Ремнева говорила мало, но и так все стало ясно. Обозленный на себя за то, что он никому еще не помог, Борисов вышел на улицу.
Напротив, возле сарая, возился с пожарным инвентарем мужчина в полинялой и замасленной гимнастерке. Лениво попыхивая цигаркой, он прилаживал оглоблю к передку старой телеги, на которой был установлен насос, и казалось, ни до чего другого ему нет дела. Может быть, поэтому так резко заговорил с ним Борисов:
— Табаки раскуриваешь, Макарин! Солдатскую вдову ограбили, а тебе наплевать? Моя, мол, хата с краю…
— Хата моя и впрямь с краю, — хмуро отозвался пожарник, не прекращая работы, и только мельком взглянул на участкового. — С того, что к Суре поближе…
— Ну так…
— Вот те и «ну так»! — перебил Макарин. — Ее в случае чего подпалить легче. Понял?
Борисов облокотился на телегу, та скрипнула, подалась немного назад. Пожарник поднял голову, они пристально посмотрели друг на друга.
— Значит, боишься? — едко бросил участковый.
— Не то что боюсь, — Макарин снова склонился над оглоблей, — а знаю — у матвеевских суд да расправа короткие. А у меня, между прочим, тоже семья и дети есть. Так-то…
Негромкий, ровный голос пожарника раздражал Борисова. В бою за родину, в дальней стороне погиб и похоронен солдат. Жену и детей солдата ночью грабит дезертир, бандит, тот, чье имя проклято даже его родными. А этот крепкий мужик спокойно ковыряется в какой-то старой телеге в двух шагах от дома женщины, на которую обрушилось такое горе. Хотелось крикнуть ему: «Как ты можешь, как смеешь!»
Борисов сдержался.
— Что ж, видно, верно говорят: за чужой щекой зуб не болит, — холодно произнес он и пошел было прочь.
Пожарник выпрямился, с силой бросил окурок оземь. Легкий ветерок подхватил и унес стайку затухающих искр. Голубые глаза Макарина потемнели, брови сошлись.
— Погоди, участковый! Стыдить легко, я и сам умею. Теперь меня послушай. Ты в Ратове без году неделя и сколь пробудешь — неизвестно. А мы живем здесь. Может, кто и слышал, как у Ремневой матвеевские порося уводили. А кто на заступ кинулся? Никто! Учены уже. Я, если хочешь знать, однажды попробовал поперек им встать. Врезал мне Матвеев, сукин он сын, в плечо из обреза — до своей избы еле дополз. Сухожилие перебил, видишь, рука сохнет. А быка колхозного они в ту ночь так и увели. Ты сперва с мое хлебни, потом срамить будешь. Тебя вон, гляжу, даже револьвером снабдили.
На этот раз Макарин говорил горячо, торопливо. Кончив, он опять нагнулся к оглобле, но тут же встал и зло оттолкнул ее ногой. Закурил. Борисову трудно было сказать что-нибудь в ответ.
— Ты еще мало узнал, — продолжал пожарник, немного остыв. — С месяц назад они, сволочи, шесть мешков семенного зерна из амбара выкрали. А детишки наши картошке рады. Да всего и не перескажешь, что от них натерпелись. Так-то… Дай-ка огонька, у меня спички все…
Впервые за время встречи они взглянули друг на друга без неприязни.
— Да, невесело!.. — сказал Борисов. — Меня-то одного они тоже не больно боятся. Я в Ручьях ночью, они в Щукине орудуют, я в Щукино — они в Ратове. А за Суру мне пойти — под осиной лежать с дырой в башке. Глупо вроде. Из райотдела в село наряды милиции приезжали, а Матвеев, как знает, в лесах отсиживается. Видно, кто-то из здешних ему сообщает. Вот если мужики помогут, тогда это волчьё скрутить можно.
Оба задумались, примолкли. Закат уже наложил на избы свои ярко-красные тона. По деревенской улице потянулись колхозницы — они возвращались с поля.
— Помочь-то бы надо, — сказал наконец Макарин, — но только по-умному. Мужиков в селе на одной руке перечтешь, да и тех на фронте покалечило крепко. Так-то… Но зато ребята бывалые. Оружие, участковый, достанешь?
— На такое дело раздобудем, — ответил Борисов.
— Тогда хватит нам здесь болтать. Приходи ко мне, как стемнеет. Мужиков я постараюсь собрать, там все и обтолкуем.
…Разошлись далеко за полночь. Разговор был прямой, грубоватый, без скидок на слабость. Так говорят видавшие виды солдаты перед трудным боем — они знают, на что идут.
Хозяин проводил всех до калитки. Борисов крепко пожал руки Авдолину, Кочетову, Саронину, Шиканову. Прощаясь с участковым, Макарин засмеялся:
— Не серчай на меня, что давеча погорячился. Прав ты — навалимся собором и черта поборем. А матвеевские бандюги давно у нас, — он стукнул себя по шее, — вот тут сидят! Так-то…
Ночь была тихая, ясная. На небе мерцала серебряная россыпь звезд.
В половодье Сура поднялась, точно вздохнула всей грудью, затопила песчаные косы и отмели, вплотную подступила к лесам. Днем с крутого левого берега видно, как щетинистая синева их постепенно тает, стирается в неохватной шири и дали.
За час до рассвета Борисов и пятеро его новых товарищей встретились в условленном месте, у давно заброшенного парома. Через реку переправились на просмоленной рыбацкой лодке, которую еще с вечера пригнал сюда Сережа Кочетов. Не успели они пройти и двадцати шагов, как прибрежный кустарник кончился и со всех сторон их обступили деревья. По молчаливому согласию оружие взяли на изготовку.
Прошлогодние листья мягко шуршали под ногами. Шли цепочкой, впереди — Борисов. Временами он останавливался, настороженный неясным звуком, прислушивался, потом давал знак следовать дальше. Вскоре молодой дубняк возмужал, стал плотнее, выше. Воздух был напоен прохладой и пряным запахом леса. Ночные тени прятались между стволов, раскидистые ветви, сплетаясь, повисли сверху причудливой паутиной.
Когда занялась заря, они были далеко от Суры. Как-то сразу лес зарумянился, ожил. Веселой звонкой разноголосицей перекликались птицы. Борисов огляделся вокруг: деревья уже подернулись пока еще робкой зеленью весны.
— Красота-то какая! — вырвалось у него. — Вот где с ружьем побродить!..
Сережа Кочетов улыбнулся, слегка подкинул двухстволку и подмигнул стоявшим рядом Макарину, Авдолину, Саронину, Шиканову.
— За этим сюда и пришли. Неужто забыл, Иван Васильевич? Вот только охота у нас сегодня особого рода…
От слов Сергея прелесть природы, которой невольно все залюбовались, погасла. Лес опять показался настороженным, недобрым. Как знать, может быть, в эту минуту они уже взяты на прицел злыми глазами невидимого врага? Пригибаясь, снова двинулись вперед, в глубь лесной путаницы.
В тот вечер, когда фронтовики собрались в избе у Макарина, было решено не ждать появления бандитов в селе, а самим пойти на рискованное дело — отыскать их логово за Сурой. «Не может быть, чтобы там не удалось набрести хоть на какие-либо приметы матвеевских», — рассудил Борисов. Собирались недолго. Захватили с собой нехитрый провиант: хлеб, немного сала и несколько фляг с водой. Все оружие составляли две трехлинейные винтовки, которые раздобыл участковый в райвоенкомате, три охотничьих ружья и наган. Впрочем, Авдолин засунул еще за пояс трофейный, ножевой штык. «Ты, никак, этим тесаком лес вырубать вздумал?!» — пошутил тогда Сергей Кочетов, на что предусмотрительный Авдолин невозмутимо ответил: «Мне не помеха, а вдруг пригодится…»
Время близилось к полудню. Борисов внимательно осматривал все, что попадалось им по пути, но пока не встретил ни одной приметки, которая смогла — бы подсказать верный след. Ни тропки, ни зарубки на дереве, ни свежего пня или хоть нечаянно надломленной ветки.
— Перекусим, что ли, — предложил он, присев на замшелые корни старого дуба, но тут же вскочил. — А где же Авдолин?
Действительно, Авдолин, замыкающий цепочку, куда-то исчез. Без единого звука, словно сквозь землю провалился. Что с ним могло стрястись? Беспокойство Борисова возрастало. Кочетов уже сложил ладони у рта, чтобы крикнуть товарища. Участковый остановил его и приказал всем залечь. Неужели…
Невдалеке кусты густого орешника зашевелились, и оттуда высунулась голова внезапно пропавшего Авдолина. Борисов коротко свистнул, искусно подражая птичьему голосу. Заметив своих, фронтовик жестами дал понять, чтобы все скорее ползли к нему.
