Посчитав, что завершил свой труд, святой Григорий удалился от мира и стал жить отшельником в Манаярк, «пещере Мане», то есть на горе Сепу, иначе Коханам в провинции Даранахик, на границе с Каппадокией. Тогда помощником Григория стал его сын Аристак, который в 325 году присутствовал на Никейском соборе; в списке участников он указан как Аристан, или Аристакий. Григорий умер в своей келье отшельника в Манаярке, вероятно, в том же 325 году; из этой кельи его останки были перенесены в Тордан, в той же провинции Даранахик[117].

Он был первым патриархом армянской церкви[118].

Мейе отмечает, что основные религиозные термины новой армянской церкви были заимствованы из сирийского или иранского языков. Чтобы назвать священника, она воспользовалась чисто сирийским словом qahanaï. Другой термин, erêts, в буквальном смысле «старейшина» – калька с греческого presbyteros. Слово abelaï – «женатый священник» – тоже сирийское. Слова vardapet – «учитель», margarê – «пророк», hrechtak – «ангел», pahq – «молодой», karapet – «предшественник, предтеча» и avetaran – «Евангелие» – иранские. Мейе считает, что и слово vanq – «монастырь» имеет иранское происхождение, так же как и слово avan – «деревня». В общем, в словаре старинных армянских христианских терминов есть слова с арамейскими и иранскими элементами и большое количество слов с неясной этимологией, из которых многие выглядят более или менее иранскими. Слов, напрямую заимствованных из греческого языка, там не обнаружено. Из этих утверждений Мейе делает очень важные выводы о культурной ориентации армянской церкви в начале ее существования, до изобретения армянского алфавита. Он пишет: «Армения тогда находилась в зоне влияния иранских цивилизаций. Это была эпоха, когда в ней господствовала парфянская по происхождению аристократия и когда значительная часть тех, кто писал, делала это на арамейском языке. Аристократы говорили по-ирански, но их служащие и писцы чаще говорили по-арамейски. Официальные документы сохранили следы этого необычного двуязычия: они написаны на среднеиранском языке и по своему типу полностью иранские, но в них вставлены арамейские „идеограммы“. Христианство несли и распространяли, несомненно, люди, говорившие на сирийском языке, но в коренных парфянских землях языком культуры был иранский. Именно из этой сложной двуязычной среды христианская религия пришла в Армению. И это снова указывает на Эдессу как на родину армянской церкви. Среди перечисленных здесь слов из сирийского языка заимствованы понятия, характерные только для христианства, а из иранского – общие слова, использованные для обозначения христианских понятий».

«Чтобы разобраться в старом христианском словарном запасе армян, – продолжает Мейе, – нужно было бы знать те североиранские языки, на которых говорили христиане аршакидской эпохи. Тогда мы, конечно, увидели бы, откуда взялись такие загадочные слова, как, например, sarkavag – „дьякон“, vardapet – „учитель“, karapet – „предтеча“, mkrtem – „я крещу“, zatik – „Пасха“, и чем объясняется форма изначально греческих слов, например, ekeletsi – „церковь“ и hethanos – „язычник“». Этот знаменитый ученый предполагал, что рождавшаяся армянская церковь постоянно делала заимствования из смешанного ирано-сирийского наречия парфянских христиан.

«Приход к власти династии Сасанидов, – пишет в заключение Мейе, – стал, как указывают армянские летописцы, решающим событием, разорвавшим общность парфянского мира и отделившим Армению от Ирана. С этого времени Армения была сама по себе и находилась между империей Сасанидов и Римской империей. Сасанидская Персия сделала своей религией строгий маздеизм, который, насколько известно, никогда не занимал в Армении заметного места, и национальной религией для армян стало христианство».

Союз аршакидской монархии с молодой армянской церковью, от имени которых выступали Тиридат III и Григорий Просветитель со своими духовными детьми, был окончательно заключен. Но, к несчастью, эта монархия постоянно боролась с не подчинявшимися ей феодалами, а христианской религии было далеко до победы. Евангелизация Армении сталкивалась с сопротивлением и сельского населения, и даже некоторых феодалов, которые в борьбе против королевской власти были готовы опереться на старое местное язычество. Когда император Константин перешел в христианство, Тиридат III мог считать, что и его собственная власть стала от этого прочнее. Общая религия означала сходство в понимании мира у двух народов и общие интересы у Римской империи и Армении, а от этого династия Аршакидов могла только выиграть. Однако Тиридат III вел борьбу с феодалами, в первую очередь, как известно, в провинциях Тарон (Сюник), Васпуракан и Ахдзник (Арзанена), которые при случае без колебаний искали поддержку у империи Сасанидов. Моисей Хоренский рассказывает, что, когда царь был в отъезде, глава семейства Сехкуник, владевшего уделом Охакан в Тароне, поднял мятеж, надеясь на поддержку царя Персии Шапура II, но основатель другого феодального семейства, рода Мамиконян, опередил мятежника, убив его, а в благодарность получил за это от Тиридата удел побежденного. С этого началось величие семьи Мамиконян, которая теперь часто будет упоминаться в этой книге[119]. Но постоянные мятежи не могли не ослабить власть «армянского Константина». В 4-й книге своей летописи Моисей Хоренский рассказывает, как «сенекапет», то есть камергер, самого Тиридата присоединился к феодалам из Сюника, решившими убить царя во время охоты в провинции Экехеадз (южнее Эрзинджана) (ок. 330?). Немного позже (ок. 333?) был убит, тоже дворянином, глава армянской церкви Аристак в области Дзопк (Софанена). Похоже, церковь и трон снова оказались в опасности, при этом одновременно.

Однако оба устояли. По свидетельству той же летописи, когда Тиридат III умер, его тело при общем трауре было похоронено в Тордане, в провинции Даранахик, рядом с телом его друга, святого Григория Просветителя. Сын Тиридата Хосров II Малый (прозван так за малый рост) наследовал отцу и получил поддержку духовенства. Он действительно находился в полном согласии с новым главой армянской церкви Вертанесом, братом и преемником Аристака. Несомненно, церковь и царская власть чувствовали, что им необходимо объединиться: против церкви восставали язычники, против царской власти – феодалы. Фавстос Византийский и Моисей Хоренский рассказывают, что патриарх Вартанес едва не был убит в Аштишате, в христианском храме, созданном на месте святилища бога Ваагна. Покушение совершили «люди, которые тайно продолжали упорствовать в язычестве и идолопоклонстве». Особую ненависть последних язычников, разумеется, вызывало то, что бывшие святилища национальных богов были присоединены к епископским имениям или отданы монастырям[120]. С другой стороны, семьи наследственных сатрапов (нахараров) думали лишь о том, как бы им освободиться от царской власти. По словам Моисея Хоренского, когда умер Тиридат III, бдеашх Пакур, или Бакур, владетель области Ахцник (Арзанены, к юго-западу от Битлиса), объявил себя независимым. «Принять титул царя он не мог, потому что не был Аршакидом, но хотел по крайней мере не быть вассалом. Он отделился от конфедерации армян и заключил союз с царем Персии Хормиздом». Это имя не может относиться к Хормизду II, который царствовал примерно с 302 по 310 год. Однако Фавстос Византийский, пользовавшийся, видимо, другими источниками, подтверждает сам факт. По его словам, князь Ахцника был одним из великих вассалов армянского царя и носил титул бдеашх, был „одним из тех четырех, кто занимал первое место и первую подушку в царском дворце. Однако он перешел на сторону персов“. Семья князей Ахцника была побеждена верными царю Армении войсками, которые возглавлял князь Сюник Вагинак, которому были переданы почетные звания и должности Бакура, а „вместе с ними отданы владения мятежника, рука его дочери и титул 'бдеашх'“»[121].