Например, женщине, уже давно не участвующей в общественной жизни, которая хотела ходить на свидания, но боялась мужчин, предложили вначале социализироваться среди женщин. Завязав дружеские отношения с женщинами, она стала испытывать меньшую потребность встречаться с мужчинами для облегчения одиночества и смогла практиковать свои социальные навыки, не чувствуя себя под угрозой.
Применяя внушение в работе с пациентами, обладающими адекватным Суперэго, терапевты обычно избегают указывать, что пациент должен или ему надо сделать. Если терапевт пользуется такими словами, пациенты в своих поступках зачастую начинают руководствоваться чувством вины (почему я не сделал так, как должен?), и в результате, вместо роста самосознания и расширения репертуара конструктивных видов поведения, такое вмешательство лишь поддерживает их самообвинения. Стараясь поддержать развитие социальных навыков, терапевт, например, может указать на то, что это откроет более разумную перспективу на будущее, в противном случае социальная изоляция приведёт к одиночеству, поэтому имеет смысл хотя бы попробовать общаться с людьми, даже если поначалу это и вызывает тревогу. В любом случае, предлагая свои идеи, терапевт полагается на решение пациента и учитывает его способность следовать предлагаемому в данный момент внушению.
Разрешение – это форма внушения, использующая проекцию пациентом своего Суперэго на терапевта. Эта проекция вообще характерна для терапевтических отношений, но ещё более ярко она проявляется в толпе (Freud, 1921/1955). Как толпа позволяет индивидууму исполнять его запретные чувства и мысли, также и терапевт, выполняя функцию суррогатного Суперэго, даёт пациенту возможность выражать мысли, чувства и действия, прежде сдерживаемые чувством вины. Психоаналитики, сталкиваясь с проекцией Суперэго, обычно пользуются интерпретацией (Greenson, 1967). Неаналитические терапевты могут воспользоваться предоставляемой такой проекцией возможностью с целью изменения Суперэго пациента, позволяя ему делать то, что он раньше себе запрещал (Pierce, Nichols & DuBrin, 1983). Как только запретные чувство или мысль выражены либо действие выполнено, Эго обнаруживает, что наказания за этим не следует, и ощущает себя более свободным. Оно получает позитивное подкрепление в виде отсутствия чувства вины.
Разрешения могут звучать очень просто, например: «Думать о сексе совершенно нормально», или «Я разрешаю вам злиться», или «Даю вам разрешение пробовать ассертивные виды поведения, которые вы освоили на наших сессиях».
Когда терапевт даёт подобного рода разрешения, пациент может чувствовать себя обесцененным или быть в недоумении. Однако, заметив искорку во взгляде психотерапевта, он обычно быстро понимает условный характер разрешения и тогда становится способен принять предложенную игру всерьёз, не чувствуя себя ущемлённым. Следующий случай иллюстрирует только что сказанное.
Миссис А. А. С., 73-летняя женщина, много лет назад успешно прошедшая психоанализ, обратилась за помощью в связи с тем, что её привычный ритм жизни оказался для неё слишком быстрым, а также потому, что в последнее время она стала очень раздражительной. Эта женщина поддерживала чувство собственной ценности, щедро отдавая своё время разным благотворительным проектам. Терапевт заподозрил, что её чрезмерная активность была формой искупления вины, но, вместо того чтобы вскрыть и проработать источник её вины, он начал лукаво улыбаться. Женщина спросила, почему он улыбается, и терапевт ответил: «Вам просто нужно разрешение». Женщина растерялась. Он сказал: «Я даю вам разрешение вести более медленный образ жизни». Она усомнилась в том, что это ей поможет. Он объяснил, что заметил те положительные чувства, которые у неё сохранились по отношению к её прежнему врачу и аналитику, и решил воспользоваться ими, чтобы помочь ей начать жить помедленнее.
Она была приятно удивлена, когда обнаружила, что действительно способна жить помедленнее, а затем начала обсуждать с терапевтом источник чувства своей вины, которая, как оказалось, была связана с романтическим увлечением.
Терапевт отдал предпочтение разрешению, а не анализу, поскольку чувствовал, что анализ мог привести к бесконечному пережёвыванию и интеллектуализации. Он воспользовался ситуацией переноса, а затем вместе с пациенткой исследовал её чувство вины и, далее, источник её раздражения и злости.
Приказ
В редких случаях терапевт может поступить ещё решительнее – приказать пациенту что-то сделать или воздержаться от действия. Если терапевт не может контролировать пациента физически или эмоционально или обескуражить его внезапностью, то команда как таковая обычно мало помогает. Например, суицидальная женщина, собирающаяся выброситься из окна, может быть так удивлена приказом терапевта не делать этого, что замешкается, остановившись перед окном, и тем самым позволит себя спасти (вернее: позволит той части своей души, которая всё же хочет жить, присоединиться в этот момент к приказу терапевта). Терапевт может приказать строптивому подростку остаться в комнате и продолжить беседу вместо того, чтобы убежать, или он может приказать пациенту в отделении не тревожить другого пациента. В таких случаях контроль над пациентом может осуществляться учреждением, в котором пациент находится, или силой личности терапевта. Хотя это может быть полезно для преодоления некоторых форм негативизма и порой, как в вышеописанном примере, даже спасти жизнь, приказом редко пользуются в психотерапии, поскольку таким поведением терапевт как бы ставит себя выше пациента, тем самым провоцируя оппозицию, что, в свой черёд, может препятствовать установлению доверительных отношений и сотрудничества.
Манипуляция
Манипуляция имеет преимущество перед внушением, поскольку не требует от пациента сотрудничества. Она также лучше приказа, поскольку не противопоставляет терапевта пациенту. Это форма скрытого воздействия на поведение. Манипуляция – это всегда косвенный способ разрешить пациенту что-то или подтолкнуть его к каким-то действиям. Весьма распространённым способом манипуляции является игра на негативизме пациента. Подростку, угрожающему бросить школу, можно сказать, что только ему решать, сдаст он экзамены или провалит их, и если он решит бросить школу, то никто не сможет ему в этом помешать. Эта манипуляция основана, конечно, на том, что именно борьба со взрослыми является в этот момент основным мотивом подростка, поэтому в отсутствие борьбы и мотив теряет силу. Другой вид манипуляции – парадоксальная интервенция, когда пациенту предлагают сделать что-то, чего он делать точно не хочет. В нижеописанном примере подростку и его матери было предложено поступать следующим образом:
Мать приказывала тринадцатилетнему мальчику раз в месяц тщательно убираться в своей комнате. Он каждый раз делал это безалаберно, кое-как, но, отрицая это, злился и обижался на маму, которая за отговорки называла его выдумщиком.
Терапевт предписал то же поведение с важным изменением. Мальчика попросили убираться в комнате, но оставлять часть её неубранной, с тем чтобы, когда мама «поймает» его, он мог легко это доделать. Маму попросили проводить проверку комнаты очень строго. После проверки она должна была догадаться, какую часть работы мальчик не выполнил должным образом. Мальчику предложили максимально усложнить её задачу, оставляя неубранным что-то, о чём она не сможет догадаться, например оставить грязь в углу или книгу не на своём месте. Мальчику также сказали, что даже если мама правильно отгадает, он должен отрицать это и говорить, что на самом деле надо убрать что-то другое. Встроив в изначальную ситуацию элемент отрицания, терапевт взял ситуацию под свой контроль и предотвратил противоборство сына с матерью. Мальчик легко мог победить, хорошо убрав комнату и оставив менее очевидную часть работы несделанной (Weeks & L’Abate, 1982, p. 117).
