‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Шариер в помощи отказал. Почему — девушки не знали, да и откуда бы? На женской половине такие вещи не обсуждаются. Они и о крепости узнали лишь потому, что отец одной был раэдом, а жених другой — аскером.

А потом начались вещи и вовсе странные, похожие на какую-то сказку. Сначала вдруг сам собой "заговорил" старый гонг, и отбил сигнал, которого кесария не слышала с тех пор, как стала кесарией.

О древней династии Шарияров не помнили уже при прадедах. Говорили, что какие-то дальние потомки тех царей еще живут на побережье в закрытых общинах, но ни на что не претендуют. И родовой дар ими давно утрачен — кровь уснула.

Так или иначе, а в крепости Шери никого из "ястребов" не было.

Защитники сражались доблестно и держались сколько могли, но их одолел враг, которому нипочем крепостные стены. Другими словами — кончились запасы еды. И, поголодав пару дней, защитники протрубили сигнал, что крепость готова сдаться.

Хичины капитуляцию приняли и приказали открыть ворота, пообещав, что казнят лишь коменданта, а остальных отпустят с миром, хотя и без оружия и доспеха. И, естественно, без коней, если их там еще не съели…

Смешная шутка. На побережье коней не ели, жрецы объявили их вместилищем демонов, а, значит, пищей "скверной". Услышав об этом Шекер долго недоумевала, неужели столько взрослых людей может всерьез бояться такой глупости?

Ведь стоит немного подумать — и поймешь: демоны вселяются в живых, мертвая плоть им не интересна. Поэтому мертвый конь — просто мясо. Точно так же, как и зарезанная коза. Бери и ешь смело! Только жрецам не говори, и все будет хорошо.

Но вот поди ж ты, боялись — до смерти. Голодной. Дикие люди.

Шекер снова прислушалась к разговору двух подружек:

— А когда ворота крепости, наконец, распахнулись… — тут молоденькая шане даже запнулась, то ли от страха, то ли от восторга, — хичины вошли и увидели совершенно пустую крепость. Ни коменданта, ни защитников, ни лошадей.

Только над башнями кружили клинохвосты… Хичины бежали оттуда так, словно за ними песчаные духи гнались!

— А ты-то откуда знаешь такие подробности? — не верила ей вторая. — Половину придумала?

— Если и придумала, то не я. У моей няни родная сестра вышла замуж в деревню, которая лежит всего в трех лигах от Шери, — ответила девушка с достоинством, которое трудно было заподозрить в такой пустоголовой болтушке, — Она птицу прислала. Сведения, можно сказать, из первых рук. А ты думаешь, почему пустыня поднялась? Царь-ястреб вернулся!

— И что теперь будет? — практично поинтересовалась ее подружка.

— Понятно — что. Жен себе выбирать будет. А которых выберет — тем крылья подарит. Ты бы хотела летать, как птица?

Шекер усмехнулась и окончательно перестала прислушиваться к болтовне двух подружек. Девичьи мечты и надежды ей были неинтересны.

Стараясь не издавать ни малейшего шороха, она поднялась с ложа и прокралась к небольшому столику, где для нее оставили кувшин с водой. Головная повязка все еще была при ней. Девушка аккуратно, маленькими ножничками, срезала бусину и кинула в кувшин. Немного подождала для верности. Добыла из покрывала три булавки, старательно обмакнула их в воду, не касаясь ее пальцами — и воткнула на место.

Она уже повернулась, удовлетворенно улыбаясь… и чуть не вздрогнула от неожиданности.

Стоило бы обратить внимание, что болтовня девчонок давно стихла. А еще — не следовало забывать, что не только царевна ниомов умеет двигаться совершенно бесшумно.

— Сами? — удивилась она, — тебя кто прислал?

— Госпожа Зара велела приглядеть за тобой, — хмуро отозвался тот самый слуга-евнух в "голых туфлях", который невзлюбил Шекер сразу. Должно быть, потому, что был тем — кем был, "отцом ветра" — и на такую красавицу мог только любоваться…

— Приглядел? — спросила она, — как видишь, все в порядке. Можешь бежать к Заре, как собачка к хозяйке. Да не забудь хвостом повилять… Хотя, о чем я! Он ведь у тебя не виляет. Если, вообще, имеется.

— А что это ты тут творила с водой, пустынная ведьма? — взъярился оскорбленный евнух.

— Пила, представляешь? Люди иногда это делают с водой, — Шекер демонстративно подняла кувшин, красиво изогнувшись в поясе, и сделала несколько глотков. Хрустальная капля сорвалась с губ, прочертила дорожку по подбородку и скрылась за вырезом алобеи.

Сами покраснел, потом побледнел. Видимо, слухи, которые про него ходили, были правдивы — евнух был из "неправильных", тех, кого лекарь лишил возможности взять женщину и стать отцом, но не лишил возможности желать…

— Ведьма, — буркнул он и скрылся.

Шекер бросила взгляд в окно. До заката оставалось еще добрых две, а то и две с четвертью длинные клепсидры. Времени, чтобы принять противоядие, более чем достаточно.

Она прищелкнула пальцами. В комнате немедленно возникла одна из девушек.

— Воды свежей мне принеси, в этой муха утопла, — распорядилась Шекер. — Да смотри, не пей по дороге, я над ней поворожила.

Девушка распахнула большущие карие глазищи:

— Госпожа, а что будет, если отпить?

— Козой станешь, — беззлобно отшутилась Шекер. — Впрочем, можешь не выливать, а своему врагу подсунуть. Есть у тебя враг?

Глаза девушки, ставшие узкими и какими-то нехорошо мечтательными, без слов сказали Шекер, что попала она прямо в точку, есть враг!

— И он… козлом станет?

— Станет, — хладнокровно кивнула девушка, даже не пытаясь угадать, кому сегодня фатально не повезет.

Небо выберет, оно и заберет. От воды стоило избавиться поскорей, а друзей в этом дворце у нее не завелось, так что не все ли равно…

В большом блюде горкой лежали налитые персики, пушистые, мягкие, сладкие. Как жизнь, когда ты устроил ее своей волей и по своему разумению.

Фрукты полагалось резать специальным ножом, и Шекер это умела. Вот только не любила. А любила она запустить зубы в солнечную мякоть так, чтобы терпкий сок брызнул прямо в рот. И сжевать весь фрукт, прямо с кожурой, а косточку обсосать до горечи. В Хаммгане не росли персики. Там встречались верблюжья колючка и "злое дерево", и то не везде. А в основном "росли" камни.

А еще — в Хаммгане никогда не бывало тишины. Постоянно то ветер перемещал песок, и он шуршал, словно тихо рассказывал о чем-то, то мерно печатали шаг верблюды, то кричали, ссорясь, падальщики.

Сидя на подоконнике и разглядывая опустевший к вечеру дворик, Шекер грызла персики, один за другим, и думала одновременно о трех вещах — как-то у нее это получалась.

И первая — отец ее, великий царь, конечно, грозен и богат, но вряд ли мудр. Раз доверил такое дело, как захват власти в Шариере той, что предала его при первой же возможности. Был бы мудр, или хотя бы умен — доверился бы верной дочери, а ее, Шекер, закопал бы в пустыне по самую шею.

Вторая мысль была о том, что давненько не напоминал о себе ночной гость. А она, между прочим, скучала — и уже совсем не в шутку. Было в беспечном, улыбчивом воре что-то, что мешало просто выбросить его из головы и из сердца.

А третья — если служанка припозднится с водой и не успеет до заката — Шекер умрет из-за собственной неосторожности. Но эта мысль была самой простой и короткой, ее девушка додумала первой и отложила в сторону, как любое вовремя и хорошо сделанное дело.

А вот две первые — не отпускали, сплетаясь причудливой косой…

Громкий и густой звук, плывущий над крышами, заставил царевну вздрогнуть — она так глубоко задумалась, что не сразу поняла, что гонг опять взбесился.

Он был подвешен на верхней площадке сторожевой башни, стоявшей, как бессменный часовой над всем Шариером — с нее было видно далеко, и саму башню можно было увидеть почти отовсюду. И сейчас Шекер могла отчетливо разглядеть, что никого, ни единого человечка на башне нет.

Никто не брал в руки здоровенное, тяжелое било с утолщением на конце и не колотил в блестящий диск из красной бронзы.