Приветствую наших дорогих подписчиков, с вами Борис Востриков, постоянный автор рубрики. Сегодня мы в гостях у человека, широко известного в научных кругах, человека, чье имя знакомо жителям северной столицы по монументальному труду «Полное собрание суеверий». Фольклорист, доктор филологии, член-корреспондент Императорской академии наук, экстраординарный профессор Императорского Верхнесеверского университета, почетный член Императорского Светлогорского университета Аркадий Наумович Фролов. Аркадий Наумович, здравствуйте.

Добрый день.

Предыдущий номер нашего журнала завершился письмом от жителя села Межевое. Цель нашей с вами встречи обсудить необычные детали той истории, читателям интересно было бы услышать ваше мнение и выводы, к которым вы пришли после ее прочтения.

Ну что ж, предыдущий номер читал, кроме того, получил по почте собственно текст письма. Отдельно порадовал вложенный в конверт сувенир в форме рогатого черта (улыбается). Честно признаюсь, от вашей редакции просьбы о встрече не ожидал.

(С улыбкой) Рано или поздно встреча должна была состояться. Нам известно, что вы как раньше не верили, так не верите и сейчас в существование нечистой силы. По правде сказать, надеялся в нашей беседе затронуть и этот вопрос. Ваши работы по-прежнему пользуются популярностью, и нам иногда приходят письма с вопросами. Люди недоумевают: с одной стороны, по всей стране строятся остроги, число скептиков с каждым годом тает на глазах; с другой стороны – ваш авторитет и по большей части молчание со стороны ученого мира. Помогите разобраться в конфликте, разъясните людям причины вашего скепсиса.

То, что сегодня вы называете скепсисом, вчера с той же легкостью могло зваться здравым смыслом, и наоборот. Предлагаю мой «скепсис» пока отложить в сторону и поговорить о таком явлении, как внушаемость масс. Расследуя любой прецедент перемены общественных представлений, вы первым делом пытаетесь нащупать ключевые узлы, так называемые точки надлома. В нашем случае таких точек я вижу две.

Первый тревожный звоночек поступил много лет назад, с выходом в свет одной работы. В ней автор совершенно серьезно начинает рассуждать о расположении загробного мира. То есть, вы понимаете, мифологическое и фольклорное явление вот так запросто берется и преподносится автором как реальный факт. Ни с того ни с сего ученый муж, уважаемый профессор, вдруг предлагает нам воспринимать нечистую силу как данность. Без каких-либо доказательств.

Вы имеете в виду монографию профессора Ирвинского? Если память не изменяет: «Мир людей и мир, параллельный ему»?

Я имею в виду фантастическую повесть профессора Ирвинского. Как вы, наверное, помните, в ней автор нас убеждает, что на самом деле потусторонний мир имеет абсолютно те же географические координаты, что и мир живых. Различаются лишь четырехмерные координаты, которые плавают, в силу чего автор не исключает случайных полных их совмещений. А с развитием науки прогнозирует и возможность направленного совмещения!

Чуть ли не единственные аргументы, – если их можно так назвать, – до которых снизошел автор – это историческая и географическая проблема топонимов. Речь идет о необъяснимых исторических переименованиях. На старых картах наш родной Верхний Северск значился то Нижним, то опять Верхним, город на холме указан то закономерным Нагорье, то неуместным Подгорье. Приводится ряд названий с префиксами «пред» – «за», «над» – «под», «верхне» – «нижне», не оправданных в географических реалиях.

Проблема антонимичных названий известна исторической науке давно, господин Ирвинский предложил нам свое решение. По его мнению, уж предки-то знали, как на самом деле обстоят дела. Для них не имело значения, каким из двух названий обозначать тот или иной город, потому что это одно и то же место! Его зеркальное отражение, если хотите, со сдвигом по оси времени.

Поймите всю нелепость ситуации. В научной среде делается заявление, граничащее с безумием. Голословное, не подкрепленное ничем. Разумеется, я не счел нужным снизойти хоть до какого-то комментария. Так же рассудили и мои коллеги. Это была наша первая ошибка.

Так совпало, выход монографии был приурочен к началу строительства первого острога. Тема, что говорится, закипала в общественном котле. Ученый, пользующийся на тот момент доверием, плеснул доброе ведро масла в огонь под котлом. Народ падок на сенсации, вы знаете, не успели мы оглянуться, многими труд уже воспринимался как святое писание, которое стоит над всякой критикой.

Запоздалая реакция обошлась нам с коллегами дорого. Огромных трудов стоило развенчать сей опус. Со временем нам удалось если не переломить общественное мнение, то хотя бы посеять зерно сомнения.

Я был студентом, когда вышла монография. Помню, она взбудоражила воображение всего курса. Но вы правы, благодаря вашим усилиям многие сторонники теории вскоре стыдливо помалкивали о былом увлечении. Как думаете, зачем профессору понадобилось писать такую работу? Нет ли здесь стремления к славе в любом ее проявлении?

Ну что вы, нет, не думаю. Профессор Ирвинский, как и я, всю жизнь занимался мифологией. Наука наша, скажем прямо, специфическая, в отличие от наук естественных, мы всегда вынуждены ссылаться на чьи-то слова, на чью-то точку зрения. Отсюда и возможность, и соблазн воспользоваться всяческими лазейками. Дальше за дело берется азарт первооткрывателя. А если в один прекрасный момент вы вдруг обнаружите себя в непролазных дебрях, нежелание признать ошибки уже вряд ли позволит вам остановиться.

Нечто подобное, я думаю, и произошло с профессором. Все мы помним, к чему привел этот внутренний конфликт, профессор окончил жизнь в Верхнесеверской окружной лечебнице.

Печальный конец.

И зловещее предостережение, о котором, к сожалению, сегодня никто не вспоминает.

Хорошо, с монографией понятно. Позвольте угадать вторую «точку надлома», о которой вы говорили. Диссертация доктора Свиридова?

Совершенно верно. К сожалению, сегодня мы вынуждены величать его именно так, «доктором».

Восемь лет минуло, если не ошибаюсь? Так получилось, к тому времени я уже был поверхностно знаком с господином Свиридовым. За несколько кратких бесед, которые между нами случились, у меня сложилось мнение о нем как о человеке увлекающемся, целеустремленном. Чересчур целеустремленном, порой до фанатизма. К сожалению, посвятить в подробности бесед не имею права, в любой беседе участвуют как минимум два человека. Было бы неэтично пользоваться отсутствием второй стороны. Но поверьте, у меня были причины считать его таковым.

Сей господин уже имел опыт соискания степени. Опыт неудачный. Опубликованная диссертация получила разгромные рецензии. Одна из них принадлежала моему скромному перу. И было за что! Подчас демонстративное пренебрежение первоисточниками, поверхностные их трактовки, откровенно дилетантские лингвистические изыски. Я молчу о выводах, которые проверить на практике не представлялось возможным. Как и в случае с профессором Ирвинским, к слову.

Как вы понимаете, защита была провалена. После этой неудачи, собственно, и состоялось мое с ним знакомство. И не только мое, будущий магистр не обошел вниманием ни одного, кто имел хоть какой-то вес в университете. Кто-то, как я, например, имел удовольствие неоднократных встреч. Про корреспонденцию и вспоминать не хочется, поистине этот человек не жалел чернил!

Упорство принесло плоды, ему было позволено написать другую диссертацию. А нам с вами остается гадать, только ли дело в упорстве соискателя, или руководством университета был получен недвусмысленный сигнал сверху? Я, к слову, имел возможность наблюдать несколько поспешную перемену в настроениях некоторых членов совета. Но это всего лишь мои домыслы, фантазии на тему, прошу не придавать им значения.

Итак, господин Свиридов принялся за работу сразу, писал чуть больше года. Нельзя не признать, подошел к делу ответственно, с учетом всех ошибок. Да и тему выбрал такую, что некоторым профессорам стало интересно, как бедняга будет выкручиваться. Научным руководителем на сей раз у него выступал… как думаете, кто?