Я огляделся. Посреди пустого двора на обломках песочницы сидел довольно однозначный мужик.

Я подошел.

– Здорово, папаша! Отдыхаешь?

Он осмотрел меня преувеличенно-мудрым взглядом, остановился на галстуке и спросил:

– Предложения?

– А где взять? – отозвался я.

Он вздохнул:

– Вот то-то и оно.

Потом опять недоверчиво покосился на галстук.

– Подскажу – поправишь?

– На раз! – согласился я, вспомнив присказку типа Палыча.

Он поверил, показал мне подъезд, назвал квартиру, засуетился, объясняя, как постучать и что сказать. Я уже двинулся к цели, он крикнул вдогонку:

– И стакан попроси, ты с дула-то не потянешь, небось, в галстуке.

Меня тронула его деликатная забота. Я повернулся и ответил:

– Да я не буду, папаша. На работе. А ты пей, поправляйся.

Надежда исчезла в его выразительных глазах, он ссутулился и поник.

– Мент, что ли?

Кажется, я здорово прокололся. Я заспешил исправить положение.

– Да не бойся ты, никакой я не мент. И водку возьму. А ты мне расскажешь, что за контора тут у вас образовалась.

– У ментов не пью!

Его голос окреп, и разочарование полилось на меня смесью нелестных эпитетов с угрозами. Можно было, конечно, слегка ткнуть его в одну из нефункционирующих почек, но я уважаю принципиальность даже в таком неприукрашенном виде.

Тем не менее, я не мог просто так развернуться и уйти, ничего не узнав. Мне в голову прыгнула одна идейка, и я решил попробовать, несмотря на изощренную жестокость, лежавшую в основе ее исполнения.

Я зашел в подъезд, связался с подпольщиками и, получив две свежезапаянные банки какой-то не нашей водки, вернулся во двор и приступил к допросу третьей степени.

Я продемонстрировал подопечному банку, открыл и протянул:

– Пей, папаша, хороший ты человек.

Он презрительно сплюнул в сторону и повторил уверенно:

– У ментов не пью!

Кремень.

Мне же не хватало только засученных рукавов.

– Менты не наливают.

Я наклонил банку, и тонкая струйка потекла на землю. Резко запахло разведенным спиртом.

Глаза допрашиваемого расширились, налились ненавистью.

– Водку! Водку льешь, гад! – зарычал мой оппонент.

В его глазах стояли слезы. Мне тоже было не по себе. Но не тащить же сюда типа Палыча на переговоры.

Я вернул банку в вертикальное положение.

– Папаша, так что за конторка тут у вас образовалась? Склад ракет СС-20? Запасной Мавзолей? Просто любопытно, из-за чего ты, как юный пионер, идешь на такие жертвы? Гляди, осталось еще с полбанки.

– У ментов не пью.

Его заклинание на этот раз прозвучало как-то неуверенно.

– Я, папаша, не мент, а разведчик. – Я наклонил банку и замурлыкал:

– Водка Петрофф, водка Петрофф, прощай…

Мужик плакал. Ему было худо. Но и Ленке сейчас тоже несладко, и, чем дальше, тем хуже. Мужик же похмелится, и ему будет хорошо.

– Как тебя звать, касатик? – ласково спросил я.

Он вскинулся с криком:

– Ах, ты… – но, увидев целую банку водки в моей руке, замер, не веря глазам.

– Никитичем величают, – неожиданно важно ответил он.

Я открыл банку и снова протянул ему.

– Пей, Никитич, хороший ты человек.

Он выпил, попросил закурить. Мы молча посидели. Кремень Никитич подобрел, начал крошиться.

– А я сразу догадался, что ты – разведчик, – уважительно сказал он.

Я промолчал. Мой вопрос уже был задан.

– А известно, что делают. Баб воруют, – эффектно раскололся Никитич.

Меня тряхнуло. Неужели попал?

– Да что ты?

– Людишки здесь нехорошие. На похмелку не дадут. А баб молодых привозят, напоят и – в Африку. Неграм продают. – Он сумрачно сплюнул. – Бабы-то думают: танцы-шманцы.

– А сегодня привозили?

Никитич жалобно посмотрел на меня.

– А ты точно не будешь, а, разведчик?

– Что?

– Ну, осталось там, не выливай, я допью.

– Да пей, Никитич, только скажи: сегодня никого не привозили?

Он схватил банку, осушил ее, крякнул, потом виновато сказал:

– Сегодня не видел. Я в соседний двор ходил к мужикам.

В общем, по Никитичу, ситуация складывалась такая. Контора обманом или силой набирала девушек, которых потом отправляли куда-то. Алекс в этом каким-то образом участвовал, что при остальных уже упомянутых интересах делало его подозреваемым номер один.

– Сколько их там бывает? Когда? Как они выглядят? Такого не встречал?

Я дотошно обрисовал Алекса, не забыв и разбитый нос.

– В выходные часто приезжают. В понедельник всегда два-три сидят. Похмеляются. А сколько, не считал – все они на одно лицо. Вроде тебя – в галстуках.

Он прополоскал эту мысль в своих уже изрядно разбавленных мозгах и недружелюбно протянул:

– А ты хи-и-трый.

Да, доза эликсира правды явно оказалась великоватой.

– Ты не разведчик! – Он покивал с минуту, соглашаясь с внутренним голосом, и убежденно добавил:

– Наш разведчик бы водку не вылил.

Я встал, похлопал Никитича по грязной спине и сказал:

– Хороший ты человек, Никитич, а главное – проницательный. Но ты не учел одного, товарищ. Водка-то – немецкая!

Пока Никитич трудно осмысливал сказанное, я ушел в неизвестном для него направлении.

В агентстве меня ждал раскаленный телефон, который при моем появлении сразу начал звонить.

– Да, слушаю, – осторожно сказал я.

– Где тебя носит, браток? – бодро загудел Костик. – Я тебе два часа названиваю. Светку тут мою перепугал, говорит, вылетел, как ошпаренный… Что у тебя там, клиенты?

– Клиенты, Костик.

– Слушай, я тебя утром не дождался, извини, срочно выдернули к Клину. А потом и ты ему понадобился, так тебя не найти. В общем, Клин рвет и мечет.

– А что у него? – спросил я, как мог безразличнее.

– Проблемы, браток, – Костик посерьезнел. – Проблемы.

– Что именно? Ты знаешь?

– Ну, я примерно в курсе. Но говорить не могу, понимаешь, это – его дела. Он тебе сам скажет, если сочтет. Сегодня не скажет – его уже не найти, завтра – тоже, а послезавтра… Ты уж пожертвуй воскресным утром, браток.

– Костик, сегодня что, пятница?

– Ну да, а что?

– Браток, в воскресенье утром я могу быть очень занят, – просительно сказал я.

– Слушай, плюнь ты на своих клиентов! Это же твой босс!

– Костик, на этих клиентов я плюнуть не могу, – сказал я уже твердо.

Он замялся, потом облегченно хмыкнул.

– Да ведь он с утра тоже будет занят. Окей, но смотри, чтоб с обеда торчал у телефона, как штык.

– Как штык, браток! – радостно подтвердил я.

Всю субботу я, как штык, торчал у «Шанс-Данса». Около полуночи уехал домой и пропустил самое интересное.

Ранним воскресным утром, когда я заступил на пост, «Шанс-Данс» уже выглядел так, как будто в нем станцевала бомба. Я осторожно проскользнул внутрь, но ни Ленки, ни окурков с помадой среди царящего хаоса не обнаружил.

Мое дальнейшее наружное наблюдение было вознаграждено: к обеду появился Алекс. Вид конторы ему тоже не понравился, и он развернулся на полпути. Я плотно сел ему на хвост и на следующее утро злой, голодный и небритый, с наличностью, немногим превышающей стоимость билетов туда и обратно, улетел с Алексом в Одессу.

В Одесском аэропорту было прохладно, и морем не пахло. Хотя я впервые попал за границу, сориентировался быстро, написав во всех графах декларации «Нема», оставив себе только имя и гражданство, и встал в очередь, стараясь не упустить Алекса из вида.

На выходе я получил серьезное преимущество. Его встречал какой-то хмырь на своей машине, меня же – целая толпа частников. После того, как выяснилось, что шестизначная цифра в местных купонах – это всего лишь двадцать долларов, я быстро пришел к соглашению с пожилым дядькой, который обрадовался возможности поучаствовать в слежке. В армии я встречал одесситов, поэтому наигранный вариант с разведчиком отложил, сменив его на более банальный: сбежала жена. Водитель заверил меня, что эта «шестерка» от него не уйдет, и почти поклялся, добавив: