Дворник отмахнулся:

– Ой да мало ли… Я вообще ту карету только сзади видел, краешком глаза, вон с того перекрестка. Да вот теперь даже и не уверен, видел ли… Слышал, как отъезжает, вот это да!.. Но если хотите знать мое мнение, будь то хоть господская карета, хоть холопья телега – все одно без упряжки тронуться будет затруднительно. Разве что через лакеев дышло пропустить…

Воображение, похоже, живо нарисовало ему картину с пристяжными лакеями, старик зашелся сухим беззвучным смехом.

Я собрался было уходить ни с чем, но тут заметил, что по дороге, придерживая юбку, к нам торопилась старуха в домашнем чепце.

– Вернулись лошадки-то! – крикнула она издалека. Чуть запыхавшаяся, старуха остановилась возле дворника, оправила съехавший на затылок чепчик. – Утром еще вернулись. Я как раз к окну подхожу – и они идут, друг за другом тянутся по дороге. Сами по себе. А на них ремни оборванные болтаются! Ох, думаю, не к добру это, небось понесли, лежат теперь господа где-нибудь в канаве под колесами. Господи прости!..

Она трижды перекрестилась. Я живо ухватился за нового свидетеля:

– Может, и как карета отъезжала видели?

– Карету не застала. Зато, как только кони прошли, я уж от окна не отходила, все утро сердце не на месте было. А потом смотрю – вы вот в ворота тарабаните. Ну точно, думаю, беда с хозяевами! Я сразу и вышла!

– А где же теперь те кони?

– Кто ж их знает? Потоптались, потоптались перед закрытыми воротами, да и ушли во дворы травку щипать. Вы, стало быть, тоже не знаете, что да как?

Я решил не скрытничать, лучший способ получить информацию – подкинуть взамен что-нибудь животрепещущее.

– Я из газеты «Бесовский Вестник». Вы, наверное, уже слышали про «дьявольский» экипаж, который весь город поставил на уши?

– Как же, слыхала, хозяйка с час назад прибегала, сказывала. – Она вдруг охнула: – Господи, да неужто ИХ экипаж?

Старуха снова принялась креститься. Краем глаза я заметил, что и дворник украдкой перекрестил кончик метлы. Голова старухи вдруг завертелась с беспокойством:

– А не вернется ли к дому-то? Может зря мы тут, перед воротами, стоим?

– Совсем недавно ее видели в окрестностях резиденции императора, так что пока переживать не о чем. Я заметил вот какую странность: такой большой особняк, прислуги должно бы быть не меньше, чем во дворце, а никого не дозваться. Ни привратника, ни лакеев во дворе… Как же такое возможно?

– Я вам больше скажу, – старуха взволнованно приблизилась ко мне, с подозрением покосилась на дворника. Тот демонстративно отвернулся, продолжил шаркать метлой. А через секунду развернулся к нам другим боком. Говорят, в его возрасте довольно частое явление, когда одно ухо слышит хуже другого. – Я уж с неделю вообще никого из слуг не видела, даже Манька по утрам перестала к мяснику бегать. Один привратник до вчерашнего вечера еще стоял, так и тот странный: целыми днями стоит, не шелохнется, будто каменную статую заместо него вкопали, глазами стеклянными с утра до вечера глядит в одну точку. Однажды ночью мне не спалось, я окно открыла, подышать свежим воздухом. Голову поворачиваю – а он по-прежнему стоит. Да может ли человек сутками напролет не спать и с места не двигаться? Меня страх разобрал такой, я окно захлопнула и обратно в постель забралась. И это еще не все!

Гостей принимать перестали. Раньше что ни день – одна за другой накатывали богатые коляски да кареты. Теперь всех гостей разворачивали, привратник знай себе, как забубенный, твердит: «Больны-с, не принимают». Его спрашивают: «Да что случилось-то, помощь не нужна? Может мы своего доктора пришлем, он у нас лучший в округе». А тот в ответ опять: «Больны-с, не принимают». Будто и слов-то других не знает! И даже ворот не удосужится открыть перед знатными князьями да графьями, через решетку общается, как с грязными бродяжками! Но и это не все!

Всю неделю, как только время к полуночи, в особняке на первом этаже загорался свет. Я если окно открывала, так слышала, музыка оттуда доносится. А сквозь шторы видно было, как темные фигуры кружат в танце, много фигур, очень много, может и сотни!..

– Истинный крест, – подтвердил дворник, – сам видел!

– Да откуда ж им там взяться, – продолжила старуха, – ежели всех гостей спроваживали? Я-то, дура старая, успокаивала себя: небось, устраивают какие-нибудь тайные маскарады, а гостей проводят тихо, через задний двор… Бог ты мой, да что ж за бесовщина тогда у нас под носом творилась? Дура я старая, надо было сразу в острог бежать, чуяло ведь сердце… Как теперь спать-то в двух шагах от… такого…

– Уверен, спать будете спокойно, – утешил я. – Что-то мне подсказывает, сегодня сюда точно придут из острога.

– Дай-то Бог, дай-то Бог…»

В полдень обезумевшая карета выскочила на площадь перед зимней резиденцией царя и принялась нарезать круги, словно издеваясь и над городом, и над самим государем императором. Дворцовые полицейские буквально телами попытались ее остановить и поплатились за непродуманные действия криками боли и серьезными травмами. Поначалу они бессмысленно метались, то преследуя карету, то убегая и шарахаясь в стороны от высекающих искры колес. Никто не знал, что с ней делать, в уставе не прописан порядок действий в случае нападения взбешенного экипажа. Стрелять долго не решались, хоть и были по особому случаю вооружены мушкетами, – останавливал герб графа Кононова на дверях. Однако когда еще трое полицейских кувыркнулись в воздухе и растянулись на камнях, приказ был отдан. По рассказу одного из стрелявших, залп из почти тридцати мушкетов хорошенько тряхнул «повозку из ада». Удивительно, почему корпус не развалился, как карточный домик, получив столько дыр.

Карета по инерции прокатилась мимо одного из бесчувственных тел, замерла. Несколько полицейских перехватили мушкеты обеими руками за дуло и медленно тронулись к ней. Со слов того же стрелявшего, план был перебить прикладами спицы в колесах. Но стоило им приблизиться на длину двух мушкетов, карета вдруг качнулась на рессорах – словно встряхнулась! – напоминая вскочившую на лапы собаку. Колеса рванули с места, не успели полицейские перезарядить мушкеты, изрешеченный пулями задок нырнул в ближайшую улицу.

Эмоций сегодня не мог сдержать даже градоначальник, Виктор Герасимович:

– Чертовщина какая-то! Меня с раннего утра засыпали докладами, а я слушаю и ушам не верю. Неужели, думаю, сегодня все сговорились свести с ума своего губернатора? Так и не верил, пока этот бесовской агрегат у меня под окнами не снес фонарь! Успел в окно заметить, как простреленный задок сворачивает за угол! Сейчас все силы брошены на то, чтобы разогнать жильцов по домам, мы обязаны не допустить новых жертв, больничные палаты уже переполнены сверх всяких норм.

– Принимаются ли какие-нибудь меры, чтобы остановить карету?

– С полчаса тому были отправлены посыльные в острог. Ждем бригаду захвата. Боюсь, больше в этой ситуации мы ничего предпринять не можем.

То, что произошло дальше, волей-неволей заставляет поверить в сверхъестественное всеведенье сил, управляющих каретой. Стоило градоначальнику обмолвиться о посыльных, экипаж стрелой понесся к окраине города, никуда больше не сворачивая. Благодаря слаженным действиям полиции улицы к тому времени полностью опустели, до западных ворот экипаж добрался без жертв. В целях безопасности после его отъезда стражники заперли городские ворота. Не кажется ли уважаемым читателям, что такое поведение сильно напоминает погоню?

Мы продолжаем следить за новостями и будем держать вас в курсе…

После утренних событий какое-то время на улицах царила мертвая тишина. Любой приезжий мог бы решить, что город пережил страшнейшую эпидемию чумы или в спешке бежал от вражеских солдат. По пустынным дорогам ветер носил обрывки газет, сорванные со стен объявления. Мостовые были осыпаны осколками стекол, на перекрестках попадались засохшие пятна крови, брошенные в суматохе пожитки. Нередко приходилось переступать через всевозможные шляпы, кепки, неформенные фуражки. Как после бомбежки тут и там встречались обломки телег и колясок. Но больше всего в смятение приводило отсутствие людей. Изредка в конце улицы показывалась одинокая фигура прохожего, и та двигалась крадучись, по-воровски, старалась держаться ближе к стенам. Поспешно пересечет открытое пространство – и скроется с глаз.