Райнхард пришёл в себя уже через несколько секунд и обнаружил себя лежащим на грязной мостовой. Он резко перевернулся на спину и посмотрел на дорогу. На том месте, где Циглер стоял всего пару мгновений назад, теперь лежало чьё-то тело. Тело было «чьё-то», потому что даже в уме Райнхард не хотел произносить фразу: «тело Йогги Леманна». Грузовик остановился, проехав после столкновения ещё пару десятков метров. Когда Циглер начал вставать на ноги, грузовик вновь тронулся, затем резко дёрнулся вперёд и начал уезжать. Райнхард не нашёл ничего лучше, чем достать пистолет и несколько раз выстрелить по улепётывающему мерзавцу. К сожалению Циглера, грузовик это не остановило.

Райнхард прислушался к себе. Он больно ударился грудью о бордюр при падении, да получил несколько царапин и ссадин – вроде бы на этом было всё. В следующую секунду Циглер уже был рядом с Леманном, который совершенно не двигался, но всё ещё был жив. Райнхард аккуратно перевернул его на спину. У Йогги была страшно сломана левая нога – из голени торчал обломок большой берцовой кости, а сама нога вывернулась под неестественным углом. Это только то, что сразу бросалось в глаза. А в уши сразу бросился хрип в дыхании Леманна. Йогги был в сознании. Он усмехнулся, но тут же скривился от боли.

– Глупо получилось…

– Не говори, не трать силы впустую. Сейчас я вправлю тебе кость, а ты постараешься изо всех сил и не заорёшь от боли.

– Оставь. Я нежилец.

– Не мели чушь!

– Оставь, я сказал! Задание, агент Макс! Мои документы во внутреннем кармане пиджака. Бумажник тоже забери – там фотографии и Железный крест.

– Да пошел ты, я не брошу тебя здесь!

– Бросишь, не спорь. Ключи к шифру в номере, в моем чемодане, в тайнике… найдёшь…

Райнхард не хотел, противился всей душой, но всё же забрал из кармана пиджака Леманна паспорт и бумажник. Йогги кивнул, а после этого неожиданно сильно оттолкнул Циглера от себя.

– Проваливай, дружище!

– Я вызову скорую помощь.

– Я не уверен, что она здесь есть, да и… лёгкие пробиты, ниже груди ничего не чувствую, а в груди чувствую только боль. Впрочем, как хочешь… Прощай, Циглер.

Райнхард встал и приказал себе успокоиться.

– Хочешь, я пристрелю тебя?

– Нет, предпочитаю захлебнуться кровью… Уходи, скорее!

– Прощай, Йогги.

Гости

Обыкновенно токийское немецкоязычное общество встречалось в доме у посла фон Дирксена. Старый, ещё имперской закалки дипломат производил впечатление человека флегматичного и уставшего, однако вполне искренне интересовался всеми возможными новостями из Европы, даже теми, которые не касались непосредственно его работы.

Вильгельм с Натальей были частыми гостями в доме посла. Для Вильгельма это было частью работы, а Наташе просто нравилось сопровождать мужа, что изрядно удивляло даже её саму. Скорее всего, дело было в том, что обстановка подобных посиделок почти всегда разительно отличалась от берлинских официальных вечеров, пропитанных насквозь политикой и криками – прямо как у большевиков. Сам фон Дирксен в партии не состоял, свастикой не укрывался, крикунов не жаловал. Зато ценил разговоры об искусстве и культуре, а также хорошую музыку.

В этот вечер в доме фон Дирксена собрались: сам посол, что разумеется; военный атташе Ойген Отт; экономический атташе Вильгельм Хартманн с супругой; двое младших работников посольства и несколько предпринимателей – некоторые из них тоже были с супругами. Разговоры были всё больше праздные и простые. Все ожидали двух берлинских журналистов, прибывших из Шанхая только вчера вечером и приглашённых фон Дирксеном в гости. Вильгельм просветил Наталью о том, что эти двое должны были прибыть ещё неделю назад, но задержались в Китае. Задерживались господа журналисты и теперь.

Сегодня Наташе было скучно здесь. Журналисты её не очень интересовали, а особенных друзей, кроме мужа, у неё среди сегодняшних гостей посла не было. Разговоры о «варварских традициях» японцев вызывали у Натальи отторжение, а именно эта тема отчего-то оказалась центральной в сегодняшних беседах. Вильгельм жаловался на то, что местные не хотят учить европейские языки, а некрасивая женщина визгливым голосом вещала о том, что безбожность японцев делает их дикарями. Она приходилась женой антиквару, который вполне преуспевал в продаже богатым японцам предметов европейской старины, но совершенно не преуспевал в урезонивании своей раззадоренной супруги. Хозяин дома сонно поглядывал на своих гостей сквозь стекла очков и, казалось, получал от их шумливости вполне искреннее удовольствие.

В один из моментов в гостиную вошли двое мужчин. Один возрастом чуть за сорок, красивый, немного растерянный, слегка прихрамывал. А второй… Наташа смотрела на него во все глаза. Чёрные волосы, тёмные глаза, бледная кожа и абсолютно непроницаемое лицо, которое, казалось, отрицало саму возможность изображения ярких и глубоких чувств. Как же ей хотелось не узнать эти черты и их носителя, но сомнения отступали с каждой секундой. И тогда ей захотелось уничтожить это лицо.

Правая рука обрела собственную волю и незаметно для своей владелицы переместилась к сумочке – в сумочке лежал небольшой пистолет, без которого Наталья не выходила из дома никогда. Она отдёрнула руку от сумочки и заставила себя успокоиться. Наташа искала взгляд черноволосого, но он будто специально избегал её. Это не было странно – на его месте Двуреченская тоже боялась бы встретиться с собой взглядом. Наконец, он перестал блуждать. Черноволосый заглянул в её глаза, и Наталью сдуло мощным порывом ледяного ветра. Теперь ей пришлось прятать взгляд.

Наташе захотелось вырваться из этой удушливой четырёхстенной клетки, убежать, куда глядят глаза, но она заставила себя остаться на месте, надела на лицо умеренный интерес и попыталась услышать начавшийся разговор, несмотря на оглушительный стук собственного сердца. Одного из них звали Райнхард Циглер. Черноволосый назвался Йоахимом Леманном. Гости немного устроились, улыбнулись глуповатым ободрительным шуткам, какие произносятся, чтобы создать у новичка ощущение, что ему здесь рады, и получили свои напитки. Теперь пришло время фирменного допроса от фон Дирксена. Через этот допрос проходили все новоприбывшие в их маленькую немецкоязычную компанию.

– Что же привело вас двоих в Японию?

На этот вопрос ответил Циглер. Очевидно, право вести разговор было предоставлено ему:

– Мне довелось довольно много путешествовать по миру, господин посол. Я бывал во Франции, в Англии, в США… теперь вот побывал в Китае. Но согласитесь, это лишь малая часть мира! Сплошь Старый цивилизованный Свет, кроме Китая. Даже Америка, несмотря на то, что находится в Новом Свете, всё же являет собой ту же самую старушку Европу, просто под другим углом. Но ведь самое интересное кроется в стороне от проторенных маршрутов! Мне хотелось бы увидеть и познать Индию, Австралию, Россию, Японию… Все страны, до которых ходят корабли и летают самолеты! Однако в Индии и в Австралии британцы, а в России большевики, поэтому я решил начать с Японии.

Циглер замолчал и улыбнулся. Наталья хмыкнула немного громче, чем хотела – ответ этого человека был витиеват настолько же, насколько не соответствовал заданному вопросу. Фон Дирксен рассеянно кивнул и обратился непосредственно ко второму журналисту:

– А вы, господин Леманн? Не тушуйтесь – так далеко от дома негоже землякам не доверять друг другу.

– Хорошо, господин посол. Я фотограф. Любитель, конечно. Япония хранит целый клад удивительных образов природы и человека, почти не запечатлённый европейцами – хочу взять из этого клада пару-тройку монет. Кроме того, работа. Точнее, это фотография кроме работы. Буду писать о местных традиционных спортивных развлечениях. В Германии это многим будет интересно.

В разговор немного неожиданно вмешался солдафонистый Отт:

– О, да! Это очень интересно! Особенно единоборства и фехтование. Всё это настолько не похоже на состязания привычные нам! Представьте себе, господин Леманн: у японцев очень популярна борьба между огромными толстяками. Двое парней, каждый весом по сто пятьдесят килограмм, а то и больше, пытаются выкинуть друг друга из круга. За этим наблюдают тысячи человек, а иногда даже император приходит посмотреть на это зрелище!