая их то серебром, то золотом. Я остановилась, любуясь этой необычной игрой природы. И вдруг неожиданно для себя ощутила, как что-то тёплое коснулось моего сердца и исчезло.

«Что это было? – подумала я. – Может, мне показалось? Да нет же! Я чувствовала это явно, вот как вижу это солнце сейчас. А может, это солнечный лучик коснулся моего сердца?» – мелькнула мысль. И я улыбнулась. Но вот это касание повторилось, и ещё больше почувствовала я непонятную теплоту. Это прикосновение было очень нежным, каким-то необычайно мягким. Я заметила, как изменилось моё настроение, и мысли стали намного светлее и чище.

«Как красиво вокруг! Как странно: идет снег и сияет солнце, разве такое возможно? – восхищенно подумала я. – Как прекрасны деревья, небо, солнышко! Жаль только, мало тепла. Ах, как я люблю лето!»

Не спеша подошла к скамейке, смахнула рукой снег, лежавший на ней, и села. Я сидела и рассматривала все вокруг: деревья, одетые в серебряные одежды, сотканные морозом из инея, и солнечный лучик, подхватывавший снежинки, разбрасывал сияние от них во все стороны, а снежинки не торопились падать на землю, они весёлым хороводом кружились и выплясывали вокруг лучика. Всё вызывало у меня смех. Вдруг я услышала:

– Это для тебя! Для тебя! Посмотри! Это все для тебя!

Я оглянулась, но никого не было.

«Никогда ничего подобного не видела! И снег идет, и солнце светит! А снежинки сияют и искрятся, да ещё вдобавок и кружатся в каких-то мини-вихрях. А лучик, лучик солнечный, что вытворяет, ну просто гоняется за снежинками! Да они что, живые, что ли? – хохотала я, забыв про всё. – Это я, конечно, уже немного перебрала, живые снежинки и луч солнца?! Хорошо, никто не слышит, а то скажут, что я того», – и покрутила у своего виска пальцем.