– Я не соврала! Я действительно была беременна от тебя! Да только на четвертом месяце у меня выкидыш случился!

– Мне почему сразу не сообщила?

– Не хотела тебя расстраивать.

– Берегла, значит, мою нервную систему?

– Да! Берегла! – Леночка вскинула остренький подбородок.

Продолжавший все так же молча лежать в кровати Паша, усмехнулся, слушая их разговор, вмешиваться в который он не считал нужным.

Заметив эту ухмылку, Митя тряхнул головой, словно приходя в себя:

– Ну а ты здесь каким боком оказался? Ты же, вроде в тюрьме сидишь?

– Сидел, – поправил Паша: – Да вот освободился. К жене и сыну вернулся, – Паша продолжал все так же, пренебрежительно, ухмыляться.

Митя скосил взгляд на игрушку, которую продолжал держать в руках, криво ухмыльнулся, швырнул медведя под ноги Леночке:

– На, держи. Это тебе на долгую добрую память. Дверь за мной сама запрешь, – следом за медведем полетели ключи от Леночкиной квартиры.

***

Митя шел по ночным улицам и не знал, что же ему теперь делать? Куда идти? Ехать к матери? Он не хотел расстраивать Надежду рассказом о том, что произошло, а поговорить с кем-то было нужно. Митя просто не мог не высказаться. Его душу разрывало от того, как обошлась с ним Леночка. В конце улицы блеснул зеленый огонек такси. Машина притормозила у обочины.

– На межрейсовую базу моряков, – дал адрес Митя.

 Да. Ему нужно увидеться с Валерой. Нужно рассказать другу обо всем. И пусть тот станет ругаться, пусть напомнит о том, что предупреждал Митю. Пусть. Пусть говорит, что хочет! Митя знал, что друг его выслушает и поймёт.

 В номере межрейсовой был накрыт стол. Моряки и рыбаки, все, кто на тот момент был поселен в немаленький номер, рассчитанный на десять человек, сидели за столом, поминая погибших товарищей и о чем-то тихо переговариваясь. В каждом застолье наступает момент, когда сотрапезники как бы «разбиваются на группы» и общий разговор становится диалогами, а иногда и монологами. За прошедшие несколько часов, наступил именно этот момент. Никто, особо, не удивился тому, что в номере появился новый человек. Только Валера, утробно «крякнув» и от чего-то поджав губы, сказал, увидев Митю:

– Значит пришел. Бери стул, дружище, подсаживайся к столу. Помянем наших товарищей.

Митя пил одну рюмку за другой. Пил молча, словно справляя тризну не только по друзьям, но и по своей несостоявшейся любви, по своей наивности, доверчивости, по слепой вере в женщин, каждая из которых норовила за его счёт реализовать собственные планы и желания. Алкоголь, наконец-то, «разобрал» его. Митя всхлипнул, как незаслуженно обиженный ребенок, но быстро взял себя в руки:

– Ты был прав, Валера, все бабы одинаковые! Всем им нужно потрахаться всласть да бабла побольше. А на тебя им насрать с высокой колокольни.

Друзья уже давно стояли на балконе, не желая разговаривать в чьем-либо присутствии. Митя рассказал Валере о «встрече» с Леночкой. Спросил, что же ему делать дальше.

– А что – дальше? Завтра с утречка поедем к тёте Наде. Ты ей о Ленкиной беременности рассказал?

Митя покачал головой:

– Нет. Ты же знаешь, как мама к Ленке относится. Она и так распереживалась, когда узнала, что мы с ней «сошлись». Я думал, что придем вместе завтра утром, мама увидит Ленку беременную, и поймёт меня. И к ней отношение изменит. Да вот не сложилось, – Митя горестно вздохнул.

– Ты не вздыхай. Может, и хорошо, что не сложилось! А то родился бы ребенок, а твоя Леночка улеглась бы с Пашкой в одну постель, когда ты отправился в очередной рейс. Думаешь, так было бы лучше?

Митя пожал плечами:

– Может и не улеглась бы, если бы у нас родился ребенок.

– Господи! Митя! Не будь идиотом! Выброси эту блядь из головы!

– Выброшу. Не все сразу.

– И матери не рассказывай всех этих перипетий. Скажи, что поссорились еще когда ты был в рейсе. Тётя Надя умная, за язык тебя тянуть не станет, а знать ей обо всем этом дерьме вовсе не обязательно. Ты меня понял?

Митя кивнул:

– Да понял я. Понял.

В шесть часов утра Митя и Валера звонили в квартиру Надежды.

– Мальчики! А когда вы прилетели?

– Сегодня утром, мама. Час тому.

– Тётя Надя, мы выпили немного с Митей, – Надежда кивнула, видя пошатывающихся друзей: – Можно я у Вас остановлюсь на пару дней? – Валера еле сдержал зевок.

– Конечно можно. Быстро в ванную и спать! Спасть до полудня. А я тем временем на Привоз съезжу, куплю вам вкусненького.

– О! Это правильно, мам! А то меня уже воротит от лангустов с каракатами. Хочу мяса! Простого нашего мяса!

Надежда улыбалась, закрывая дверь спальни, где через полчаса после приезда дружно храпели сын и его товарищ. Она понимала, что мужчины рассказали ей не все, видела осунувшееся лицо сына, но, одёрнув себя, решила ни о чем не расспрашивать. Захочет – расскажет сам. Ну а нет – так нет. Слава Богу, что рядом с её мальчиком всегда такой замечательный старший друг.

Прошла неделя.

 Неделя, на протяжении которой Митя и Валера почти не выходили из квартиры и, можно сказать, не вставали из-за стола.

Буквально в первый день по-приезде они рассказали Надежде о страшной авиакатастрофе, унесшей жизни десятков их товарищей. Именно на шок от осознания этой беды и списала Надежда понурый вид сына. Его и Валерино ежедневное «возлияние», начинавшееся, иногда, уже с самого утра.

Но время прошло. Организм, не привыкший к постоянному потреблению алкоголя, в один прекрасный день просто отказался его принимать. Когда Надежда, накрыв стол, вынула очередную бутылку водки, Митя, жалобно скривился:

– Все, мама. Все! Убери «это» и не показывай. Лучше свари нам чего-то жидкого.

 Через два часа друзья с аппетитом «наворачивали» вкусный украинский борщ, утирая испарину со лба. Надежда вздохнула с облегчением, подумав: « У мальчиков такая тяжелая работа. А тут еще и «это». Кто их осудит? Кто посмеет осудить»?!

Услышав, как Валера заказывает по телефону билеты в Таллинн, Надежда подошла к Мите:

– Ты тоже поедешь, сынок?

– Да, мама. Поеду Виталика проведаю. Алименты алиментами, но не хочу, чтобы сын забыл меня совершенно. И так за прошедший год два раза всего меня видел.

– Что поделать, Митенька, работа у тебя такая. Поезжай, – Надежда улыбнулась сыну.

Билеты в конце августа, когда все отдыхающие разъезжаются по домам, заказать совсем не просто. До вылета у друзей оставалось еще три дня.

***

– На том рейсе был один мой старый знакомый. Мы неплохо поработали, когда я только перевелся в «Антарктику», сдружились даже. Жизнь потом разбросала по разным судам, – Валера задумчиво курил на балконе: – Давай, Митя, съездим к нему домой. Проведаем семью. Может, помочь чем-то нужно.

– Конечно, поехали. Сейчас маме скажу, и будем собираться.

Что взять с собой, идя в семью, в которой недавно погиб кормилец? Что принести вдове? Что купить для оставшихся сиротами детей? Даже женщине не всегда просто определиться с выбором, что уж говорить о мужчинах? Ну не алкоголь же нести? И не цветочки-тортик. Друзья решили не покупать ничего. Лучше помогут семье деньгами.

На оглушительно дребезжащий дверной звонок дверь распахнула молодая женщина. Она раскраснелась, по всей видимости, от стояния у плиты, и улыбалась:

– Здравствуйте! А вы, наверное, к мужу? – и крикнула в глубину комнаты:

– Вася! Встречай гостей! К тебе друзья приехали!

В прихожую неторопясь вышел грузный и абсолютно живой хозяин квартиры.

 Валера сжал его в объятиях:

– Здоров будь, «покойничек»! А мы тебя уже и «похоронили» и помянули и оплакали.

– Да знаю я! Два месяца чуть не каждый день кто-то из ребят знакомых заходит жену проведать, соболезнования высказать. А я – вот он! Живой и невредимый!

– Как же так случилось?

– Бог сберег. Наверное, не все грехи я отмолил, нужен еще на этой земле. За неделю до рейса в больницу угодил. Ничего страшного. Воспаление третичного нерва. Рожу перекосило, но врачи сказали, что через две недели буду, как новенький. Хотел недолечившись лететь, но в управе с самолёта сняли. Велели отлежать все, что врачами приписано, а потом уже «догонять» экипаж. Я ведь так и хожу третьим. Без меня судно вполне может недельку-другую обойтись. Вот так и улетел экипаж без меня. Навсегда улетел.