Стелла вся словно чуть подалась куда-то. Взгляд ее мгновенно становится сосредоточенно-отсутствующим, будто какой-то внутренний голос вдруг окликнул ее по имени. Осторожно-осторожно, слабо волоча ноги, с короткими передышками, направляется из спальни в кухню, придерживаясь за списку стула, дальше – за край стола, как слепая, как заслушавшаяся чего-то.

(Застегивает и заправляет рубашку в брюки, не слыша ответа Стеллы, повторяет.) Ну, разве не счастливы мы были? Плохо нам с тобой было вдвоем? Пока она не пожаловала к нам… эта!.. То ей не так, и это не этак, а я ей – обезьяна… (Замечает, что со Стеллой что-то творится.) Эй, Стелла, что с тобой? (Подбегает к ней.)

Стелла (еле слышно). Проводи меня в больницу.

Он поддерживает ее и, тихо уговаривая, ведет к двери. Шепот его слышен все слабее. Ушли.

Голос Бланш (напевает тихо и тоскливо).

Немного позднее. Бланш, вся сгорбившись, в неудобной, напряженной позе, сидит в кресле, обитом диагональю в зеленую и белую полосу. Она в ярко-красном атласном халатике. На столе перед ней – бутылка и стакан. В бешеном темпе звучит мотивчик польки-варшавяночки. Музыка лишь слышится Бланш, и она поет, чтобы избавиться от этого наваждения и от ощущения обступившей ее со всех сторон беды. Губы ее беззвучно шепчут что-то – скорее всего, слова, которые пелись на мотив этой полечки. Рядом – электрический веер-опахало.

На улице появился Митч. В синей спецовке – брюки и куртка из грубой бумажной ткани; небрит. Вышел из-за угла и поднимается на крыльцо. Звонит.

Бланш (испуганно вздрагивает). Кто там?

Митч (хрипло). Это я, Митч.

Полька обрывается.

Бланш. Митч?! Сию минуту. (Заметалась, пряча бутылку в стенной шкаф; закрутилась перед зеркалом, наспех освежая лицо одеколоном и припудриваясь. Она так возбуждена, в таком нетерпении, дышит тяжело, прерывисто. Наконец – готова: подбегает к двери, впускает его.) Митч!.. Да вас, по правде говоря, и впускать бы не следовало – так вы обошлись со мной! Совсем не по-рыцарски. Но все равно… добрый вечер, любимый! (Подставила ему губы.)

Но он словно и не заметил, – проходит, не задерживаясь, будто ее и нет, прямо в квартиру.

(Со страхом глядит, как он прошествовал мимо, в спальню.) Боги мои, какая неприступность! И что за странный наряд… Да еще и небриты! Какое неуважение к даме… Но я вас прощаю. Прощаю, потому что вы пришли – и сразу на душе легче стало. Ваш приход угомонил эту польку, мотив которой засел у меня в голове – не отвяжешься. А у вас не бывает такого – засядет что-нибудь в голову, и никак не избавишься, нет? Да нет, конечно, вам ли, красная девица, с вашей-то силищей мучиться от навязчивых идей!

Все это время, пока она не подошла к нему, он не спускает с нее тяжелого, пристального взгляда. По всему заметно, что по дороге сюда он порядком хватил.

Митч. А без этого – никак нельзя обойтись? (Показывает на электрический веер.)

Бланш. Можно.

Митч. Неприятная штука.

Бланш. Так выключим, милый. Я и сама их недолюбливаю. (Нажала кнопку выключателя, и электровеер, чинно откланявшись, замер. Смущенно откашливается, глядя, как Митч заваливается на постель в спальне и закуривает, но возразить не решилась.) Не знаю, найдется ли у нас что-нибудь выпить… еще не успела посмотреть.

Митч. Это – Стэна… не надо мне его пойла.

Бланш. А это – не его. Не все же здесь принадлежит обязательно Стэну. Есть в этом доме что-то и мое собственное. Что с вашей матушкой, Митч? Ей, видимо, хуже?

Митч. Откуда вы взяли?

Бланш. Но ведь у вас же что-то случилось?.. Нет, нет, не бойтесь, никакого перекрестного допроса не последует. Напротив, я… (Рассеянно, словно собираясь с мыслями, потерла лоб.)

Снова, словно приплясывая, вступает мотив полечки.

…я постараюсь сделать вид, будто совсем не замечаю в вас никакой перемены. Ну вот… опять эта музыка!

Митч. Какая еще музыка?

Бланш. Да все та же! Полечка, которую играли, когда Аллан… Погодите-ка! – сейчас, сейчас…

Далекий револьверный выстрел.

(Словно тяжесть с плеч.) А, вот и он… выстрел! После него она, как правило, умолкает.

Полька постепенно замирает.

Да… вот и перестала.

Митч. Вы что сегодня – чокнутая?

Бланш. Сейчас посмотрим, не найдется ли у нас чего… (Подходит к стенному шкафу, притворяясь, что не знает, найдется там бутылка или нет.) Да, к слову, вы уж извините – не одета. Но ведь я, в сущности, уже совсем было поставила на вас крест. Вы что же, забыли, что званы на ужин?

Митч. А мне уже и видеть вас больше не хотелось.

Бланш. Минуточку. Мне здесь не слышно, а вы так скупы на слова, что не хотелось бы упустить ни одного слова… Но что же я, собственно говоря, искала? Ах да… что-нибудь выпить. Мы тут весь вечер веселились до упаду, так что я и правда чокнутая. (Делает вид, что неожиданно для себя напала на бутылку.)

Он, закинув одну ногу на постель, смотрит на Бланш с брезгливостью.

Так, что-то нашлось. А вы, я вижу, по-южному, со всеми удобствами… Что же у нас тут такое, а?

Митч. Раз не знаете, значит, не ваша.

Бланш. Снимите-ка ногу с постели. Прямо на белое покрывало! Да, да, вам, мужчинам, до таких мелочей и дела нет. А я столько труда положила, чтобы навести в этом доме порядок.

Митч. Да уж, только вашими молитвами…

Бланш. Но вы же видели, что здесь было раньше, до моего приезда. Ну, а теперь… посмотрите только! Не комната – игрушка. И уж теперь так и поведется, у меня на этот счет строго… Не знаю, с чем это смешивают… или прямо так? М-м-м… сладко. Очень сладко… Ужасно сладко… Ба, да это же ликер… ну конечно! Да, да, так и есть – ликер.

Митч только проворчал что-то.

Боюсь, вам он будет не по вкусу. Попробуйте все-таки, а вдруг – понравится?

Митч. Сказано вам было – не надо мне ничего из его запасов; сколько раз повторять! Да и вам нечего налегать, раз это его, а не ваше. Он и то уж жалуется, что вы набросились на его виски, как бешеная кошка.

Бланш. Что за бред! И вы еще повторяете… вот уж чему никогда бы не поверила. Но я-то выше этого и не удостаиваю такое подленькое оговаривание даже ответа.

Митч. Х-ха!

Бланш. Что все это значит? Вы что-то задумали. По глазам вижу…

Митч (вставая с постели). Что ж мы все сумерничаем?

Бланш. А мне так больше нравится. В сумерках как-то уютней.

Митч. Да я, кажется, так ни разу и не видел еще вас при свете.

Бланш беззвучно рассмеялась.

Ну да, ни разу.

Бланш. В самом деле?

Митч. Днем – ни разу.

Бланш. И по чьей же вине?

Митч. Днем вы не желаете показываться – все время так.

Бланш. Да что вы, Митч, ведь днем вы на заводе.

Митч. Но ведь есть же воскресенья. Сколько раз я вас звал в воскресенье погулять днем, и вечно у вас наготове отговорка. До шести вас не вытащишь, а там, глядишь, всегда найдется местечко, где света поменьше…

Бланш. Сами вы что-то темните, Митч, – никак не возьму в толк, что у вас на уме.

Митч. Да ничего особенного, Бланш. Просто я хочу сказать, что до сих пор так и не имел случая разглядеть вас по-настоящему. Так давайте-ка включим свет, а?