Я и сама не могла понять, почему исчезновение этой кассеты произвело на меня такое удручающее впечатление. Ведь действительно можно восстановить запись, но какая-то внутренняя тревога сжимала мою душу.

Я взяла газету с программой ТВ и обнаружила, что на неделе этой передачи не будет, не было её и на следующей неделе. Я не находила себе места: мне казалось, что это может предвещать какую-то беду. Сразу вспомнила свой кошмар, и сердце моё заныло от боли.

– Ну разве так можно? – возмутился муж. – Да ты что?! Из-за каких-то мелочей так терзаться?

– Из-за каких мелочей? – переспросила я.

– Как каких? Твой сон, эта кассета! Да если так дальше продолжится, и ты начнешь обращать внимание на всякую ерунду, не стоящую и выеденного яйца, то недолго и до психушки!

Я промолчала, мне совсем не хотелось развивать эту тему, что-то объяснять, доказывать: всё это бесполезно, да и нужно ли? У меня была своя правда с переживаниями, тревогами, предчувствиями, и, может, моё видение жизни совсем не совпадало с видением и пониманием окружающих. Но навязывать свое мнение, так же, как и доказывать что-либо, я не хотела.

Прошло несколько дней, и вот в положенное время старший сын не пришёл домой со школы. Уже с самого утра у меня было тягостное чувство, тревога тяжёлым камнем давила душу и час от часу все сильнее сдавливала все внутри, доходя до жгучей боли в груди. Я безуспешно отмахивалась от назойливых тревожных мыслей, успокаивая себя, что ничего плохого не может произойти. Время проходило, а сын не приходил домой. Мы с дочерью обзвонили всех одноклассников, учителей, его друзей, но только глубокой ночью узнали, что он жив и здоров. Он почему-то сказал своему другу, что его родители уехали и ему необязательно идти сегодня домой. Я узнала, что тот мальчик уже не один раз убегал из дома. И у этого ребенка родители злоупотребляли спиртным.

Как, почему, зачем всё это? Где и когда я упустила, недосмотрела за сыном? Ведь никаких видимых причин не было для того, чтобы что-то могло послужить причиной ухода из дома. Но, как бы там ни было, ребёнок ушёл из дома и непонятно, где скитался. В школу он, соответственно, не ходил. Где был, с кем, что делал, чем занимался, что ел, что пил, – неизвестно. Я просто сходила с ума от всего этого, неизвестность убивала меня. Начались страшные часы ожидания, поисков. Муж и дочь взяли на себя тяжкие обязанности беготни по друзьям, обращения в милицию, все сбились с ног. Я не могла спать ни днём, ни ночью, да и слёз уже просто не было. Несколько дней прошло с того страшного дня, а ничего утешительного не происходило, сына так и не могли найти. Муж истерзался бешеной беготней с участковым по злачным местам, но всё без толку. Руки опускались, и не было сил что-либо делать. Я не знала, жив ли мой ребенок, что с ним. Вдруг мой взгляд упал на газету, лежавшую на журнальном столике, я потянулась к газете, взяла её в руки и прочитала:

«Если вы не знаете, жив ли ваш родственник и вернётся ли когда-либо домой, проделайте обряд».

Я жадно впилась глазами в описание обряда, быстро прочитав, поднялась и пошла мыть руки. Взяла иголку, протерла её спиртом. Посмотрела опять на газету и проговорила слова:

«Мы с тобой одной крови. От моей крови к твоей крови, от моего сердца к твоему сердцу, найди дорогу в свой дом».

Затем проколола безымянный палец левой руки, подошла к входной двери и нарисовала кровью крестик. Далее подошла к зеркалу в комнате, выжав ещё капельку крови из пальца, нарисовала и там маленький крестик, но так, чтобы он не бросался остальным в глаза, повторив несколько раз имя сына. И, изнеможённая, села в кресло, внимательно глядя на кровавую капельку, которая образовалась на зеркале. Если капелька высохнет, то тогда родственник уже никогда не вернется домой, ну а если капелька будет полна крови, значит, есть надежда на возвращение. Я всё повторяла и повторяла: «Как же быть? Как быть? Как быть?».

Вдруг боковым зрением я заметила чёрное облако, выплывающее из левого верхнего угла потолка и стены, увеличивающееся по мере движения. Я резко повернула голову в ту сторону, надеясь, что это мне просто показалось. Но увидела, что действительно – это чёрное облако, вернее, чёрная туча, которая медленно и зловеще ползла на меня. Вот эта туча уже прямо передо мной. Я внимательно наблюдала за происходящим. И вдруг, сама от себя не ожидая, твердым, решительным голосом я проговорила, не сводя с чёрной массы глаз:

– Ты объявляешь мне войну?! Ну что же, я принимаю вызов! Но знай, я не отдам тебе моего сына!

Мгновение помолчав, добавила:

– Не отдам, чего бы мне это ни стоило! Слышишь?! Я буду бороться за него до последней капли крови, пусть мне даже придется умереть! Я никого тебе не отдам, никого!

Я говорила это, с трудом узнавая свой голос: в нём звучала такая твёрдость и непоколебимость, такое торжественное мужество, что от этих вибраций задрожала посуда в серванте, и в тот же миг эта чёрная дышащая субстанция начала быстро двигаться назад в угол, при этом всё уменьшаясь и уменьшаясь. И вот она уже размером с кулак, вдруг этот «кулак» лопнул, как воздушный шарик, произведя глухой треск и образовывая при этом серые дымчатые облачка, и какая-то невидимая сила со змеиным шипением втянула их в угол сигаретной дымкой. Все исчезло, и наступила глубокая тишина. Я сосредоточенно наблюдала за происходящим и не могла точно сказать, что меня больше удивило: это чёрное неизвестно что или я сама, моё спокойствие, голос, речь. Что-то отлегло от сердца, на душе стало спокойно, более того, я теперь знала наверняка, что сын скоро вернётся, это только вопрос времени. Так и сидела я, не шелохнувшись, закрыв глаза.

– Ох, дитя! Какое же ты еще малое дитя, – сказал старик, нежно смотря на меня.

Покачав головой, он продолжил:

– Ну что ты маешься? Молитвы тебе нужны, молитвы! Ах, всё забыла! Всё забыла.

Я смотрела на него, ничего не понимая.

– О чём вы, дедушка?

Но старик в один миг исчез. Зазвонил телефон, я открыла глаза. В комнате никого не было.

«Да это мне приснилось, что ли?»

Телефон перестал звонить, я встряхнулась, пытаясь сообразить, что это было. Радость заполнила меня, теперь я знала, что нужно делать!

«Спасибо тебе, дорогой, кто бы ты ни был!» – сказала я громко куда-то в пространство.

«Хорошо, что никого дома нет, а то подумали бы, что точно сошла с ума», – пробормотала я.

Теперь я знала, как мне нужно поступить. Я пошла в церковную лавку, купила иконы Иисуса Христа и Божьей Матери, молитвослов и помчалась домой. Забежав в квартиру, сразу вошла к себе в комнату, на столике расставила иконы и стала перед ними на колени, открыла молитвослов и начала читать все молитвы подряд. Я плохо понимала, что обозначают некоторые слова, но всё читала и читала, прочитав весь молитвослов, подняла свой взор на икону Иисуса Христа и с огромной душевной болью взмолилась:

«Господи! Молю Тебя, Великий Владыка! Пошли прозрение сыну моему! Вразуми! Проложи путь его домой! Научи меня, Господи, как мне помочь спасти его, спасти его душу! Молю, Боже, помоги! Услышь меня, Господи!»

Нет, я не плакала, а неистово просила помощи, веря, что неминуемо получу её, ни на минуту не усомнившись в обратном. Медленно перекрестившись, я встала с колен, поклонилась иконам и пошла на кухню готовить ужин. С того самого дня, как сын не пришёл домой после школы, я не заходила на кухню, мне было не до еды, дочь, приходя домой, сама готовила. Но вот сейчас я с такой же лёгкостью и желанием, как и раньше, готовила ужин. Я была спокойна и уверена в том, что сын скоро вернется домой.

Вечером муж сказал, что знает, где сын. Но он не стал силой приводить его домой. С ним разговаривал участковый, и сын сказал, что сделал большую глупость, но боится вернуться, не зная, что сказать родителям. Молча я слушала, что говорит муж, затем подошла к зеркалу и увидела, что капелька крови не высохла, а, казалось, стала больше и висела на зеркале как бы в прозрачном маленьком мешочке. Так и вышло: поздно ночью сын вернулся домой. Что подвигло его на этот поступок, он внятно сказать так и не смог, лишь горько плакал.