Генри Говард, Граф Сарри 1517–1547 Брат Екатерины Говард, пятой жены Генриха VIII, казненной в 1542 году. Получил воспитание вместе с незаконным сыном короля герцогом Генри Ричмондом. Карьера Сарри – чередование блестящих успехов с эпизодами тюрьмы и опалы. В последние два года своей короткой жизни командовал укрепленным районом Булонь во Франции. Казнен по ложному обвинению. В поэзии Сарри был новатором, продолжавшим дело Томаса Уайета; многие из его сонетов написаны по канону, известному сейчас как «шекспировский»: три четверостишия с разными рифмами плюс заключительное двустишие. Ввел в английскую поэзию белый пятистопный ямб. Стихи Сарри (вместе со стихами Уайета и других) впервые опубликованы в сборнике Ричарда Тоттела «Песни и сонеты» (1557). Строфы, написанные в Виндзорском замке Как вышло, что моей тюрьмой ты стал, Виндзорский замок, где в былые годы Я с королевским сыном возрастал Среди утех беспечных и свободы? О, как теперь горчит твоя краса — Зеленые дворы, где мы гуляли, К девичьей башне возводя глаза, Вздыхая томно в сладостной печали; Большие залы, пышный маскарад, Волшебные поэмы, танцы, игры, Признанья, в коих так горой стоят За друга, что смягчились бы и тигры; Мяч, в воздухе мелькавший взад-вперед, Когда, ловя желанный взгляд с балкона Красавицы, нам возвещавшей счет, Бросок мы пропускали ослепленно; Ристалище, где шелковый рукав Прекрасной дамы привязав к шелому, На потных конях мчались мы стремглав В потешный бой – один навстречь другому; Лугов росистых утренний покой, Куда мы шум и буйство приносили, Ведя ватагу под своей рукой И состязаясь в ловкости и силе; Укромные поляны, что не раз Приветствовали эхом благосклонным Обмен сердечных тайн и пылких фраз — Обряд, без коего не жить влюбленным; Дубрава, отряхнувшая с плеча Осенний плащ, где, скакуна пришпоря, Чрез пни и рвы мы гнали рогача, Дав захлебнуться лаем гончей своре; Опочивальни нашей строгий вид, Простые и неубранные стены, Как нам спалось вдали от всех обид И горестей, как были сны блаженны! Как безоглядно доверяли мы, Как в дружбу верили, как ждали славы; Как избывали скучный плен зимы, Придумывая шутки и забавы! Припомню – и отхлынет кровь от щек, От вздохов разорваться грудь готова; И, не умея слёз унять поток, Я сетую и вопрошаю снова: «Обитель счастья! Край, что столько мук Принес мне непостижной переменой! Ответствуй: где мой благородный друг, Для всех – любимый, для меня – бесценный?» Лишь эхо, отразясь от гулких плит, Мне откликается печальным шумом; Злосчастный арестант, судьбой забыт, Я чахну в одиночестве угрюмом. И только худшей скорби жгучий след Смягчает боль моих последних бед. Весна в Виндзоре
Устало подбородком опершись На руку, а рукой – на край стены, Тоскуя, поглядел я с башни вниз — И удивился зрелищу весны, Вновь разодевшей в пух цветущий луг, Вновь разбудившей птах в тени дубрав; И так нежданно вспомнилась мне вдруг Веселая пора любви, забав, Нестрашных бед и сладостных тревог, — Всего, чего вернуть не станет сил, Что шумных вздохов я сдержать не смог И жаркими слезами оросил Дол, зеленевший юною травой, — И чуть не спрыгнул сам вниз головой. Оправдание графа Сарри, написанное в тюрьме Флит Ты, Лондон, в том винишь меня, Что я прервал твой сон полночный, Шум непотребный учиня. А коли стало мне невмочно Смотреть на ложь твою и блуд, Град нечестивый и порочный? И гнев во мне разжегся лют: Души, я понял, лицемерной Увещеванья не спасут. Иль впрямь свои грехи и скверны Ты втайне думал сохранить? Сии надежды непомерны. Возмездия не отвратить; Непрочен мир творящих злое! Чтоб эту истину внушить, Решился я с моей пращою, Прообразом Господних кар, Лишить бездельников покоя. Как молнии немой удар — Ужасного предвестник грома, Так камешков летящий стук По ставням дремлющего дома (Негромкий и невинный звук) Я мнил, тебе судьбу Содома С Гоморрою напомнят вдруг: Чтобы гордыня усмирилась И, смертный пережив испуг, К возвышенному обратилась; Чтоб Зависть тотчас поняла, Как гнусен червь, – и устыдилась; Чтоб Гнев узрел, в чем корень зла, И свой унял жестокий норов; Чтоб Леность сразу за дела Взялась без дальних разговоров; Чтоб Жадность раздала свой клад, Познав бессмысленность затворов И страхов ежедневный ад; Чтоб любодеи клятву дали Забыть про похоть и разврат; Чтобы обжоры зарыдали, Очнувшись, о своей вине; Чтоб даже пьяницы в кружале, Забыв о мерзостном вине, Душою потянулись к Богу, — Вот ведь чего хотелось мне, Вот отчего я бил тревогу! Не окна я ломал – будил Тех гордых, что, греша помногу, Небесных не боятся сил, Не внемлют голосу провидца! Но тщетно я потратил пыл. О величайшая Блудница, Тщеславный, лживый Вавилон! Твои виссон и багряница Не скроют бесов легион, Кишащих в этих тесных стенах; Ты лишь обманчиво силен; Кровь мучеников убиенных Взывает к небу, вопия О вероломствах и изменах. Их вопль услышит Судия И скоро отомстит, нагрянув С чумой и гладом на тебя; И ты падешь, в ничтожность канув Всем прахом башен и колонн, Дворцов и гордых истуканов, Чтоб стать навеки средь племен Предупреждением нелишним, Как Град Греха, что сокрушен Благим и праведным Всевышним. |
