Вида смеялась, глядя, как ветер поднимает камни, сооружая оковы для прижатой к стене Аны. Берегиня не убивала её. Это вселяло надежду, что я могу успеть. С усилием принялся сталкивать булыжник с себя. От каждого движения камня, внутри как будто обжигал огонь. Но я, даваясь все той же теплой влагой во рту, уперто стаскивал с себя ношу.

— Ты такая наивная! А как же ваша легендарная мощь! — донесся до моего слуха голос Виды.

Я не смотрел на нее, только на камень перед собой и только краем глаза на Ану, которую удерживали, созданные Видой оковы.

— Неужели ты и правда думала, что ваш Земной круг единственный может даровать подобную мощь! Я много времени потратила, чтобы отыскать артефакт воздуха. И только в забытой всеми академии я нашла то, что дарует мне силу без веры людей. Почему мы должны быть слабее человечества, если мы боги?

Вида продолжала яростно говорить. Скорее возмущаться. Будто оправдывалась перед Аной.

— Мы должны править миром, а не эти слабые человечки! Они должны прятаться в тени, а не мы!

Я скинул камень с себя в тот момент, когда с воинским кличем на Виду напал Дик. В его руках была огромная палка и держал он ее как меч. Палка горела красным светом войны. Вида обернулась. Один удар фейри заставил ее упасть на колени. Второй перебил левую руку. Но и с одной рукой берегиня опасна. Сильнейший поток ветра поднял мужчину в небо. Он душил Дика, а тот пытался отбиться от него своим оружием. Но магический огонь начал гаснуть, как и жизнь в теле воина. Пока Вида была отвлечена, я волоча ноги подобрался к ней со спины. То и дело утирая влагу изо рта, я не смотрел на цвет, что остается на моих руках. Да и на боль во всем теле не обращал внимания. Просто шел вперед. Мне шептала Ана остановится. Она плакала. Но если Виду не остановить сейчас, будет только хуже. Я поднял руку с камнем над головой берегини. Но в это мгновение из ее затылка на меня уставились красные глаза. Из темной призрачной дымки обрисовалось зубастое лицо с рогами. Оно зарычало. От неожиданности я оступился на итак слабых ногах. Вида обернулась. Дик со стоном упал на землю. Я не успел. Что-то темное вырвалось вместе с потоком ветра из ладони Виды. В этот же миг я как перышко отлетел в сторону.

Удар о камень.

Булькающий звук покинул мое горло.

Крик Аны.

Вот я уже сижу в неестественной позе и смотрю как потоки воды, которые ранее были снегом, которые таились в слоях земли, поднимаются столпами вверх. Оковы Аны рушатся. А вода окутывает Виду со всех сторон. Ана бежит ко мне, одной рукой удерживая магию волн. Падает передо мной на колени и шепчет, захлёбываясь от слез:

— Не смей умирать, несносный гоблин! Не смей оставлять меня одну!

Я как в тумане вижу ее раскрасневшееся лицо. Замечаю, как магия воды теряет силу из-за изнуренного битвой состояния Аны. Вида поднимается на ноги. Её глаза не её глаза. Они красны и пугающие. Но тень накрыла и их. Огромная магическая птица. Страж мира богов. Владыка Полога здесь. А за ним маленький на его фоне силуэт дракона с одной головой и маленьким обрубком вместо второй. Я устало закрываю глаза. Но тепло ладоней Аны, ее голос не дают мне уснуть.

Почему так хочется спать?

Любовь забирает все силы?

Ведь я в первый раз полюбил и не знаю, как это все происходит. Я любил себя. Но это не то.

— Не закрывай глаза, Георг. Не смей бросать меня! Я люблю тебя, Георг! Слышишь! Ты же сказал, что тоже влюблен в меня. Не смей бросать меня!..

Я хотел сказать, что это правда. Я люблю ее. Но в это раз я не смогу последовать за ней.

Кто-то плачет. Нет не так. Кто-то ноет и причитает. Если бы это был женский голосок я бы открыл глаза и утешил Ану. Сказал, что я парень хоть куда, но слезы такое мокрое дело. От них только болит голова. От них и от золота. А у меня как раз болела голова.

— Выбросите отсюда это чертовое золото!

Хотел грозно заорать, но услышал лишь скребущий голос, от которого почему-то заболело в груди. Ну, чудесно! Голова раскалывается, а теперь еще и грудь. Что, проклятье, со мной произошло? Неудачная оргия?

Тишина.

— Ты очнулся что ли? — удивленный мужской голос.

Я, с большим трудом чем ожидал, открыл глаза. На меня смотрело косматое лицо.

— Эцэль?

Дверг ухмыльнулся.

— Где я?

Принялся осматривать обстановку вокруг. Почему-то ныла шея. Может быть поэтому я в больнице академии. В небольшой медицинской палате нас двое. Никого нет. Только я, дверг и море чертова дневного света, льющегося из двух окон. Ну и зачем столько окон в малюсенькой комнатушке? Глупая академия! Я вновь посмотрел на Эцэля.

— Что мы здесь делаем?

Парень потряс рукой, от которой шел прозрачный проводок к капельнице возле кровати. Его лицо стало печальным. А то и немного злым, когда он посмотрел на меня. Я закатил глаза. Но даже этот элементарное движение причиняло боль. А ведь говорили мне, закатывание ничего хорошего не сулит. Так и знал! Надо поберечь глаза.

— Рассказывай!

Было ясно, что Эцэль хочет что-то сказать. Вполне возможно пожаловаться на меня. Мне говорить было больно, поэтому позволил парню вещать.

— Все из-за тебя!

Я устало вздохнул. И опять непонятная боль в груди. Закрыл глаза.

— Я думал, мы с тобой друзья! Столько зависали вместе. А ты взял и переспал с Марфой!

Глаза распахнулись от имени девушки. Перед лицом пролетели последние дни в академии. И остановился поток видений на бледном лице Марфушеньки. Я покосился на Эцэля. Тот сверлил меня взглядом. Его глаза странно блестели.

— При чем здесь это? — Мне нужна правда. Я так уже устал от лжи!

— Я любил её! — чуть не заорал парень и блестящие полоски вытекли из его глаз. — Она была такой красивой и независимой! Ее не волновало чужое мнение и она так волшебно смеялась! Я позвал её на свидание. А она не пришла… Стала избегать людей и постоянно оглядываться по сторонам… А потом…

Я мог объяснить, почему Марфушенька вела себя так. Она боялась, что тайное общество силой заставит ее примкнуть к ним. Так говорил Акке на допросе Могола. Но я не стал говорить. Все это уже не имело значения. К сожалению, уже не имело. А Эцэлю легче от этого не станет.

— Потом я узнал, что ты переспал с ней! — дверг потянулся ко мне рукой, зажатой в кулак. Но чуть не упал. Капельница натянулась, возвращая парня обратно на кровать.

— Я не знал, что ты её любил. Нужно было сказать. Я бы никогда так не поступил с другом…

— Я был так зол! Так зол, что когда пришел Акке за одной смесью, дал ему другое. Соврал, что нужно попробовать и это не страшно. Глупый эльф согласился. — Эцэль не слышал меня. Зато я ошарашенно глядел на него и не верил своим ушам. — Это правда было безвредное средство. Он расслабился, начал жаловаться, что у него проблемы в его секте. Я внушил ему, что ты виновен в их не удачах. Он ушел. Но…

Я уже понял, что было дальше. Бедный Акке, накаченный дурманом дверга, ушел. Но не меня он винил в неудачах тайного общества. Не меня. И его больной разум совершил правосудие. Правосудие над той, которая отказала.

Марфушенька. Богиня времен года. Та, которая была нужна Виде и Еле.

Он убил Марфушеньку.

Не по своей воле.

Как и Эцэль не желал ей зла.

Он ревновал.

Ревновал ко мне.

А в итоге…

Слова, сказанные с горяча, ядовиты. Поступки, совершенные на горячую голову, опасны. Опасны настолько, что могу оборвать жизнь у своих любимых. Этот закон одинаково действенен, что у людей, что у богов. Мелкая нечисть входит в это число.

Эцэль, продолжал обвинять меня. Рыдал и мечтал ударить меня кулаком. Но у меня итак все болело. Абсолютно.

На шум его истерики прибежала медсестра. Она кинулась к парню, успокаивая добрыми словами. С тревогой посмотрел на меня. Но все ее внимание занимал убитый горем дверг. Впервые, я был не против того, что мне уделяют меньше внимания.

Вот только в дверях стоял высокий худосочный мужчина-альбинос и внимательно наблюдал за мной. Я не знал его. Да, честно говоря, мне было плевать на него. Пока медсестра вкалывала успокоительное Эцэлю, я отвернулся в сторону. Хотел бы остаться не замеченным, но вышло как вышло. Я не мог еще встать.