Новый курс начал осуществляться еще до того, как принял вид разработанной программы. Последняя была сформулирована только к 1886 году, когда граф Д. Толстой представил государю «всеподданнейший доклад» с шестью пунктами. В число задач, подлежащих решению, входили: переустройство жизни основной части населения – крестьян; отмена земского и городского самоуправления; дальнейшее расширение властных полномочий министерства внутренних дел; замена выборных должностей «правительственными назначениями»; увеличение роли дворянства; передача полномочий мировых судов учреждениям, «находящимся в непосредственной связи с административной властью». Одним словом, это была программа превращения России в полицейско-бюрократическое государство, каким она была до Александра II.
Проект обсуждался на Государственном совете, где его поддержала лишь четверть участников – 13 человек. Но самодержавие есть самодержавие. Царь согласился с мнением меньшинства, и на этом прения закончились.
В последующие годы один за другим были приняты несколько актов, практически уничтоживших сложившуюся систему местного самоуправления.
В 1889 году появилось «Положение о земских участковых начальниках», которые обличались всей полнотой власти на низовом административном уровне. Земскими начальниками, от которых непосредственно зависела жизнь сельского населения, то есть большинства россиян, могли назначаться только потомственные дворяне. Эти администраторы (их было четыре-пять в каждом уезде) могли отменять решения сельских сходов и даже разгонять их силой, арестовывая выбранных крестьянами старост.
Следующим ударом по земствам, «отрешенным от центральной администрации и предоставленным всем случайностям выбора» (цитата из Победоносцева) было принятое в следующем году «Положение о губернских и уездных земских учреждениях». Выборы не отменялись, но вводились дополнительные привилегии для дворян и ограничения для крестьян, так что в губернских собраниях представители последних теперь составляли всего 2% (да и тех утверждало начальство). Но даже и такие, весьма далекие от народа земские учреждения всякое свое решение должны были согласовывать с губернатором.
В 1892 году выпустили новое «Городовое положение». По нему малоимущие горожане лишались избирательного права, в результате чего количество голосующих резко сократилось (например, в столице их осталось всего шесть тысяч человек – на миллионный город). Городские думы и управы утверждались администрацией, которая могла по собственному усмотрению отменить любое их постановление, если сочтет, что оно «не соответствует общим государственным пользам и нуждам».
Пример того, как можно поступать с выборной властью, подавал сам император.
В 1883 году (то есть задолго до принятия «Положения») московский городской голова Б. Чичерин, человек благонамеренный и умеренный (другого на такой должности не утвердили бы), произнося речь в высочайшем присутствии, очень осторожно высказал робкое пожелание касательно того, чтобы правительство поощряло инициативу и самостоятельность общества, а также похвалил «великие преобразования прошедшего царствования». Несмотря на то, что всё это говорилось в самом верноподданном тоне и перемежалось призывами «сомкнуть ряды против врагов общественного порядка», царь счел выступление неслыханной дерзостью.
Почтенному юристу, который в свое время преподавал наследнику Александру Александровичу правоведение, было передано, что государь нашел подобный образ действий неприемлемым и «соизволил выразить желание, чтобы он оставил должность московского городского головы».
Сигнал, поданный самим венценосцем, был предельно ясен.
Много больше куцего земско-городского самоуправления самодержавному государству мешала судебная система, главное завоевание реформаторов. Ограничение независимости этой ветви власти началось еще в семидесятые годы после оправдания Веры Засулич. Как мы помним, при помощи казуистических ухищрений политические дела стали передаваться в ведение военных судов.
При новом режиме правые газеты, поддерживаемые сверху, повели кампанию против института присяжных, несменяемости судей и гласности судопроизводства. Один из идеологов реакции, близкий друг государя и постоянный его корреспондент, князь В. Мещерский в 1887 году писал: «Вся Россия горьким 20-летним опытом дознала, что суд присяжных – это безобразие и мерзость, что гласность суда есть яд, что несменяемость судей есть абсурд».
Суд присяжных хоть и с ограничениями, но сохранился – слишком одиозно выглядела бы его отмена при повсеместной распространенности этого учреждения в цивилизованных странах. Это либеральное завоевание кое-как отстоял министр юстиции Д. Набоков, но поплатился за свое упрямство отставкой. Причину со своей всегдашней прямотой объяснил ему сам император в письме: «Любезный Дмитрий Николаевич, Вы знаете моё давнишнее желание изменить к лучшему нынешние порядки судопроизводства. Желание это, к сожалению, доселе не исполняется, и поэтому я поставлен в необходимость назначить другого министра юстиции». Им стал победоносцевский назначенец Н. Манасеин, которого впоследствии сменил бывший обвинитель на процессе «первомартовцев» Н. Муравьев, заявлявший, что «суд должен быть прежде всего верным и верноподданным проводником и исполнителем самодержавной воли монарха».
В этом направлении и двигались нововведения, которые можно было бы назвать «старовведениями», поскольку они последовательно восстанавливали систему, существовавшую прежде.
Несменяемость судей формально не отменялась, но фактически исчезла, ибо министр юстиции получил право привлекать тех, кто вызвал его неудовольствие, к дисциплинарной ответственности, переводить из одного округа в другой и даже снимать с должности.
Исполнительная власть теперь могла объявить любой процесс «закрытым», если требовалось «оградить достоинство государственной власти» – под эту категорию попадало что угодно. Вновь большинство членов Государственного совета высказались против этой меры, выглядевшей крайне непристойно, – и опять царь утвердил указ собственной волей.
Жизнь обычных людей больше всего зависела от самой низовой ступени правосудия – мировых судов. Они сильно ограничивали произвол местной администрации, вынужденной учитывать их решения, и тем самым, с точки зрения защитников самодержавия, подрывали авторитет власти в глазах народа. Поэтому почти по всей стране, за исключением нескольких больших, «витринных» городов, мировых судей упразднили. В руках земских начальников оказалась не только административная, но и судебная власть. Это, пожалуй, стало самым болезненным ударом по российской правовой системе.
В конце восьмидесятых годов произошло второе наступление на суд присяжных. Отменять полностью его не стали, но, как в вопросе о несменяемости судей, превратили в фикцию. Во-первых, вывели из компетенции этого непредсказуемого органа все потенциально проблемные процессы, а во-вторых, повысили образовательный и имущественный ценз, что автоматически исключило из состава присяжных представителей социальных низов.
К концу правления Александра III контрреформа судопроизводства была почти завершена.
Другой важной заботой правительства было ограничение свободы слова. Константин Петрович Победоносцев придавал этому направлению столь большое значение, что каждый день лично прочитывал прессу, повсюду выискивая крамолу. Он писал царю: «Главная причина [общественной смуты], я убеждён в том, – газеты и журналы наши, и не могу надивиться слепоте и равнодушию тех государственных людей, которые не хотят признать этого и не решаются на меры к ограничению печати. Я был всегда того мнения, что с этого следует начать». Глава цензурного ведомства Феоктистов рассказывает, что у великого человека «хватало времени читать не только распространённые, но и самые ничтожные газеты, следить в них не только за передовыми статьями или корреспонденциями, но даже (говорю без преувеличения) за объявлениями, подмечать такие мелочи, которые не заслуживали бы ни малейшего внимания. Беспрерывно я получал от него указания на распущенность нашей прессы, жалобы, что не принимается против неё достаточно энергичных мер». Находя крамольные статьи, Победоносцев отправлял их со своими пометками министру внутренних дел для принятия немедленных санкций.
