– Ниа… – ласково шепчет Конран, закрывая глаза и касаясь щекой тёмной макушки. – Тебе неприятно со мной? Ты дрожишь.

– Нет! – слишком резко и громко вскрикивает девушка. – Всего лишь небо… холодное… а в лесу жутко… Вернёмся, Конран? Давай вернёмся…

Отстранившись, юноша склоняет голову к плечу, отчего волосы закрывают глаза.

«Фиолетовой искры нет», – проносится у послушницы в голове.

– Зови меня иначе, не Конран… – обиженно просит он. – Мы словно чужие друг другу. Ты приняла моё кольцо, разделила со мной Знак, а меня не принимаешь. Я чувствую. Очень больно…

С осознанием вины уходит страх. Конран младше неё, но она упорно отказывается принимать его за ребёнка. Сейчас он выглядит ранимым и нуждающимся в ласке. Он нуждается в ней. А Нирана не может пересилить отвращения.

«Пусть и ребёнок, он убийца. Не забывайся…» – кивает она своим мыслям.

– Звучит по-детски.

Пара одновременно улыбается. И юноша, не без сожаления, позволяет отвести себя в деревню. Вот только мысли обоих далеки от посиделок или разгневанного неба. Юхи приходится окликнуть их с порога несколько раз, прежде чем оказаться замеченным парой и заподозрить, что не всё так хорошо, как кажется Нир.

Поселение Вэй полно лжи. Она процветает здесь подобно золотым колосьям и сегодня тревожно прижимается к земле ветром, роняя зёрна. Ложь обретает здесь разные формы. Имеет разные проявления. Ей нет конца. Зёрна прорастут. Родится новая ложь, чтобы сменить старую. Старая увянет, чтобы сохранить новую. Правду знает лишь небо, тёмное и тоскливое, с которого за Вэй следят два серых глаза. Молния очерчивает облака, соединяя их с пропахнувшей ложью землёй, в которой тоже таится ложь. Гремит гром, угрожая и упрекая Вэй за тайны. Оставив всё ему, серые глаза перемещаются в другое место.

Ему снова снится сон. Она зовёт его смеясь, по имени, и так любяще, как умеет звать лишь родная сестра. Он улыбается в ответ, раскрывает объятья, ловит и кружит её, поднимая осенние листья, похожие на разноцветные звёзды. Вслушиваясь в ласковый смех – тоже смеётся. Холодный ветер обходит их стороной, подбрасывает листья над светлой и тёмной макушками. И кажется, закат не сожжёт счастливый день.

– Кровь… Кровь! Хочу её…

Шикима со стоном пробуждается ото сна, преследующего его с тех пор, когда он в последний раз чувствовал кровь на губах, вдыхал запах ускользающей жизни, сжимал в объятьях остывающее тело. Когда в первый и последний раз испытал всепоглощающее чувство наслаждения. И сколько не пытался его повторить, не мог даже скользнуть взглядом по проходящим мимо людям.

Поэтому он бежал с южных земель. Бежал долго, слоняясь по лесам. За ним никто не гнался. Никто не упрекал. Не знал его тайну. Лишь сон, приятное воспоминание, нависает над ним, задавая укоризненный вопрос: «Что было не так?»

– Всё было не так… – устало вздыхает и улыбается парень, закрывая глаза рукой.

Свет пробивается сквозь редкую листву тощих высоких деревьев. Они не похожи на те, что укрывают южные земли. Эти, облезлые и холодные, навивают кошмары, когда маг ночует под ними. Именно в таком состоянии его душа, словно наступила осень: чувства и надежда засыхают, опадают, крошатся и развеиваются по ветру. Мёртвая погода застыла, как память о чёрном камне в разноцветных звёздах.

Похрустев грязными листьями и веточками, парень потягивается. Желудок ноет от голода. Разум находится на грани сна и тоже тоскует по восторгу, теплу и безумию. А расслабленное тело желает подольше полениться. Собрав себя по кусочкам и тщательно рассмотрев линии на ладонях, Шикима прислушивается и вдыхает окружающие его запахи.

– Воняет гнилью… Похоже, я скоро буду у Чёрных земель. Не следовало возвращаться… Я не смогу найти своё наслаждение там, где всё…

Услышав смешанный с шуршанием листвы звук, Шикима вскидывает руку и шепчет слова заклинания. Пусть и придумал его недавно, со страху, оно не подводит и быстро уничтожает нежить. Стоило покинуть южные края и миновать ущелье Серых облаков, как она стала часто попадаться на пути. А один раз даже решила отведать мага спящим.

«Откуда эта дрянь лезет?..» – кривится парень, разглядывая дымящую и воняющую кучу. – «Даже если я чёрный маг, мне наплевать на этого… как же там… Покровителя… Приручителя… Я никогда не встану на его сторону».

Широко зевнув и осмотревшись, кареглазый огорчённо вздыхает. Поблизости ничего съестного не найти. Всё зверьё разбежалось от трупного запаха, а ягоды или фрукты по Чёрную границу не растут. И людей не встретишь. Разве что тех, кто давно перестал ими быть. Одарив останки презрительным взглядом и схватив сумку, Шикима направляется прочь, напевая незатейливую песню. Нежить не имеет слуха, так что он не боится быть услышанным. А вот наполнить лес хоть капелькой жизни он желает всем сердцем. Настолько в нём тихо и тоскливо.

Тем не менее, мысли не оставляют чёрного мага, в детстве сбежавшего с родной земли. Одиночество ли разъедает его душу, раз уж сердце ему не принадлежит, кто знает. Поверить в то, что его собратья поклоняются дохлому существу, сложно. Шикима верит лишь в наслаждение. Расхаживая по лесу со старой сумкой, голодный, он жаждет чего-то упоительного, в чём сможет раствориться и снова ощутить «то самое».

«Думаю, это невозможно. Каждое удовольствие неповторимо».

Мысли о семье напоминают Шикиме заплесневелые ягоды. Терпкие, горькие, сладкие и кислые. Вроде хочется выплюнуть, пока разум окончательно не затуманился, а вроде и не хочется. Он не то чтобы огорчается, погружаясь в воспоминания. Скорее жалеет, что не мог растянуть удовольствие, хоть и понимает, что и так долго ждал. Вскоре бы он поддался чувствам, а потом сожалел бы с большей силой. Зная это, он с задумчивой тоской вспоминает осенний лес и деревянный домик у озера.

«Чувства и желания, наслаждение и удовольствие, потребность и зависимость, преданность и любовь, нежность и ласка… каждое из этих похожих понятий имеет своё определение. Но главное, что ни в коем случае нельзя поддаваться чувствам. Нужно лишь следовать за всесокрушающим наслаждением».

Шикима не представляет своё существование иначе. Не тогда, когда лишился самого восхитительного и важного в своей жизни. Заполнять пустоту и искать что-то яркое – всё, что ему остаётся.

Впрочем, он не в силе объяснить, почему нельзя поддаваться чувствам. Ведь удовлетворённые желания должны приносить счастье.

«Оно мне и не нужно. Необходимо удовольствие, которому чувства зачастую мешают. Особенно если дело касается любви. Она принуждает страдать и приносить удовольствие своей паре», – мрачно размышляет маг.

Шикима не способен исполнять желания других. Поэтому делает безумные вещи, которые могут дать то, за чем он следует. Ублажённые чувства приносят пустое наслаждение.

Иногда охотник чувствует необычный запах и крадётся за ним. Тот шепчет, что впереди ждёт некое наслаждение. И маг следует зову, инстинкту, отрешаясь от всего остального. Он так и живёт, как дикий зверь. И сейчас его Голод пылает внутри, а ветра всё нет. С того самого дня. Словно он остался у камня, преданно ворошить разноцветные листья. Но Шикима вовсе не такой. Он сражается с Голодом. А тот растёт, чтобы скоро взять верх.

Но прежде чем он успевает это сделать, Шикима слышит звуки сражения и крадучись направляется на окраину леса, чтобы взглянуть. Лишь безумец или самоубийца станет сражаться с нежитью в открытую.

«Нет, ей, без всякого сомнения, нужно противостоять, но…» – в замешательстве маг находит крайние деревья и осторожно приближается к ним. – «Не могу поверить, я спал в столь опасном месте».

Лес обрывается, склоняясь в равнины. Истоптанные и выжженные, они, возможно, были когда-то пышными и красивыми, благоухали травами. Сейчас всё внизу застилает белое пламя. Нежный голос с соседнего холма поёт боевое заклинание. Так мягко и властно, и призывая на бой союзников, и утешая погибших.