Очнулась она на краю Испытательного поля. Её тело сотрясалось от рыданий, а лицо было мокрым от слёз. «Как легко, – думала она позже, когда способность размышлять стала постепенно возвращаться к ней, – как быстро можно разрушить счастье, выстроенное с таким трудом». Она пыталась понять мотивы своих действий и никак не могла сделать этого. Энджи, говоря строго, не сделала ничего такого, что могло бы вызвать такую реакцию. Лилиан понимала, что всё дело в ней самой, но обнаружить источник дурных чувств не удавалось. Поэтому не получалось и купировать его, устраняя тем самым тёмную бурю эмоций внутри.

Тут ещё совершенно некстати Лилиан вспомнила о незавершённом Испытании и разрыдалась. Во рту стояла горечь. Темень, кое-где разорванная прожекторами, подрагивала в замутнившей зрение пелене слёз.

Ей никогда не справиться с этим тетрисом. Её выкинут из деревни и из родного дома, потому что никто не захочет знаться с такой неудачницей, как она. Жалость к себе усилила потоки слёз.

Если бы Лилиан не убегала от своего квадрата десять на десять клеток, то хорошо бы видела, как орги помогают всем участницам с тетрисом. Испытание оказалось не по зубам почти всем, и было решено не заострять внимание на данном тесте.

Рыдания девушки прервало объявление об окончании Испытания. Собравшись с силами и готовясь уже принять любой удар судьбы, она тяжело встала и побрела к тому месту, где оставила размётанные деревянные фигурки.

Фигурок не было. Ни одной.

«Должно быть, уже орги собрали и унесли», – подумала Лилиан.

И лишь потом заметила, что все дощечки причудливых форм никуда не делись. Они преспокойно лежали на поле десять на десять клеток, составляя идеальный квадрат.

Давно это было. Уж и деды наших прадедов не вспомнят, когда точно. Жила-была семья Потихонюшки и Цирла. И всё у них было справно да гладко, как у людей порядочных да добрых. И очаг жил, и любовь пребывала, и неугасимая искра сияла. Одним словом, мало чем отличались они от большинства путёвых жителей.

Но однажды приключилась с ними беда непрошенная.

Темь глубокая стояла уже дня два: солнце не появлялось. Цирл колол дрова на улице, а Потихонюшка хлопотала по хозяйству дома. Внезапно небо со стороны Восточного Края вдруг ярко вспыхнуло, но тут же погасло.

Распрямился Цирл и глянул туда, где расцветилось. А тут и во второй раз полыхнуло, и в третий.

– Потихонюшка, – крикнул он, – иди, глянь, что за красотища!

И лишь успела жена Цирла распахнуть дверь, как небо не просто полыхнуло, а взорвалось, разливая яркие краски за Центр и дальше.

На короткое, исчезающе малое мгновение Потихонюшка ощутила немыслимый, словно взбесившийся ветер. Тот, исходя из избы, словно пытался забрать оттуда все вещи, дул по направлению к вспышке. И в тот же миг камень размером с кулак ударил Цирла в голову, да и прошиб её насквозь, оставив дымящуюся дыру.

Женщина вскрикнула да и захлопнула дверь, отсекая ею осаживающийся на колени, а затем заваливающийся на бок труп мужа. Затем она бросила залитый слезами взгляд в святой угол и с поглощающим разум ужасом поняла, что неугасимая искра больше не горит. Она, конечно, догадалась, что это сам Гонеб приходил к ним и дыханием своим затушил её. А в придачу и Цирла убил.

Нет больше неугасимой искры. Нет любви. Нет очага.

Долго ещё бродила Потихонюшка, моля подарить ей огонь, но соседи, опасаясь гнева Гонеба, отказывали ей все до единого. Так и сгинула она одна во тьме да холоде.

Эту легенду знали все ещё с пелёнок. Мораль её достаточно проста: берегите огонь, ибо он – жизнь.

Однако сейчас, когда её озвучили орги перед новым Испытанием, Макс задумался.

– Слушай, – сказал он Ярику, – как ты думаешь, было это на самом деле?

– Ты сейчас серьёзно? Это ж обычная легенда, чтобы народ искру неугасимую хранил!

– Я не про это. Говорят, что камень этот до сих пор где-то возле заброшенной избушки Потихонюшки лежит.

Ярик издал губами не совсем приличный звук. Он уже более-менее пришёл в себя после происшествия с Лилиан.

– Макс, не начинай! Ты ещё скажи, что там на самом деле Гонеб дыханием ветры пускал!

– Нет, конечно, не существует никаких демонов, – сказал Макс. – Но… камень вот этот и сквозняк… что-то это всё должно значить. Как говорится, не бывает дыма без огня.

Их прервал голос Первого Глашатая.

– Итак, следующее испытание для мальчиков. Вы должны любыми доступными способами добыть огонь, не используя неугасимую искру. Представьте себя на месте Потихонюшки с погасшим очагом, и вперёд! Девушки, готовьтесь, за вами следующий ход.

– Я вот ещё чего не понимаю, – сказал Макс, когда ребята шли на указанную оргами полянку. – Почему Потихонюшке никто не помог? Почему не поделились огнём?

– Ну-у-у, – протянул Ярик. – Там же говорится, что боялись гнева Гонеба.

– Это чушь полная, – безапелляционно заявил Макс.

– Тогда не знаю. Хотя помню, что мама говорила, про потерю неугасимой искры. На такие семьи ложится проклятье. И любой, кто им поможет, разделит это проклятье вместе с ними.

– Бред, честное слово, – вздохнул Макс. – Надеюсь, с нашими искрами всё будет в порядке.

– Я вообще о таком и слышал-то лишь из этой вот легенды, – сказал Ярик. – Так что ты просто снова себя накручиваешь.

– Хорошо, если так.

Добыть огонь без неугасимой искры не так-то просто.

На полянке, предназначенной для этого теста, были разложены различные приспособления, с помощью которых предлагалось попытаться разжечь небольшой костёр. Макс выбрал две деревяшки. Одна плоская с отверстием посередине, а вторая круглая. Ярик же взял кремень и сточенный цилиндр, отдалённо напоминающий кресало.

– Трение – это вообще великая вещь, – заметил Макс, удобнее примащиваясь на земле перед ворохом сухого мха и соломы. – Можно даже сказать, что трение – это жизнь.

Ярик прыснул и загоготал.

– Ты чего?

– Хоть сам понял, что сказал? – спросил друг сквозь смех.

– А что?

– Ладно, проехали. Но если представлять всё буквально, то ты попал в самое яблочко. – И Ярик снова расхохотался.

Каким бы великим не было трение, Максу это ничуть не помогло. Он двигал ладонями со всей возможной скоростью, вращение палочки, зажатой между ними, завораживало, тепло вызванное процессом доходило даже до Ярика. Но ничего не происходило. Нет, в какой-то момент почудилось, что из нижней плоской дощечки идёт дым, но огня так и не появилось. Пот крупными каплями стекал по лицу Макса и скапливался на кончике носа, а затем срывался на землю. Один раз попало на стык дощечек, и послышался звук испаряющейся влаги.

– Ещё чуть-чуть, – проговорил Макс.

Но прошла минута. И другая. И ещё. Но огня по-прежнему не было.

Примерно также дела обстояли и у Ярика. Кресало было настолько сточено, что кремню просто не за что было зацепиться, чтобы высечь искру. Молодой человек старался с не меньшим энтузиазмом, чем его товарищ. В какой-то момент он остановился и снова захохотал.

– Ты чего? – снова спросил Макс.

– Я просто представил, как выгляжу сзади.

Макс, которому уже надоело вращать ладонями деревянный прут, встал, зашёл за спину другу и тоже рассмеялся в голос.

– Да уж, последняя подготовка к семейной жизни.

Тут уже и некоторые другие парни, сидящие по соседству, не смогли удержаться от смеха.

Внезапно выпрыгнуло солнце и застыло в зените.

Ярик присвистнул.

– Что-то не припомню, чтобы выпрыг так быстро случился после запрыга, – высказал Макс общие мысли.

Затем он обвёл поляну взглядом и аж рот раскрыл от удивления. Пока все были заняты стремительным возвращением светила на небосвод, толстяк, которому друзья помогли с подъёмом тяжестей, достал из кармана линзу и направил на сложенную перед ним кучку изо мха и соломы. Мгновенно к небу устремилась тонкая струйка дыма, а через десяток секунд показались первые весёлые язычки пламени.