Николай счастливыми глазами посмотрел на друга.

Когда уже подходили к штабу, Коля Маленький шепнул:

— Анька меня про суд чести спрашивала.

— Откуда она знает?

— Она все знает…

— Ну и что?

— Смеется. А по глазам вижу; на душе у нее кошки скребут. Тоже мне характер… Ох, наплачется еще Васька!

— Как-нибудь разберутся…

В штабе за сголом беседовали Проскуряков и Артамонов. Увидев входящих ребят, Проскуряков ворчливо спросил:

— Ну-с, отчитались? Жарко было?

— Полный порядок, дядя Григорий, — весело ответил Николай.

Проскуряков прихлопнул тяжелой ладонью по столу и строго сказал:

— А коли так, то вот вам решение штаба насчет тех ребятишек. Мы сейчас это с Павлом Григорьевичем утрясли. Можете брать их на поруки. Садись, Николай, и пиши заявление в народный суд. И чтоб вся бригада подписала, ясно?

Ребята одобрительно зашумели. Только Таран помалкивал.

Николай уселся в стороне, возле небольшого столика, и придвинул к себе лист бумаги. И тут же над первой строкой заявления вспыхнул горячий спор.

Старик Проскуряков с усмешкой посмотрел на них поверх очков.

— Ну, а я, пожалуй, пойду, — сказал Коваленко. — Доложу по начальству.

В этот момент дверь штаба распахнулась, и на пороге появился испуганный Жора Наседкин, за ним следовал Костя Петухов. Последним, как-то бочком, вошел смущенный Степка и робко огляделся.

— Вот вам, — хмуро и зло сказал Костя, указывая на Жору. — Душу из него, гада, трясите. Он знает что-то про Уксуса.

Поздно вечером в кабинете Огнева Жора Наседкин, всхлипывая, подписал последний лист своих «правдивых, как исповедь», показаний, в сотый раз поклялся, что «с бизнесом кончено и он даже забыл это кошмарное слово», что ему «хватит этих переживаний до самой смерти», и был, наконец, отправлен домой. Еще раньше ушли Степа Шарунин и Костя Петухов.

Огнев посмотрел на Коваленко и усмехнулся.

— Что ж, Петро, так или иначе, но дело вертится и час от часу становится горячее.

Уже стемнело, когда Уксус подъехал к воротам, но, прежде чем провести машину через узкий тоннель во двор, он настороженно осмотрелся. Два проклятых чемодана в кузове, тщательно прикрытые брезентом, жгли ему спину. Только бы скорее избавиться от них!

Тихая, плохо освещенная улица, редкие прохожие и ни одной подозрительной машины у обочины тротуара, казалось, могли успокоить кого угодно. Уксус поглядел во двор. Там было пустынно и гихо, ни одного человека, даже ребятишек. Это последнее обстоятельство чем-то не понравилось ему. Но стремление как можно скорее избавиться от вещей было так велико, что Уксус махнул рукой на свои подозрения.

Не успел он, однако, въехать во двор и затормозить, как к машине подошел какой-то человек, спокойно открыл дверцу кабины и самым будничным тоном, словно старому знакомому, сказал:

— Приехал? Ну, вылезай, раз так.

Уксус оцепенел от неожиданности. Потом скосил глаза на заднее окошечко кабины и увидел, как через борт в кузов легко вскочили еще два человека. Только теперь Уксус понял, что случилось то страшное, чего больше всего боялся: он «сгорел».

Тонкая кадыкастая шея Уксуса вдруг судорожно задергалась, худое лицо исказилось в истерической гримасе, он весь напружинился, готовый к сумасшедшему прыжку. Но стоявший перед ним человек невозмутимо предупредил:

— Давай только без спектакля обойдемся. Зрителей здесь не будет, а нас все равно ничем не удивишь.

Уксус понял, что обычная его «уличная тактика», рассчитанная на постового милиционера и сочувствие прохожих, здесь не пройдет, и счел за лучшее «спектакля» не устраивать.

Через полчаса в кабинете Огнева начался допрос.

За это время Уксус пришел немного в себя и решил все отрицать. Ясно, что «продал» его этот самый студент, а он знает и Резаного. Но Уксус ничего знать не обязан: его попросили, он довез. Что за вещи — тоже не знает и знать не хочет.

Главное, не выдавать Резаного. Лучше суд, тюрьма — много ему все равно не дадут, — чем на всю жизнь иметь такого врага, как Pезаный. В последнем случае «вся жизнь» сокращалась до такого минимального срока, что при одной мысли об этом начинал бить озноб.

— Ну-с, давай знакомиться, Михаил Колосков, — начал Огнев, закуривая и удобно откидываясь на спинку кресла. Все-таки первая встреча.

— Дай бог, и последняя, — охотно поддержал разговор Уксус, хотя его и неприятно удивило, что уголовный розыск уже знает его имя и фамилию. Этого студент им сообщить не мог. Что же они еще про него знают в таком случае?

Вечный и проклятый вопрос: «Что они знают?», а в связи с этим как вести себя на допросе, что скрывать, а что охотно и как бы искренне рассказывать, в чем немедленно признаваться, — вопрос этот начинал все больше мучить Уксуса. Он решил пока что оттянуть время и, в свою очередь, как можно беззаботнее сказал:

— А раз знакомиться, то разрешите и вашу фамилию…

— Что ж, моя — Огнев.

Ого, Огнев!.. О нем предупреждал Резаный. И невольно у Уксуса вырвалось:

— Тот самый?..

— Другого нет, — усмехнулся Огнев. — А что?

— Наслышан.

— Ну вот и прекрасно! И я о тебе… наслышан.

Поэтому давай, Колосков, решать сразу: сам все расскажешь, или уличать тебя надо?

— Что рассказывать-то? — с глуповатым и как будто искренним удивлением спросил Уксус.

Огнев пожал плечами.

— Да все, что случилось с тобой, начиная… ну, скажем, со вторника.

Вторник… Тот самый день, когда Резаный ограбил магазин. И при мысли, что Огнев все это знает и увязывает с ним, у Уксуса холодок прошел по спине.

— Ничего со мной не случилось, — резко ответил он.

— Вот как? — Лицо Огнева стало строгим. — Давай, Колосков, играть в открытую, а? Не люблю я, знаешь, эти жмурки.

— А мне что? Валяйте.

— Так вот картина. Во вторник был ограблен магазин и убит сторож. Из пистолета. Вот он.

Огнев достал из ящика стола пистолет и положил перед Уксусом.

— Узнаешь?

— Нет!

— Плохо. Молодой, а память уже того… Это тот самый пистолет, из которого ты потом стрелял на корабле в среду. Вот показания свидетелей, вот акт баллистической экспертизы.

Огнев открыл одну из папок и придвинул несколько бумаг через стол к Укcycy. Тот даже не взглянул на них. Огнев усмехнулся.

— Пойдем дальше, — тем же ровным тоном продолжал он. Только что в твоей машине нашли вещи с этой самой кражи. Вывод? Вывод один. Ограбил магазин и убил сторожа ты. Это, брат, называется поймать с поличным. Лучших доказательств и не надо.

— Никого я не убивал, — зло сверкнул глазами Уксус. — И магазин не грабил.

— Тогда объясни. Опровергни факты.

Уксус испугался. Ему «шьют» нешуточное дело.

За такое могут дать и расстрел. О том, что Резаный убил сторожа, он не знал. Но на всякий случай Уксус решил для начала «толкнуть» свою версию, хотя внутренне он уже не верил в удачу.

— Пистолет этот я нашел. А чемоданы студент один подкинуть просил. Я и не знал, что в них.

— Та-ак, — как будто даже удовлетворенно произнес Огнев. — Здорово у тебя получается. Ну, а что ты делал в ночь со вторника на среду?

— Не помню, — и, подмигнув, Уксус добавил: — Может, где и задержался, человек я холостой.

Огнев добродушно спросил:

— Где же твоя зазноба живет?

— Да тут недалеко, почтового адреса не знаю.

— То-то, что недалеко. А в ту ночь тебя на машине задержали. Вот рапорт.

Огнев открыл было снова папку, но Уксус, словно только сейчас вспомнив, воскликнул:

— Да!.. В ту ночь я из колхоза возвращался. Путевка была в порядочке.

— В порядочке? — Огнев достал из папки не одну, а две бумаги. — Ну так вот рапорт старшины милиции. А вот справка из гаража. Путевочка-то, брат, была фальшивая.

Уксус растерялся. Никогда он еще не сталкивался с такими делами и такими допросами. Это было совсем не похоже на допрос в дежурке отделения милиции по поводу какой-нибудь драки. Это что-то совсем другое.