В уборной очень светло по сравнению с импровизированным танцполом, поэтому Клеман щурит глаза и решает первым делом ополоснуть лицо прохладной водой. Дверь неожиданно открывается и на умывальник бедром опирается Катя, чуть оттесняя его от спасительной воды:
— Ты действительно не против? Или мне стоит извиниться и держать свои руки подальше от твоей мулатки… — И видя возражение на лице привычно поправляет: — Знаю-знаю, она не твоя…
— Я хотел сказать, скорее губы стоило бы держать подальше, но если честно, то я сам не понял, как к этому отношусь… И обдумать этот вопрос объективно в данный момент будет очень тяжело! — Парень недвусмысленно показал на внушительную выпуклость в районе ширинки.
— Оо… Да, когда все мозги стремятся от головы к головке, думать действительно становится очень сложно… Подожди меня здесь пару минут, ладно? Я только что поняла, что тебе еще ни разу толком не делали минет…
Что-то в ее словах должно было его насторожить. Но видимо, коктейли были и правда профессионально приготовлены, поэтому в голове откладывалась только та информация, которая способствовала повышению уровня эндорфинов в крови. Спустя мгновение произошло две вещи: Клеман понял, что он экстра пьян, а Катя материализовалась в туалете нетерпеливой тигрицей, за руку выволакивающей своего парня в коридор. Они прошли только пару шагов, прежде чем его прижали к стене и очень, очень, очень многообещающе поцеловали. Катин язычок умел и без слов оставить развернутый комментарий о предстоящем, поэтому парень покорно сдавался перед хрупкой девушкой, в буквальном смысле тащившей его в постель. Спустя еще пару шагов они оказались в темной комнате, больше похожей на кладовую или склад, в котором по счастливой случайности нашлась кровать. Упав на нее с легкой руки своей девушки, Клеман тут же почувствовал еще один поцелуй и жаркий шепот на ушко:
— Просто лежи и наслаждайся, — он краем сознания отметил, как его ширинка перестала давить на уже неприлично влажную ткань трусов, а потом и вовсе ощутил, как воздух холодит обнаженную кожу. — А за это ты простишь мне наши с Жасмин поцелуи. Я дальше не зайду, обещаю…
А дальше он почти выпал из реальности из-за нахлынувшего потока ощущений, когда его головки коснулось что-то горячее, и влажное, и подвижное, и упругое, и умопомрачительно беспрецедентно нереально необходимое именно сейчас и именно в этом месте. В голове еще продолжало биться «обещаю», но события будто наложились друг на друга и временная линия перемешалась, оставляя парня в растерянности и блаженстве. Он даже не успел испугаться, что все кончится слишком быстро — его наслаждение было тщательно и умело контролируемо, и своевременное давление в нужной точке продлевало и продлевало его мучительный кайф. Ему очень хотелось увидеть это своими глазами, но было так темно, а голова была настолько тяжелой, что оторвать ее от кровати было невыполнимой задачей. Он вроде даже осознавал, что это его первый такой опыт, когда наступление оргазма намеренно искусственно оттягивается, но захлестывающие его волны удовольствия делали это осознание менее важным, чем необходимость быть в этом моменте, ощущая и запоминая каждое мгновение, каждое движение языка и губ, которые уже вовсю скользили вверх и вниз по стволу. Он не мог даже поднять руки, ладони которых, как оказалось, крепко сжимали покрывало, чтобы прикоснуться к Катиным волосам, а позже, когда он смог наконец их отцепить от ни в чем неповинной материи, просто не осмеливался.
Его первый в жизни минет прошел для него в такой шоковой и неожиданной атмосфере, что он толком ничего не запомнил, кроме самого факта, что перед его членом на коленях стоит самая невероятная и бесподобная девушка, а в голове взрываются салюты от нового потока ощущений. Катя тогда оставила неизгладимое впечатление, и он ходил еще неделю в постоянном восторге, вспоминая свершившийся факт, как какое-то чудо или ранний подарок на рождество. Сейчас все похоже шло к тому, что и в этот раз не многое останется в его памяти. Очередное новое движение языка по уздечке выбило его из осознанности, и Клем мог только чувствовать, надеясь, что мыслить он все же сможет, но позже, много позже. Даже его воображение не рисовало для него картинку того, что происходит с ним внизу, у средоточия алчной похоти.
Почувствовав ужасную сухость во рту, он вдруг понял, что все это время его рот был открыт в стонах и криках, и даже если бы он захотел постесняться для приличия, остановить их он все равно был не в силах — каждое прикосновение вызывало желание взорваться, и заставляло голосовые связки напрягаться, издавая то хныканье, то потерянное мычание, то совсем уж просящие мольбы. Которым вторили стоны внизу: тихие, чувственные, сводящие с ума. Он совершенно не заметил, когда его джинсы оказались спущенными до щиколоток, так же как и упустил момент, когда прикосновение рук почувствовалось не на члене, а на ямочках внизу спины. Плавный перебор пальцев, какие-то непревзойденно правильные массажные движения снова сводили с ума, его тело плавилось, подставляясь под эти неожиданные, но сильные ласки, прогибаясь, давая лучший доступ к спине и ягодицам, одновременно позволяя протолкнуться еще глубже в жаждущий рот. Вновь почувствовав приближение развязки, Клеман как-то по особенному вскинул бедра в глубину жаркую, и влажную, и зовущую его. На этот раз его руки коснулась теплая ладонь и перенесла ее на голову, находящуюся в непрерывном движении. И когда пальцы захватили во власть шелковистые волосы, до ушей Клемана донесся полный удовлетворения низкий хриплый стон и все происходящее померкло. Он краем сознания ощущал бурный оргазм, всей головкой ощущал давление на нее мышцами горла. Казалось, будто это будет длиться вечно — такой перегрузки его нервная система не выдержала, и он, кажется, отключился.
Резкие движения под музыку совершенно поглотили двоих молодых людей, которые не могли оторваться друг от друга. Девушка уже давно не открывала глаз, наслаждаясь ритмом и ощущением ладоней парня на своем теле. Они двигались, медленно кружась вокруг своей оси, прижимаясь друг к друг, лаская и ублажая, дразня и подталкивая к более серьезным действиям. Они будто соревновались друг с другом — кто не выдержит первым, кто первым пересечет черту. И как-то о приличиях не очень помнилось. Никто не обращал на них внимания, и постепенно их движения становились все более откровенными. Общее возбуждение окутывало их мягким покрывалом, а действия становились все более вынужденными, рваными, будто спровоцированными внезапной жаждой.
— Генри… Генри, пожалуйста, пойдем… Нам нужно очень остаться наедине… Срочно…
— Ну, как же это… Мы ведь празднуем окончание учебы… Мы должны остаться здесь…
— Ну вот, — Лайла притворно надула губки, и Генри тут же сомкнул зубы на ее нижней губе, еще сильнее оттягивая ее. Послышался довольный стон, но она продолжила: — Опять ты дразнишься…
Музыка стала тише, а свет чуть ярче. Хозяйка вечера вышла в центр гостиной, высоко поднимая бокал. Неизменный коньяк приятно искрился в хрустале.
— Друзья! Тост! За окончание учебы! За начало новой жизни! И за успехи, которые будут сопутствовать нам в этой новой жизни! Лайла, Генри, Жасмин, я поздравляю вас! Это очередной этап, который вы преодолели, и пусть полученный опыт окажется полезным, а впереди будут только приятные испытания! А еще, пусть жизнь будет наполнена драйвом, кайфом, в общем, чтобы никому из нас не пришлось скучать! Ну, и берегите дорогих сердцу людей! Салют! — Она демонстративно подняла бокал под одобрительные крики собравшихся и опрокинула его залпом. Эван на это приподнял бровь, но ничего не сказал.
— А где Клеман? — Жас почему-то именно о нем подумала на последних словах и с удивлением заозиралась по сторонам.
— Он немного отдохнет, ему сейчас совсем не до нас… — Катя хитро ухмыльнулась и подошла к Жасмин поближе, потому что музыка уже вернулась на прежнюю громкость. — Не волнуйся за него, все в порядке! Я только что была с ним, он устал немного… — Девушки снова закружились в такт музыке на этот раз с Эваном, но его быстро оттеснил от них бармен, и танец продолжился дуэтом, весьма чувственным и соблазнительным.
