— Мадемуазель, прошу вас… — он обращался к Лайле, и та испуганно посмотрела на Николя.
— Но, я думала… Что мне… — тот только уверенно кивнул, грациозно, как всегда, поднялся и галантно протянул ей руку. Она встала и, повинуясь его настойчивым движениям, пошла за ним. Когда Никки передал — иначе не скажешь — ее на руки звездного менеджера, девушка другой рукой так вцепилась в его ладонь, что Антуану пришлось вести из обоих за стол.
— Лайла всего лишь студентка первого курса журфака. Но я уверен, что ее работа всех присутствующих удивит своей зрелостью и профессионализмом. — Из-за кулис показался Джей и энергично спустился к столу. Замер в нерешительности, видя Николя подле его любимой, но быстро взял себя в руки и сел по другую сторону.
— Господа акулы пера, ваши жертвы прямо перед вами, можете набрасываться. В конце концов, не так часто вам предоставляют свежую кровь на столе с голубой каемочкой…
Дальше все было как в тумане. На миг Лайле показалось, что она снова оказалась у входа в лицей, попав в засаду с историей о Голдинге. Но надёжные привычные руки Николя спасли её от наваждения, а своевременное вмешательство Джея в провокационных вопросах ещё больше вселило ей уверенность в себе.
— Вы ведь даже не читали её, — перебила она попытавшегося смягчить ситуацию с одним из журналистов Джея. — С чего эти инсинуации о наших якобы отношениях? Мне кажется, вы тычете пальцем в небо…
— То есть, он не для вас исполнял предпоследний трек?
— Как знать, возможно, разумнее спросить у него самого? Он вроде был где-то здесь, недалеко… — коллеги рассмеялись, а Николя уверенно поддержал её невинным прикосновением.
— Но он ведь не ответит… Его личная жизнь — это табу… — теперь журналист сверлил взглядом Джея.
— Тем более… — продолжила девушка, не оставив и шанса певцу открыть рот. — С чего вы взяли, что я возьмусь рассказывать вам о его лично жизни? За время работы над книгой Джей показал себя талантливым артистом с неуемной жаждой к творчеству, а как человек проявил себя уважительным и тактичным парнем, умеющим держать границы профессионального делового общения, а еще заботливым и внимательным другом, готовым помочь в случае необходимости. Да, — она посмотрела на музыканта, едва ли не впервые за все интервью. — Я с уверенностью могу сказать, что мы подружились. И это все, что я хотела бы пояснить по этому вопросу.
Где-то на другом конце стола Антуан облегченно выдохнул, в очередной раз убеждаясь, что его сын окажется в надёжных руках, если девушка даст ему шанс. Но череда вопросов не закончилась:
— Вы верно отметили, что у нас ещё не было шанса ознакомиться с книгой. Можем ли мы рассчитывать, что вы дадите ещё одно совместное интервью, когда мы все же прочтём ваши творения.
— Посмотрим… Наверное, нужно дождаться реакции самого требовательного читателя — поклонников творчества Джея.
— Если личность Джея до сих пор остаётся загадкой, расскажите нам о вашей личной жизни, мадемуазель Лайла. Вы и мсье де Буйон…
— Добрые друзья. Если вам действительно нужна сенсация, то здесь вам её не найти. Как меценат и общественный деятель я могу себе позволить, увидев талант, дать ему шанс на развитие. Если так уж необходимо окрестить как-то наши с ней отношения, то вы смело можете называть мадемуазель Лайлу моей протеже. Она покорила меня своей добротой и искренностью, и мужчина, который сможет добиться её взаимности, будет настоящим счастливчиком.
— Так, свободно ли ваше сердце, Лайла?
Джей словно заледенел, услышав этот вопрос, но ощутимый тычок менеджера заставил его вернуться к образу.
— Нет. И это все, что вам нужно знать… — она смотрела прямо перед собой, никак не выдавая своего отношения ни к Генри, ни к Николя. Ревнивое чудовище снова царапнуло в душе, но парень уверенно задвинул его подальше. В конце концов, Лайла лишь сказала, что даст ему шанс извиниться, сама не осознавая, что если бы не ее ответ, презентация была бы сорвана. Увидев, как де Буйон так близко склонился к ней, Генри потерялся в океане боли и сомнений. Он даже не думал, когда на одной из репетиций вместо привычных слов из него полилось то, что было на сердце, что эти слова когда-нибудь увидят свет. Это было слишком личным, слишком больным, слишком откровенным. Но в тот момент на сцене он понял, что ничего другого сейчас ему просто не спеть. Что он вообще не может петь сейчас. Но у него был только этот вечер. И терять ему было действительно нечего…
Интервью подошло к концу неожиданно. Лайла и Джей всем желающим подписали книги, и девушка наверное впервые задумалась над тем, как трудно физически выдерживать такие концерты. Но зал постепенно пустел, и все ближе наступал момент, когда им с Генри нужно будет объясниться. Николя тронул ее за руку, и, когда девушка обратила свое внимание на него, он тихо сказал:
— Думаю, мавр свое дело сделал, мавр может уходить… Я вам здесь больше не нужен сегодня.
Она растерянно оглянулась. Джей еще оставался за столом, продолжая подписывать книги и диски, но Антуан цепко следил за ними. Она поднялась и пошла к выходу:
— Я провожу тебя, друг мой… И в тебе слишком много от француза, чтобы внезапно оказаться мавром…
Они остановились в дверях, и Антуан быстро свернул подписание автографов, потому что Джей сейчас больными глазами наблюдал, как наяву исполняется его кошмар. Его любимая уходила с другим. Вот они остановились в дверях, и Лайла нежно протягивает руку к его лицу, гладит его, и сердце Генри останавливается, не зная смысла биться дальше.
— Спасибо, Николя, — говорит Лайла, но парень этого не слышит, — ты знал все с самого начала, и поступил, как настоящий друг. Ты был прав, я бы себе этого не простила, я бы разрушила все — и нашу с тобой дружбу, и себя саму утопила бы в чувстве вины… Только помни свое обещание!
— Всегда, — снова повторяет мужчина, и девушка тянется к его щеке, оставляя прощальный поцелуй. Генри словно в своем сне чувствует острую боль в груди, но вот де Буйон отступает на шаг, целует ей руку и уходит, а его любовь несколько секунд смотрит ему вслед и возвращается к столу. Парень не верит своим глазам, он трет их, не заботясь о гриме, но Лайла все еще рядом, она улыбается, и это все равно еще не значит, что все будет хорошо, но его сердце снова бьется.
— Кажется, ты хотел мне что-то сказать, Джей…
Он хватает ее за руку и практически бегом ведет за кулисы, подальше от любопытных глаз. Спустя миллион коридоров они оказываются в его гримерке, которая больше похожа на небольшую квартиру. Едва за ними закрывается дверь, парень падает на колени, не в силах больше стоять. Он держит ее за бедра и отчаянно шепчет, молит ее:
— Прости меня, Лайла, прости меня, прости, прости, прости… Я так люблю тебя, я так нуждаюсь в твоей любви, я готов на все, только прости, только дай нам шанс, дай мне последний шанс, и ты увидишь, что я сделаю для тебя все. Ты не пожалеешь, я обещаю, прости меня, прости…
Он прикасается к ней едва ощутимо теперь, словно не верит, что она рядом, словно убеждается, что это реальность, но этого мало.
— Я уже простила, Генри. Я люблю тебя. Это не изменилось, и это решило все. То, что ты сделал, — ее пальцы вплетаются в жесткие от укладки волосы, — это непростительно, но я простила. Потому что люблю тебя…
Генри поднимает глаза, ошеломленный, не верящий, пораженный:
— Но… Как?
— Ты прекрасно выступил. И я услышала и увидела все, что ты хотел сказать… Я ведь так многого не знала… Твоя презентация своей любви ко мне состоялась успешно… Ну, поднимись же с колен…
— Я готов провести у твоих ног всю свою жизнь… — он все еще шепчет, не доверяя своему голосу, потерянно опустив голову.
— Ну, а я не готова всю нашу жизнь ждать твоего поцелуя… — она пытается отойти, но за спиной стена, и ей удается сдвинуться едва ли на десять сантиметров в сильной хватке парня. — Генри?
Она смотрит на опущенную голову, а потом, не дождавшись ответа, поднимает его лицо к себе за подбородок. Генри не сопротивляется, и девушка видит, что по его щекам беспрестанно текут слезы. Но глаза его закрыты.
