Знахарка разорвала холст на полосы – плотная ткань звонко трещала под её сильными пальцами. Взяв руку инквизитора, она аккуратно стянула с его пальца перстень и покрыла безжизненную, снежно-белую кисть тонким слоем густой мази.

– С твоего разрешения, – сказала она, перевязывая ладонь Герхарда, – я оставлю перстень себе – как напоминание.

– Ты полагаешь, что я могу не вернуться?

Целительница помолчала. Виток за витком ложился на руку холст.

– Герхард, я посещала колдуна дважды, – произнесла она, когда молчание стало тяготить, – и оба раза была уверена, что не вернусь…

Инквизитор хотел спросить, что привело знахарку к чернокнижнику, но слова замерли на губах. Слушая шипение каши в котелке, он наблюдал, как Хельтруда оканчивает перевязку. Завязав узел, травница взяла его руку, аккуратно согнула в локте и притянула холстиной к груди.

– Будет не слишком удобно, – сказала она, будто извиняясь, – но это не даст хвори пойти дальше.

– Мне от этой руки мало толку сейчас, – успокоил её инквизитор.

Они прочли молитву и в молчании позавтракали.

– Рассвет уже близится, – проговорила травница, глядя, как Герхард набрасывает тяжёлый плащ и вешает на плечо дорожную суму, – тебе нужно поспешить.

За порог вышли вместе. Инквизитор вгляделся в темноту, давая глазам время привыкнуть ко мраку.

– Не знаю, что ждёт меня там, – сказал он, беря руку знахарки в свою. Пальцы нащупали привычные обводы перстня. – Но я вернусь. У тебя есть моё слово, Хельтруда.

– Я буду ждать, – спокойно ответила травница, – храни тебя Бог.

Последним, что запомнил инквизитор, выходя за утлую ограду, были знакомые формы рельефной печатки.

***

Как он ни старался, ослабевшие ноги передвигались медленно. И, когда впереди замаячила просека, блёклый рассвет уже начинал пробиваться сквозь сумрак.

Инквизитор протиснулся через мокрые от утренней росы кусты, торопливо миновал пустынную дорогу и углубился в лес. Мох, густо покрывавший подножья деревьев, тянулся вверх по стволам, образуя пушистые тропки, и Герхард двигался в ту сторону, к которой лесные великаны обращались позеленевшими боками.

Лес пробуждался, в посветлевшем воздухе звучала утренняя птичья перекличка. Мохнатые валуны под ногами – пристанища жуков и мелкого зверья – всё укрупнялись, и пробираться меж них становилось труднее. Оскальзываясь на мокром мхе, Герхард то и дело озирался – но, кроме мелькания птиц в ветвях, вокруг всё оставалось неподвижным.

Когда в лицо наконец дохнуло речной свежестью, солнце уже пронизывало лес короткими косыми стрелами. На каменистом берегу было пустынно, но инквизитор, памятуя слова травницы, обнажил клинок и двинулся вниз по течению, держась ближе к лесной кромке. Перед глазами прыгали жёлто-чёрные полосы – тени древесных стволов перемежались с солнечными лучами.

Он миновал участок, где берег полого спускался к воде, и углубился в заросли остро пахнущего кустарника. Ветки с мелкими шипами цеплялись за одежду, царапали кожу, рвали, будто норовя удержать. Голову кружил терпкий аромат мнущихся листьев.

– А ну, не дёргайся!

Окрик донёсся, когда в густом кустарнике наметился просвет. Герхард замер, мускулы напряглись. Гулко ударило сердце, разгоняя холодную кровь.

– Да стой ты спокойно, ишь, шебутная!

Отведя колючие щупальца веток рукой, инквизитор, стараясь не шуметь, вгляделся. Сквозь переплетения шипов и листьев впереди виднелись три фигуры. Две – крупные, широкоплечие. Мужские. И ещё одна – в длинном платье, с пышными волосами.

– Кто-нибудь, помогите! – тоненький голос сорвался на взвизг.

– Тише! – двое мужчин удерживали бьющуюся, как птаха в силках, девушку. Девица отчаянно вырывалась, но где уж ей было совладать с дюжими мужиками.

– Эй, Михель, да она кусается, – ухмыльнулся один, ловко задирая девушке платье. Мелькнули белые нижние юбки.

– Спаси… ах!..

Крик оборвался на полуслове, когда Михель влепил непокорной девице пощёчину. Голова несчастной откинулась вбок, грива волос рассыпалась по плечам и груди. Подельник Михеля усмехнулся, но улыбка на грубом, в крупных оспинах лице вдруг поползла вниз вместе с отвисшей челюстью, когда Михель начал оседать на землю. В его широкой груди торчал клинок.

Девица вырвалась из ослабевшей хватки и бросилась наутёк, придерживая надорванное у корсажа платье. Второй лиходей и не думал ловить беглянку – вместо этого он, нехорошо скалясь, медленно тянул из ножен тяжёлый бастард14.

Инквизитор попятился. Мечник, приминая траву подошвами, шёл прямо на него, и на рукаве потёртого дублета15 Герхард только сейчас разглядел нашитый кусок ткани с изображением полосатого льва.

Дармштадтские стражники. И, кажется, он только что прикончил одного из них.

Мечник с размаху врубился в кусты, и там, где только что стоял инквизитор, образовалась прогалина. Мгновение стражник и Герхард смотрели друг другу в глаза, и этого мига инквизитору хватило, чтобы прочитать во взгляде – узнал.

Стражник узнал беглеца.

Не дожидаясь, пока враг осмыслит произошедшее, Герхард бросился бежать, проламываясь сквозь колючие сплетения веток, – туда, где слышался шум воды. Берег в этом месте круто обрывался, река бурно вздымалась порогами внизу. Подмётки скрипнули по сухой почве, позади хрустнуло – инквизитор пригнулся, растягиваясь на земле среди кустов, у самого края обрыва. Над головой тяжело свистнул клинок. Стражник выругался, снова занося бастард – но размахнуться не успел. Ветка, отведённая рукой инквизитора, врезалась ему в лицо, раздирая шипами кожу. Мечник дёрнул головой, теряя равновесие, и Герхард метнулся вперёд, с силой ударив его под колени. Ноги стражника подломились, и он упал, кубарем покатившись с обрыва. Его крик смешался с шумом воды.

Не оборачиваясь, инквизитор быстрым шагом пошёл прочь. Но, когда помятые кусты снова расступились впереди, Герхард замер.

На поляне не было и следа недавней схватки – тело убитого стражника исчезло, будто растворилось в мутном полуденном зное. Не нашлось и следов возни, взрыхлённая ногами земля вновь оказалась утоптанной. И посреди ровного пятачка сиротливо поблёскивал совершенно чистый кинжал.

Герхард едва ли не бегом пересёк поляну, подхватив клинок. Царившая здесь тишина таила в себе нечто противоестественное – даже плеск воды доносился будто сквозь толстое покрывало. И, когда лес снова принял в свои прохладные объятья, инквизитор вдохнул, успокаивая кружение в голове. Отступивший было страх нахлынул с новой силой. Вдруг стражник каким-то чудом выжил? Да и чуда тут не нужно – достаточно кольчуги под дублетом…

И как мечник мог его узнать? Лицо убитого не было знакомо Герхарду, ранее они точно не пересекались. Неужели случившееся в замке фон Франкенштейн не дало повод считать опального инквизитора мёртвым? Что, если его ищут?..

Тревожные раздумья, однако, не помешали заметить перемену в окружении. Мгновение назад полный природного шума, лес притих, замер, умолк ветер в кронах – так останавливается время, и застывает природа, чтобы в следующий миг разразиться бурей.

Двигаясь в сгустившемся воздухе, словно в толще воды, инквизитор огляделся. Ничего. Молчаливые деревья теснились вокруг густым частоколом, и он отступил, прижимаясь спиной к шершавой коре. Рукоять клинка приятно холодила ладонь.

Гулкий удар разрезал плотную тишину, как нож разрезает застывший жир. Цепкий взгляд ухватил молниеносное движение средь деревьев, и Герхард неслышно скользнул меж стволов к мелькнувшему пятну.

Удар повторился. Кошкой пробираясь через редкий подлесок, инквизитор уже мог видеть источник звука – огромный валун с вросшим прямо в камень исполинским дубом. Под раскидистой кроной стоял сгорбленный человек и с натугой бросал на валун крупные поленья. На плоской вершине камня-великана уже образовалась горка дров.