– Не рады мне там будут. Я – отрезанный ломоть. Да и есть у мамы другие сыновья. Взрослые, самостоятельные, успешные, делающие карьеру. А я кто? Тралмастер на рыбаках. Одно расстройство, а не сын.
– Не говори так, Валера, – попробовала возразить Надежда: – Материнское сердце детей не делит.
– Ох, тёть Надь, еще как делит. Уж я-то знаю, – и добавил, словно озвучив давно принятое решение:
– Я буду Вас мамой Надей называть, можно?
Надежда замялась:
– Не знаю, правильно ли это? Я к тебе уже давно отношусь, как ко второму сыну. А впрочем – называй, как тебе хочется.
***
Валера уткнулся головой в плечо Надежды:
– Мам Надь! Да что же это такое?! Куда все бабы нормальные подевались?! Почему одни стервы и сучки остались?
Надежда гладила его по голове, успокаивала:
– Может, не там ищите? Не тех выбираете? Хороших женщин не меньше чем плохих. А может даже и больше.
– Да где же они попрятались?!
– Нигде они не прячутся. Живут рядом, по одним улицам с вами ходят. Нужно только оглянуться вокруг и не бросаться на красивую обёртку. Эх, мужчины-мужчины. Не напрасно говорят, что вы любите глазами. А для того, чтобы увидеть душу и сердце – глаза не нужны.
– Нет! – Валера слушал и не слышал: – Для меня все эти игрища в любовь закончены!
Митя попробовал успокоить друга:
– А может мама и права?
– Ага, права, как же! Твоего малОго чухонец воспитывает, а моего и вообще будут растить два гомика и шлюха! Вот повезло, так повезло! Обоим! Всё! Отныне в бабах меня будет интересовать только одно!
– Что же, Валерочка, – не вовремя полюбопытствовала Надежда.
– «Дырка»! Простите, мама Надя, но я не верю, что мне встретится нормальная женщина. Не верю! Вон, Митька у нас еще молодой, пусть ему судьба пошлёт ту, что человеком будет. А с меня хватит!
Надежда все так же продолжала гладить по голове мужчину, но уже молчала, просто не зная, что сказать и как утешить.
***
И снова Аравийское море.
Как говорил, усмехаясь, Валера: «Те же яйца – только вид сбоку».
Правда, в Аденском заливе судно задержалось ненадолго.
***
Кто из вас не пробовал вкуснейшую маленькую жирнючую селедочку иваси? А вот о том, что иваси не ловятся в промышленном масштабе ежегодно – знают не все. С чем связано подобное, конечно, знают ихтиологи. Я – нет. Но то, что раз в три-четыре года от нашествия иваси кишит Охотское море – остается фактом.
В один из жарких, солнечных дней Митя положил на стол капитана радиограмму из управления. В радиограмме было приказано: судно забункеровать в Адене, пополнить запасы воды и продовольствия и чапать помалу под плавбазу Восток на вылов ивасей.
– Угу-угу, – пробурчал кэп, глядя на карту мира: – Бешеной собаке – три версты не крюк, – и дал команду «сушить сети».
Уже через два дня залитое топливом под самую завязку судно, взяло курс на восток. Правда, с продовольствием вышла заминка, взяли по минимуму. Но это не страшно. Океан богат едой, да и рыбаки народ не переборчивый. В случае чего, и омаром перекусят, да и трепангом там, или морским гребешком не побрезгуют. Как-нибудь доберутся до плавбазы, с голоду не попухнут.
***
Осталось совсем немного пути. Уже было пройдено Аравийское море и Бенгальский залив.
Растаял в предрассветной дымке, оставленный по правому борту, Вьетнам, только-только начавший восстанавливаться после кровавой продолжительной бойни между двумя сверхдержавами, которая велась на территории этой прекрасной удивительной страны.
Уже почти было пройдено Восточно-Китайское море, кода судно стало на якорь.
В течение суток механики и мотористы не вылезали из машинного отделения, надеясь устранить неполадку своими силами. Но на утро второго дня в каюту капитана постучал грязный как черт, с красными от суточного бдения глазами, старший механик:
– Нужно в порт, капитан.
– Что, сами никак? Вон, уже Владик почти видно. Может дотянем?
Дед покачал головой:
– Не дотянем. Разве что на веслах, – усмехнулся стармех: – Нужно докование. Иначе и судно и людей угробим к чертовой матери.
В течение суток велся обмен радиограммами с Управлением, в результате которого было принято решение и дана команда судну – идти в Северную Корею, страну с которой СССР во всю «дружил» в последние годы.
Пока СРТМ на малом ходу «чапал» в порт Хыннам, капитан провел с экипажем «ознакомительную беседу», рассказывая о Северной Корее, о порядках, царящих в этой стране, о том, что делать можно, а чего нельзя ни в коем случае. Он так «достал» рыбаков своими нравоучениями, что Митя, похихикивая, отыскал в судовой библиотеке подшивку газет и из одной вырезал портрет лидера Северной Кореи Ким Ир Сена и прилепил его на переборку в своей каюте.
Митя и Валера, ухмыляясь, фантазировали о том, как удивятся погранцы Кореи, когда увидят в каюте одного из членов экипажа портрет их вождя. Но даже в самых бредовых фантазиях друзья не могли представить, чем закончится безобидная, на первый взгляд, выходка.
Четверо пограничников вошли в каюту Мити.
Четверо пограничников вытянулись в струнку и отдали честь пожелтевшему газетному фото.
Четверо пограничников о чем-то быстро и громко заговорили между собой.
Капитан, открыв от удивления рот, переводил взгляд с Мити на погранцов, с погранцов на фото Корейского лидера, и не знал, чего ему теперь ждать.
Пограничники быстрым шагом покинули Митину каюту.
– Ну удружил! – схватился за голову кэп: – Куда их (пограничников) понесло? Они ж повернутые на своем вожде! Что теперь будет?!
Митя пожимал плечами:
– Я же как лучше хотел!
–Ага. Хотел, как лучше, а получилось, как всегда! Молись своему Богу, марконя, чтобы не выперли нас из порта в два счета!
– Да за что нас «выпрут»?!– не понимал Митя.
– Да кто его знает, что у них на уме?! Вон, выскочили на берег, как ошпаренные!
Через полчаса в каюту Мити вошли несколько человек. Портрет Вождя был бережно снят с переборки и вставлен в красивую рамку. После чего портрет был водружен на место. У портрета прибили полочку, на которую немедленно возложили живые цветы. Мите улыбались и жали руку. Когда Митя в сопровождении своих гостей вышел из каюты, у двери, в почетном карауле, стоял, вытянувшись в струнку, пионер. Почетный караул у каюты, где висел портрет драгоценного вождя, менялся каждые четыре часа в течение всего светового дня. Хорошо, хоть ночью детей не заставляли стоять у каюты в карауле. На судно, в Митину каюту, стали водить экскурсии, показывая, как ценят и уважают их Лидера в дружественной стране.
Капитан хватался за голову:
– Вот только этого бардака мне и не хватало! Ну, марконя, ну удружил, паршивец!
Но у этого происшествия была и хорошая сторона. Для ремонта судна был немедленно выделен док. И уже на следующий день закипела работа. Казалось, на ремонт крошечного СРТМа бросили всех, кто вообще находился в порту.
За трое суток непрекращающейся ни на минуту работы, судно подремонтировали и оно было готово продолжить плавание.
Мите снова жали руку. Благодарили капитана. Улыбались всем членам экипажа. Желали хорошего пути.
Наконец, порт Хыннам скрылся за линией горизонта. Капитан, войдя в каюту к Мите, ткнул пальцем в портрет:
– Сними это! И спрячь где-нибудь подальше!
– Зачем? – удивился Митя: – Пусть висит! Вон, рамочку какую северо-корейские товарищи подарили! Почти как на картинах в Эрмитаже.
– Да я уже видеть этого «кима» не могу! Каждый день ждал какой-нибудь подляны! Они ж непредсказуемые в своей любови! Покажется, что портрет криво висит – и жди международного скандала!
– Но все же обошлось! Даже наоборот! Вон дед говорил, что ремонт сделали просто с космической скоростью!
– Оно-то так, – согласился капитан:– Только седых волос мне твоя выходка добавила. Так что сними, если не хочешь до инфаркта меня довести.
Митя улыбнулся, кивнул, взял отвертку и начал снимать на совесть прикрученный к переборке портрет.