Лайла поставила точку в этом опасном обсуждении и перешла к следующему. К моменту, как они закончили, на улице была уже ночь, а на часах — четверг.

— Я подвезу тебя, — безапелляционно заявил Джей, до конца не понимая, как провернет этот момент.

— Не нужно, я позвоню Николя, он пришлет водителя.

— У меня друзей, которых я могу разбудить в полтретьего ночи только, чтобы тот разбудил водителя и отправил бедного работягу за подругой, нет…

— Что? Уже так поздно? Боже… Ты прав, это грубо. Я возьму такси!

— Ну нет, ты упрямая, как стадо баранов, но в этом я тебе не уступлю, — план в голове уже созрел. — Спускайся вниз. Но не думай выходить на улицу — у тебя только ветровка, очевидно, с чужого плеча, а ночи уже жуть какие холодные.

Он захватил в гримерке кепку и очки-авиаторы, поднял ворот кожаной куртки, закрывая подбородок. Взяв на охране ключи от одного из внедорожников, которые студия предоставляет гостям, он спустился на парковку. Конечно, Лайла не послушала его и вышла на улицу. И, конечно, уже тряслась как осиновый лист. Джей резко притормозил перед ней и открыл заднюю дверцу, перегнувшись между сиденьями. Девушка в момент оказалась на заднем сидении, закрыв за собой дверь с громким стуком.

— Прости, руки не слушаются.

— Расслабься, — улыбнулся Джей, — это все равно не моя машина. — На вопросительный взгляд он продолжил: — Это машина студии.

— То есть тебя все-таки возит машина с водителем… — весело проговорила Лайла, — так где же он?

— На самом деле по-разному. А водителю… я дал выходной!

— Ты сбежал!!! Не могу поверить, что ты сбежал, чтобы отвезти меня домой!!! — воскликнула девушка.

— Не совсем так. Но было бы неплохо, если бы ты все же назвала адрес… — парень чуть не спалился, собираясь отвезти ее к ним домой. Но вовремя спохватился.

— Ну, направление ты выбрал верное.

Спустя двадцать минут они были на месте, но девушка молчала последние десять — она уснула, согретая теплом климат-контроля.

Остановившись в начале квартала, а точный адрес ему не назвали, он еще минут десять просто смотрел на спящую красавицу. Генри много бы отдал, чтобы прикоснуться к любимой. Но он хорошо понимал, что сам виноват во всем, что произошло. А разбудить девушку рука не поднималась. Он бы смотрел на нее всю ночь, а потом не знал бы, как объясниться, если бы не свет, загоревшийся в одном из домов. Он узнал в вышедшем на балкон мужчине мсье де Буйона.

Внедорожник остановился прямо перед входом, некультурно загородив дорожку. Но в три ночи думать об этом было не кстати. Что именно он делает, он не знал. Просто вышел из машины, распахнул заднюю дверь и закинул на плечо сумку уставшей владелицы. Он запрокинул голову, увидел заинтересованный взгляд и сделал неопределенный жест. Николя кивнул и махнул рукой, мол, «поднимайтесь».

Дверь подъезда издала негромкий сигнал открытия. Джей взял спящую девушку на руки и поднялся. На последний пятый этаж. Пешком.

Хозяин квартиры с уважением посмотрел на парня, он сам проделывал этот же путь с этой же нашей на руках. И понимал, что это было не легко. Он шире распахнул двери квартиры, приглашая молодого человека внутрь и показывая дорогу в комнату Лайлы.

Джей аккуратно уложил девушку на постель и, понимая, что у него есть зрители, не позволил себе ничего лишнего. Только чуть бережнее, чем чужой человек, поправил руку, чтобы она не съехала с кровати на пол.

— Благодарю вас, молодой человек, это очень заботливо с вашей стороны. Я бы предложил вам чашку кофе, чтобы быть уверенным в вашем благополучном путешествии домой, но уверен, вы откажетесь.

Джей кивнул. А потом почему-то, уже стоя в дверях, выдал:

— Спасибо вам.

И ушел. Он понимал, что возможно, это их последняя встреча. Дальше работать будут редакторы, оформители, корректоры. Потому что сегодня он своими руками поставил последнюю точку. И хоть он знал содержание этой книги, он, в конце концов, был участником событий в ней описанных, но что в итоге получилось, он не представлял. Он только надеялся, что Лайла захочет поделиться с Джеем тем, что вышло из их совместной работы.

Общение с Тимом было обрывочным, неприятным и малопродуктивным. Но по крайней мере сейчас — спустя две недели после госпитализации младшего брата — он знал, кто повинен в его избиении. Вот только ни одного из виновников не получалось найти. Будто все они растворились в летних стажировках, экскурсиях и каникулах. С каждым днем Клеман становился все мрачнее и злее, скрывать свое настроение от Риччи было все сложнее, как и принять факт того, что этот упрямый ребенок продолжает скрывать личности нападавших. Парень продолжал грустно улыбаться и печально качать головой, а у Клемана в душе поднимался настоящий монстр, желающий растерзать этих ублюдков. Когда становилось совсем темно и страшно от самого себя, он втихую перечитывал письма и смс от Жасмин. Она больше не звонила, но обязательно, иногда даже по нескольку раз в день писала ему. Милые, ничего не значащие фразы, или комментарии о происходящем в ее жизни. Единственный смысл, что несли эти сообщения — «Ты не один. Я с тобой». Возможно, это единственное, что останавливало его. От чего, он и сам боялся думать.

Тимур, а именно так звали владельца бара, а заодно и старого боевого товарища Вадима, мог рассказать только о драке, в которой пострадал Риччи накануне возвращения Клемана из Италии.

Член его волейбольной команды, на пару лет старше самого парня, по неизвестной причине отвесил ему несколько затрещин и пощечин, а потом, после подначивания остальными членами его компании, зарядил кулаком в глаз. Риччи не сопротивляться. Только улыбался. Окровавленными губами — видимо одна из пощечин рассекла губу о зубы. И тяжелый взрослый взгляд был упрямым и уверенным.

Тимур умело передал атмосферу события, но подоплеку не озвучил. Только намекнул, что это очень личное. Интенсивность эмоций между ними была высокой.

Клеман порасспрашивал тех, кого смог найти из команды, спросил тренера, но кроме общих комментариев, которые удалось получить и полиции тоже, ничего больше не узнал. Он предполагал шантаж или какие-то мелкие криминальные дела, в которые Риччи мог быть замешан, но Тимур однозначно отринул последнее: за три недели ни намека на нечто подобное не было.

В конце концов Риччи не выдержал:

— Клеман, перестань злиться. Я не хочу, чтобы ты ему мстил. Я не хочу, чтобы он пострадал. Я уверен, что он сам себя накажет. Что же до остальных… Это просто серость. Их мнение ничего не значит, они ничего не значат. Отпусти это…

— Ты понимаешь, о чем вообще говоришь? Как я могу осознанно спустить с рук избиение моего младшего брата этой мрази?! Я едва не лишился тебя, Рич! Я едва не лишился еще и тебя!!!

Ярость стекала сквозь истерику, уступая место холодной ненависти и леденящему душу страху. Слезы, казалось, с трудом продирались через снежную корку на сердце. Но горячая влага никак не смягчила его намерений.

— Не важно, расскажешь ты мне или нет. Я сам узнаю все, что нужно. И я просто уничтожу ту гниду, что подняла на тебя руку. Он пожалеет, что не спрыгнул с крыши, потому что когда я найду его, этот прыжок станет его заветным желанием, — на щеках еще блестели слезы, но убийственная целеположенность в глазах ужасала. И Риччи сдался:

— Я люблю его. Я люблю его, Клеман. И если ты сделаешь ему больно, больно будет и мне…

Та тишина, что стояла в палате, больно резала по ушам. Старший брат не знал, что сказать. А младший не хотел продолжать, но вынужден был, чтобы уберечь от беды обоих.

Он тяжело вздохнул и закрыл глаза.

— Это была наша вторая победа в сезоне. А моя — первая в основном составе. Меня задержал тренер, а он зачем-то вернулся в раздевалку. Я вышел из душа и наткнулся на него. Кажется, все в команде знали, что я на него запал…

Парень сжал его щеки и прошептал:

— Твои эти чертовы губы. Ты их кусаешь, когда волнуешься. И всегда облизываешь… Ты ведь обо мне в этот момент думаешь, ведь так? — и впился в розовый влажный рот ничего не понимающего подростка. Не сдержав стона, он провел языком по небу, коснулся чужого языка. Потом отстранился, будто ошпарившись: — Ненавижу тебя.