– Да, нам придёться играть на официальных мероприятиях, но принимайте это как неизбежное зло и нашу маленькую дань за те нескромные возможности, что у нас появятся. Тем более что за аренду помещения нам самим оплачивать ничего не придётся, наоборот это ещё мы будем получать официальную, пусть и сильно символическую по нынешним временам зарплату.

– Не, конечно, мы себе можем-таки позволить работать и совсем бесплатно. Вы же чуточку уже представляете за наши будущие доходы, и за то, что нам это совершенно не накладно. Но люди могут просто банально не понять этого неожиданного коммунизма в одном отдельно взятом музыкальном коллективе, и начнут к нам неприлично интересоваться и нескромно спрашивать.

А оно нам надо, эти чужие вульгарные интересы в нашем почти что, личном деле? Нет уж! Пусть лучше они нам немножко почти что сочувствуют в глаза и сильно злорадствуют в спину, я думаю мы это переживём. Но престиж требует денег, так что вам придётся за нашу зарплату серьёзно разговаривать с бухгалтером. Думаю, что наш будущий коллектив это оценит и поддержит!

– Но основной – то доход, мы будем получать, сами знаете от кого. Да, чуть не забыл! Надо будет внимательно посмотреть на те возможности, что нам достанутся шикарным бонусом. Если мне не изменяет память, там же сразу напротив клуба вроде бы есть маленький скверик, где проводятся митинги? Вот вам и готовая танцевальная площадка и таки-да, совсем не лишний для нас дополнительный доход. А для конторы, это жирная галочка в отчёте по культурному досугу для работников своего учреждения и окрестного населения. Да это они с вас пылинки сдувать станут! А вы уж собрались ангажировать белых медведей…. У нас, между прочим, тут музыкальный коллектив планируется, а не цирк!

В общем, «переговоры шли долго, но плодотворно», всё-таки уговорил я своего импресарио. Решающим аргументом стал небольшой импровизированный концерт для моего скептически настроенного худрука. Когда я, устав уговаривать Менделя просто сел за рояль и без затей сыграл и напел по куплету из двенадцати песен ни разу не звучавших в этом времени. Мендель впечатлился, проникся и поверил в меня, а благодаря содействию Беллы Бояновны всего через неделю у Черноморской главной конторы «Совторгфлота» появился новый художественный руководитель ВИА «Поющая Одесса».

Первое собрание коллектива провели в подсобном помещении клуба, где хранился старый спортивный инвентарь, сломанная мебель и как ни странно, музыкальные инструменты, сваленные в кучу в одном из углов и найденные в ходе «большой приборки» под слоем разного ненужного хлама. Достоинством этой небольшой комнаты был отдельный вход с заднего крыльца и два окна, сейчас заколоченных досками изнутри и снаружи. Завхоз, пожилой хохол с висячими «запорожскими» усами и унылым выражением лица, со вздохом отпёр большой висячий замок на двери, заглянул вовнутрь и произнёс:

– Вот хлопцы, пользуйтесь, но смотрите, не балуйте. Наш заведующий клубом, Василий Иванович, человек серьёзный, будете водку пьянствовать и девок приводить, враз вылетите с места! Хлам переберите, чай руки-то у вас не отсохли, что сгодится, то оставьте себе, всё равно мебеля брать негде, в этом году фондов уже нет, и не будет. Так что хотите – ремонтируйте, а нет, так на дрова пустите.

– А спортивный инвентарь куда девать? Он нам без надобности, а мешать будет!

– А мне почём знать? На мне ничего не числиться, наверное, давно уже всё списано, эта комната вообще по документам как малярная мастерская проходит. Но выбрасывать хороший инвентарь негоже. Вы его у крыльца сложите, а я пока у Василия Ивановича спрошу, куда его определить.

Пока завхоз ходил к заведующему клубом, мы очистили помещение от хлама, отодрали доски с окон и вымели мусор. Найденные музыкальные инструменты аккуратно пересмотрели и сложили отдельно. Всё в рабочем состоянии, или ремонтопригодно, но побито, погнуто, продырявлено. Такое впечатление, что когда-то инструменты послужили мишенями и были брошены за ненадобностью. Да так и валяются тут со времён гражданской войны.

Из хлама удалось извлечь четыре почти целых стула, старое продавленное кожаное кресло и явно театральный реквизит – длинную ажурную скамейку, неизвестно как тут оказавшуюся. Да ещё нашёлся большой канцелярский стол, на удивление целый, лишь слегка поцарапанный. Вот на него мы и сложили свои инструменты, да расселись вокруг, кто на что сподобился. Лично я умостился на маршевый барабан, справедливо рассудив, что мой вес он выдержит легко. И теперь как Наполеон перед битвой внимательно разглядывал своё «войско».

В общем-то, всех артистов, прежде чем их пригласить на первое собрание, мы позавчера с Менделем ещё раз обсудили у нас дома. Практически всех приглашённых я уже знал по своим прошлогодним «гастролям» и примерно представлял уровень их мастерства. Но одно дело встречаться где-то мельком, не особенно-то и присматриваясь к чужому выступлению и совсем другое теперь, когда мне предстоит выступать с ними вместе. Впрочем, в первое время мне и выступать-то не придётся.

На первых наших «переговорах» я сразу обозначил рамки будущих взаимоотношений. Мендель наш официальный представитель, или говоря по-простому, художественный руководитель всего музыкального коллектива. Он наш начальник и на нём весь официоз и вся рутина, сопровождающая концертную деятельность. От первоначальных переговоров с заказчиками выступления, до окончательного расчёта с артистами.

А вот я руководитель музыкальный, на мне репертуар, аранжировка песен, сюжет самого выступления, сценический образ артистов и если надо, то и хореография. Уж с моим-то прошлым опытом просмотра шоу мирового уровня, применить несколько новаторских для этого времени приёмов и показать пару-тройку движений для меня труда не составит. Но о последних двух моих «ипостасях» Мендель даже не догадывается, буду «раскрываться» так сказать «явочным порядком» по мере необходимости.

– Мендель, и зачем ты нас пригласил в этот давно погасший очаг культуры? Неужто только затем, чтоб помочь тебе выкинуть старый хлам? Тогда зачем здесь это юное дарование? Мы бы и без него управились! – Танечка шутливо лохматит мне причёску и пытается согнать с барабана, защекотав меня насмерть.

Ну да, у нас с Татьяной Волгиной как-то сразу сложились дружеские отношения с самой первой нашей встречи. Заботливая «старшая сестра» и «младший брат», за которым требуется неусыпный пригляд. Не могу без улыбки смотреть на эту молодую и заводную вокалистку. Она мне немного напоминает Полину Агурееву в роли Тони Царько из «Ликвидации».

Такая же хрупкая и беззащитная на вид, но я уже хорошо с ней знаком и наслышан, что за себя при нужде Танечка постоять сумеет. Восемь лет назад, во время привычного уже для Одессы погрома при очередной смене власти, эта, в то время семнадцатилетняя «нежная тургеневская барышня», защищая себя и подругу, не моргнув глазом из нагана банально положила наглухо троих отпетых налётчиков, восхотевших юного комиссарского тела.

Такие вот в Одессе «барышни». У Тани меццо-сопрано она прекрасно знает три языка и хорошо поёт на украинском, русском и испанском языках, к тому же хорошо играет на скрипке. Но мне больше нравятся её задушевные романсы под гитару, и у меня уже есть, что ей предложить.

– Танечка, так это не я вас собрал, а вот это самое дарование, что сейчас строит из себя Наполеона и не хочет уступать тебе свой барабан. Но вам лучше самим его послушать, меня он убедил, так что слушаем его внимательно, все вопросы потом.

– Шо? Вот из-за этого шкета ты нас здесь и собрал? Мендель, ты шо, совсем больной? Что нам может предложить этот писюк? Петь песенки для детишек? Так он с этим сам хорошо справляется! – вот кто бы сомневался, опять Родик собственной персоной.

– Я слышал, ты панаму закрутил с этой конторой? – Родион обводит руками вокруг себя, показывая на стены комнаты. – Пока не впечатляет! В чём наш гешефт? Играть за грошики для морячков? Так с них много не поимеешь, и такую ораву, что ты тут собрал, с выступлений не прокормишь! Ладно – я! Ну, Танька ещё с романсами, ты со своими куплетами…. Но зачем нам кормить столько музыки? На баяне и ты сыграешь, на скрипке – Таня, я на гитаре. Нам что, раньше было плохо? Зачем тут лишние?